Страница 70 из 89
Да, он не верил Мусе… И в любом случае в своем неверии был прав, ибо доверчивость в его профессии означала неизбежную катастрофу.
«Калечит ли эта наша холодная и ежечасная подозрительность душу? — невольно задумался Пакуро. — Ожесточает ли сердце? Вероятно… Но ведь это — не порок, а всего лишь — инструмент. Другое дело — когда инструмент ремесла становится частью личности… И тогда, во всем узревая затаенные капканы и подвох, становишься либо мизантропом, либо попросту трусом…»
Десятый отдел
С осетином Резиком, давшим признательные показания, все стало ясно после получаса общения: фигура была отыгранной, не представляющей ценности в дальнейшей разработке Гоги, и являла собой первого разоблаченного фигуранта по начавшемуся оперативному делу, чей итог пока был далек и неведом.
Проводив Пакуро, начальник десятого отдела отправился к дежурному офицеру, с удовлетворением сообщившему о работе оперов в городе: Гога благополучно передал автоматы своему кредитору и, как только кредитор проследовал на личном автомобиле в свой загородный дом, тут же был повязан на посту ГАИ. Операция прошла вполне естественно и органично.
Через несколько часов, просмотрев видеозапись «бартерной» сделки, задержанный очень откровенно поведал о всех связях своего доблестно расплатившегося с ним должника. Одновременно — выразив несомненную готовность номер один к сотрудничеству с РУБОП. При этом добавил, что Гога, испытывающий ныне серьезные материальные затруднения, остался должен ему еще тысячу долларов. Это была своего рода зацепка… И медлить с ней, как решили на вечернем совещании, не стоило.
Оглядев оперов взором искушенного режиссера, шеф десятого отдела выбрал троицу, кого отличало крепкое телосложение, волевые физиономии и испытующе-грозные взоры исподлобья.
И утром следующего дня данная троица, увешанная златыми цепями, позаимствованными из реквизита, с нарисованными на пальцах наколками, сноровисто запихнула вышедшего из подъезда «оружейника» в БМВ с затемненными стеклами. Разговор начался без экивоков и без елейной дипломатии, напрямик:
— Ты за что, гад, нашего кореша ментам вломил?
— Да вы чего, ребята…
— Мы его страховали, понял, гнида?! И все видели, понял! Его на первом же посту ГАИ приняли! И мы уже сутки как окрестности вокруг твоей хибары пасем, а никакой ментовской «наружки» нет! А менты — не шляпы, тебя бы уже свинтили, козла! Ну, колись!
— Да я… да сукой буду! — Возмущенная слюна пенилась на сизых губах Гоги.
— Да ты уже… Ты нам дело стуком своим завалил! На двести штук из-за тебя пролетели! Да еще и человека теперь спасать надо! А знаешь, сколько следаку надо бабок ввинтить, чтобы он меру пресечения поменял? Десятка зеленых — минимум! А в довесок — и наши стволы в конфискацию ушли! Олег, пускай движок, едем этого дятла ощипывать!
— Мужики, да вы чего?!.
— Мужики поле пашут! Вперед, Олег!
Готовый к сотрудничеству кредитор, по легенде уже находящийся под подпиской о невыезде, также выразил свое большое недоверие Гоге.
Взволнованный разговор двух бывших дружков происходил в стенах конспиративной квартиры.
— За штуку баксов решил подставить меня?! — бушевал кредитор. — Теперь по твоей милости мне в бега подаваться?! А ребятам дело сорвал, сволочь!
— Да ни при чем я! А если стволы нужны, у меня еще два имеются… По закупке отдам!
— Стволы-то чистые? — вопросил угрюмо, но и миролюбиво один из оперов.
— Мамой клянусь!
— В общем, так, — жестко произнес опер, играющий роль старшего среди бандитов. — Поживешь у нас. Если все в ажуре состоится, получишь бабки и вернешься домой живым. Как с ним беда приключилась, — кивнул на кредитора, — выясним. Но если твоя была наводка, то…
— Да я… — И дрожащие руки Гоги истово прижались к впалой груди. — Чтобы я в гнилой заход…
— Где стволы?
— У кореша в гараже…
— Едем!
Два «калашникова», обернутых в мешковину, действительно обнаружились в гараже одного из приятелей Гоги. Сделка таким образом состоялась. И живой невредимый Гога, переживший большое нервное потрясение, скоро вернулся под сень родимого крова, вспоминая поговорку, что, дескать, нет худа без добра, и отныне он, пусть и потеряв килограмм изношенных до ветхости нервов, обрел зато надежных партнеров для реализации огнестрельного товара, регулярно, как оказалось, поставляемого ему из Абхазии.
На месте Гоги поговорочку следовало бы перефразировать так: нет, худо, оно — без добра…
Но Гога, воодушевленный обретением благородной уголовной компании, честно расплачивающейся за товар, а потому, следовательно, дорожившей его жизнью, ни о каком худе уже не думал, и через неделю привез для реализации новые стволы. За что был удостоен высокой чести личного знакомства с авторитетом Андреем — то бишь, начальником одного из подразделений десятого отдела.
Андрей — широкоплечий, немногословный, мрачноватый, с пронзительным взором как бы отчужденных от всего глаз, произвел на вертлявого Гогу большое и уважительное впечатление.
Брезгливо кривя губу, Андрей, сидя в кресле, почтительно окруженном его «шестерками», неторопливо рассуждал, обращаясь в первую очередь к Гоге:
— Ты, вижу, пацан честный, хотя имелись сомнения, не скрою… И капитальные, между прочим, сомнения…
— Так ведь… выправилось! — радостно воскликнул Гога и — осекся под буравящим взором старшего товарища.
— Выправилось, да не наладилось, — молвил авторитет с ноткой сокрушения. А затем, снисходительно, как добрый папаша оглядев честную компанию, словно неразумных отпрысков, добавил: — Ну и чего вы, парни, по мелочам-то суетитесь, не понимаю?.. Туда ствол, сюда ствол, одна мелькотня… А вот у меня тут солидный имеется заказ, а потому и разговор к тебе основательный… — Доверительно протянул ладонь в сторону Гоги.
— Да-да… — Тот услужливо наклонился корпусом к важной персоне.
— Заказ такой: двести пятьдесят «калашей», маслята, десять гранатометов… Работай, заколачивай бабки…
Гога, впав в некоторое раздумье, сокрушенно выдохнул воздух через нос. Покачал головой в сомнении.
— Чего, кишка тонка? — презрительно усмехнулся Андрей.
— Надо с людьми говорить… В одиночку такую партию…
— А она хоть есть, партия эта?..
— Да там такого добра, как грязи! — отмахнулся Гога. — Но вот транзит…
— Ну так мы поможем! — Андрей привстал. — У меня пацаны боевые, к трудностям не привыкать… По рукам и по ладоням?..
— Сегодня же буду пробивать вопрос…
— Вот это — по-нашему!
Основной жизненной специальностью Гоги в течение долгих лет была мелкая спекуляция. На ней в эпоху покойного социализма он и погорел, впервые познакомившись с тюрьмой, но, выйдя на свободу, специальности не изменил, переквалифицировавшись лишь нынешний конъюнктурный товар. Товар прошлый — американские сигареты и видеокассеты в актуальных временах редкостью не являлся, а поскольку прибыльная спекуляция держится исключительно на дефиците, то, как ни верти, но при любом политическом режиме неизменно сочетается она с уголовным кодексом. Ибо получить сверхприбыли в демократическом обществе возможно, торгуя лишь товаром подпольным, и если товар — сигареты, то обязательно — контрабандные, а коли кассеты — то пиратские. Но вот оружие — оно везде и всегда приносило дивиденды баснословные, и Гога, как он полагал, выбрал для себя наиперспективнейшее направление.
Однако в предложенной ему масштабной сделке верх над желанием крупной наживы одержала сущность спекулянта именно что мелкого, заставив его схитрить, а хитрость эта диктовалась элементарной трусостью… И потому, поразмыслив, заявил Андрею — так или иначе пропащему головорезу, что, мол, его, Гогу, удовлетворит в намечающемся предприятии мелкий процент за коммерческое сводничество, ибо слаб он стал здоровьем, а от нервных потрясений последнего времени получил ослабление зрения, дрожь во всех сочленениях и для оперативной бандитской работы негоден, что в состоянии подтвердить любая медкомиссия, в том числе и самая бездушная тюремная.