Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 71

Изложенные мною закономерности не имеют никакого отношения к теории заговора. Кроме того, одно дело — теория заговора (она же — конспирология) и совсем другое — исторические, социологические и иные исследования реальных заговоров. Что в истории реальнее и несомненнее заговоров? И, наконец, что такое — по определению! — мощная антисоветская группа, работающая на разрушение советской системы и советского общества? Разве это можно назвать иначе, чем «группа заговорщиков»?

Но, тем не менее, мои рассуждения — не только не «теория заговора», но и не аналитика и не история конкретного антисоветского заговора. Нет, рассуждения эти — лишь очередная вариация на вполне проработанную учеными тему «спецслужбы тоталитарной страны как единственный субъект, способный разрушить тоталитаризм», — эта тема давно обсуждена социологами разного профиля.

Так какая же группа заговорщиков привела к власти Горбачева? И помогла ему осуществить подлый замысел? И что сталось с этой группой после того, как она добилась успеха? Ведь в таких случаях осуществившие свой замысел группы в принципе не могут испариться. Да и зачем им «испаряться», если они добились своего?

Добились своего… Но чего, собственно, добились заговорщики? Личного обогащения? Но тогда они не заговорщики, а обыкновенная банда. А это не так или как минимум не вполне так. Разрушения своего государства во имя торжества государства американского? Но тогда они не заговорщики, а элементарные агенты. Что опять же как минимум не вполне соответствует подлинному статусу этих людей, их мировоззрению, целеполаганию и самооценке. Многолетние занятия, призванные дать сколько-нибудь внятный ответ на этот вопрос, встречи и длинные доверительные беседы с теми, кто так или иначе соприкасался с заговором, убедили меня, что в его ядре находились элитные спецслужбисты, обладавшие и немеркантильным, стратегическим целеполаганием, и волей к осуществлению своего, на мой взгляд, вполне преступного, но далеко не элементарного замысла. За вычетом огромного числа деталей и вариаций, их логика может быть сведена к следующему:

Первое. Капитализм оказался гораздо более гибок и жизнеспособен, чем это можно было предположить.

Второе. Коммунистическая революция на Западе не произойдет именно по этой причине. Запад научился добывать для своего населения необходимый ресурс, эксплуатируя весь остальной мир. Запад обеспечил своему населению определенный уровень благосостояния. Запад создал человека-потребителя и насытил элементарные потребности созданного им человека, обезопасив себя от восстания усыпленных потребительством масс.

Третье. Советский Союз не может грабить мир так, как грабит его Запад. А значит, он не может и насытить потребности своего потребителя. Любая же другая модель человека, не требующая потребительского благоденствия и основанная на аскетизме и мобилизации, потребует слишком радикальных перемен, несовместимых ни с интересами правящего политического класса, ни с благодушными чаяниями очень крупных социальных групп. При этом подобная трансформация (накаленная идеальная воскрешенная мессианская страсть, радикальное очищение достаточно подгнивших и размагниченных элит), скорее всего, приведет к ядерной войне с Западом. Вообще, любой негибкий сценарий — и с возвращением к мессианству, и без возвращения к оному — сделает крайне, бесповоротно вероятной большую ядерную войну на рубеже XX и XXI века.

Четвертое. Сильный идеологический разогрев населения маловероятен и чересчур опасен. Отказ от этого разогрева неизбежно приведет к поощряемому Западом неотрадиционализму. При этом существенная часть нерусского населения станет всё в большей степени попадать в орбиту ислама.

Пятое. Именно в той части СССР, где наиболее активно будут протекать процессы исламизации, рост населения окажется особенно бурным.

Шестое. Раньше или позже любой сценарий развития СССР, кроме чересчур опасного мобилизационно-мессианского, потребует той или иной демократизации. Бурный рост исламского населения приведет к тому, что демократически избранная власть может перейти к ставленнику этой части советского населения. Это роковым образом скажется на судьбе уменьшающегося собственно русского населения.

Седьмое. Социально-экономические процессы рано или поздно потребуют еще большего расширения СССР. При этом восточно-европейские страны будет всё труднее удерживать в коммунистической зоне, потому что именно на них будет наиболее пагубно сказываться соблазн западного потребительства. Расширяться придется в Азию. А это окончательно поставит крест на русской коммунистической сверхдержаве. Не зря ведь Сталин так боялся слияния СССР с коммунистическим Китаем, равно как и любых других слишком плотных отношений с коммунистической Азией.

Восьмое. Любое расширение советской сверхдержавы в сторону Азии (а без этого вскоре нельзя будет удержать социально-экономические позиции в глобализирующемся мире) резко усилит риск ядерной мировой войны. А он и без этого растет с каждым годом.



Девятое. Сочетание потребительства с развитием эффективно только в пределах современного западного капитализма. Попытка же развиваться на принципиально иных основаниях сопряжена со слишком высокими издержками для советской элиты. Да и для всего общества. Если же не включить никакого механизма развития, то проигрыш капитализму становится неминуемым.

Десятое. Исходя из пп. 1–9, оптимальным является вариант вхождения СССР в Европу. При этом лучшим партнером, естественно, является Германия как наиболее мощное европейское государство. Ради укрепления отношений с Германией можно пожертвовать очень и очень многим. Прежде всего, конечно же, ГДР. Но — и не только.

Одиннадцатое. Вхождение в Европу потребует возврата СССР на капиталистический путь, отделения от СССР избыточно азиатских окраин, проведения в освобожденной от этих окраин России форсированной капиталистической модернизации.

Двенадцатое. Возврат России к капитализму снимет тканевую несовместимость между Россией и Европой. Войдя в Европу, Россия станет самым мощным европейским государством. Вдобавок ко всему — подавляюще превосходящим другие европейские государства в плане совокупной военно-стратегической мощи.

Тринадцатое. После построения в России «нормального» капитализма и вхождения России в Европу у американцев не будет никаких оснований для военного присутствия в Европе.

Четырнадцатое. Европейско-российское государство будет самым мощным на планете. Объединение русского сырья с немецкой промышленностью способно сотворить экономическое чудо.

Пятнадцатое. Как только начнется бурный рост российско-европейского государства, США сильно ослабнут или даже рухнут.

Шестнадцатое. В объединенной российско-европейской сверхдержаве Россия будет самым сильным слагаемым.

Семнадцатое. Когда это всё произойдет — подумаем, как распорядиться оказавшимися в наших руках возможностями.

В том реальном СССР, который мое поколение знает не по политическим триллерам, невозможно было даже обсуждать такие семнадцать пунктов (вдруг почему-то вспомнились «Семнадцать мгновений весны») без того, чтобы нарваться на крупные неприятности. Кто-то обязательно кому-то сообщит о странном начинании. Встревоженность странностью начинания наложится на разного рода карьерные и прочие дрязги. И — пиши пропало.

Тут недостаточно запрятать антисоветское начинание в зону спецслужбистской (то есть провокативной по своей профессиональной природе) борьбы с антисоветской заразой. Конечно же, это единственный шанс на успех фактически безнадежного начинания. Но настоящий шанс возникнет, только если начинание будет санкционировано лично шефом спецслужбы, которой положено заниматься борьбой с антисоветизмом и антикоммунизмом. Борьба с такой скверной была возложена на КГБ СССР. Разумеется, наряду с массой других обязанностей — ловлей шпионов, например, а также внешней разведкой, военной контрразведкой и так далее.