Красная весна

Сталина похоронили со слезами на глазах и со вздохом внутреннего облегчения. Освободиться хотели от него не как от автократа, а как от носителя духа всепроникающего воительства и от самого этого духа. Хотелось не только формального освобождения, но и чего-то большего. Хотелось не френча, а дядьки в косоворотке. Внутренне мирного, довольного, упитанного. Да, этот внутренне мирный дядька чуть было не развязал ядерную войну. Ну так — знай наших! Хотелось ведь освобождения от всевоительности, а не капитуляции. Грозится дядька показать им кузькину мать? Правильно делает! Но реальную мировую ядерную войну такой дядька, явно и наглядно отторгающий всевоительность, развязывать не будет. А исполненный всевоительного духа усатый человек во френче… он с войной на ты. Он ничего кроме нее не знает, не хочет знать и, главное, не принимает внутренне. Чур нас от этого! И от усатого аскета, и от всего, что с ним неразрывно связано.

Сталина надо было не только похоронить. И даже не только осудить за определенные ошибки. Его надо было так удалить из новой эпохи, чтобы вместе с ним ушел и всевоительный дух. Освобождались не от Сталина — от эпохи. На тот период от предыдущей эпохи освобождались без особого надрыва. С достоинством… Уважительно… Но…

Одно дело — умиляться песней Окуджавы про «комиссаров в пыльных шлемах». И другое дело — иметь под боком не песенного, а натурального комиссара…

Пошедшего по этапу.

Бежавшего.

Реально грабившего, то бишь осуществлявшего «эксы» (экспроприации).

Свирепствовавшего в ходе Гражданской войны.

Перегрызшего горло всем другим кровожадным хищникам, вместе с которыми давил беляков в гражданку (вожди гражданской овечками не бывают).

Готовившего войну и победившего в войне.

Ни с чем, кроме войны, не связанным. Ничего, кроме нее, не понимающим и не любящим…

И чтобы такой дядька, с таким всепроникающим норовом организовывал нашу, наконец-то мирную, жизнь?.. Да что они там, наверху, совсем с ума посходили?

А там, наверху, кожей чуяли, что обустраиваться в мирной эпохе во главе со Сталиным — это всё равно, что по пешеходной полосе на тяжелом танке ехать.

Освободиться от духа прежней эпохи, дабы укорениться в эпохе новой! — этого требовали, сами до конца не отдавая себе в этом отчет, широкие слои населения. И это выполнила элита.

Байкам Хрущева о Сталине поверили потому, что надо было освободиться от связанного со Сталиным духа. Освободились — и понеслась… Освобождаться, разрывая с целой эпохой, восхваляя все ее атрибуты и отторгая ее дух — дело небезыздержечное. Потому что отторгнутая эпоха превращается в своеобразную фурию, которой ты боишься так, как дети боятся Бабы-яги. Именно так боялись «сталинизма» те, кто начал осваивать мир, освобожденный от всевоительства.

Историкам хорошо известны такие страхи. Страх перед бонапартизмом, страх перед новыми Робеспьерами… Но столь же хорошо известно и лекарство, позволяющее хоть отчасти излечиться от подобного рода страхов. Да, отчасти! «Знаете, почему в центре Парижа такие широкие улицы? — спрашивал меня один француз. — Чтобы удобнее было расстреливать революционные толпы. Я не шучу! Это — исторический факт».

Итак, до конца освободиться от соответствующих исторических страхов невозможно. Но тем не менее…

Если уж ты взялся переходить от эпохи всевоительства (она же — эпоха линейной мобилизации) к эпохе, осваивающей прелести «невсевоительного жития», — меняй экономику! Меняй тактично и аккуратно! Сначала — экономику, потом и политику тоже! Причем — именно в этом порядке. И — не упускай власть до той поры, пока не завершился переходный период.

Сохранять, уходя от линейной мобилизации, административно-распределительную систему, всевластие одной, в новых условиях всё менее популярной идеологии, жесткий партийный диктат можно только при крайней узости мышления, компенсируемой мощнейшими хватательными рефлексами.

Тут — либо-либо. Либо та или иная всевоительность. И тогда можно распределительную систему сохранять, идеократию совершенствовать, однопартийность правильным образом использовать и т. п.

Либо — любая всевоительность отбрасывается, и тогда, сказав «а», быстро говори «б» и правильным образом иди к концу алфавита.

Говоря об отбрасывании любой всевоительности, я утверждаю, что кроме всевоительности сталинского типа (она же — линейная мобилизация) может иметь место и другая всевоительность (она — же мобилизация нелинейная). При этом нелинейная мобилизация, в отличие от линейной, может сохранять эффективность на очень длинных временных интервалах.

Приведу наиболее наглядный пример. Два народа ведут многолетнюю войну на выживание. Оба народа понимают, что поражение в этой войне приведет к уничтожению победителем побежденного. Соответственно, оба народа мобилизуют все силы по принципу «всё для фронта, всё для победы». Понимая, чем чревато поражение в этой войне лично для каждого, любой живущий на территории враждующих государств вовлекается в войну постольку, поскольку осознает ужасные последствия поражения и невероятную важность победы. Лозунг «Победа или смерть!» приобретает для каждого не политический, не декларативный характер. Ибо поражение чревато для каждого чудовищными последствиями. Причем последствиями несомненньми.

Разве мало было таких войн в прошлом? Чем для троянцев обернулась победа ахейцев? Физическим уничтожением одних, угоном в рабство других, сожжением Трои. Как должны воевать троянцы с ахейцами, понимая последствия своего поражения? В режиме этой самой долговременной линейной мобилизации. Все ощущают себя мобилизованными на войну вплоть до ее окончания. Да, именно все: и те, кто непосредственно воюет, и те, кто, к примеру, кует оружие. Никто же из оружейников не скажет воину, пришедшему получить новый меч вместо сломанного: «Заплати — получишь оружие!» Нет, меч отдадут даром: «Иди, воюй! Спасай меня, мою семью, мой дом, мою мастерскую. Лучше даром отдать тебе оружие и потерять часть своего достатка, чем потерять и весь достаток, и жизнь».

Но даже в этой крайней ситуации все жители Трои, вовлеченные в подобную войну, понимают: рано или поздно война кончится. И как хорошо тогда заживем! Все снова станем мирными людьми, кроме, конечно, наших профессиональных воинов. Мы этими воинами будем восхищаться! Мы снабдим их всем необходимым по высшему разряду («Народ, не желающий кормить свою армию, вскоре будет кормить чужую»). Но сами мы начнем честную, трудовую, полноценную мирную жизнь. Ее начнут и люди мирных профессий, прекратив «воевать в тылу» (ибо нет уже ни фронта, ни тыла) и начав трудиться по законам мирного времени (я в эти доспехи вложил и материалы, и труд, хочешь в них облачиться — заплати!). Ее же начнут и временно мобилизованные на войну люди, вернувшиеся к мирной жизни. А как иначе? Ахейцы не стоят у стен Трои! И нет необходимости мобилизовывать всех, кто может носить оружие! Мы такую ораву не прокормим, не вооружим. И чем она заниматься будет? Разлагаться в мирное время. Да и не захотят оставаться в войске те, кто пошел на войну, чтобы защитить свой дом и свою семью! Эти люди хотят вернуться к своим любимым мирным профессиям: пахать землю, печь хлеб, строить дома. Они героически воевали до тех пор, пока была витальная необходимость. Теперь ее нет. Ни государству не нужно продолжение их воинской службы, ни им самим. Они сохранят память о славных воинских делах! Они с радостью отдадут армии часть своего достатка! Они пошлют на срочную службу своих сыновей. И скажут им: «Верно служите Родине». Но у них свой жизненный удел. И, кстати, если они от него откажутся, государство начнет слабеть. И рухнет под непомерной и никому не нужной военной нагрузкой. Так ведь? А раз так, то перекуем мечи на орала! Оставив нужное количество мечей, разумеется. И отдав их в нужные, профессиональные руки («Есть такая профессия — Родину защищать»).