Метафизика пола

Правило Гангрского собора I: "Аще кто порицает брак, и женою верною и благочестивою, со своим мужем совокупляющеюся, гнушается, или порицает оную, яко не могущую внити в Царствие, да будет под клятвою" (Ап. 5, 51; трул. 13; гангр. 4, 9, 10, 14).[1002]

Преподобный Максим Исповедник, как бы приоткрывая завесу над многогранностью эротической любви, писал: "Причина зла при распущенности — желание, действующее вопреки смыслу. Но само по себе желание — благотворящая сила, устремляющая словесных к истинному Благу, а бессловесных к тому, что необходимо для продолжения их рода"[1003].

Известные запреты — а они есть в любой традиции, но почему-то ни ислам, ни иудаизм, ни традиции Дальнего Востока Эвола не называет морализмом — носят прежде всего онтологический характер. Они связаны с глубокой поврежденностъю всего антропокосмоса грехопадением. В условиях пространственно-временных пределов, порожденных утратой райского состояния, превышение предела андрогината двоих с порождением третьего, то есть то, что именуется прелюбодеянием, оказывается в той или иной мере поруганием образа и подобия Пресвятой Троицы в человеке, болезненным препятствием на пути теофании и встречной "антропофании". Существуют также онтологически обусловленные запреты на "воровское" восхищение сверхчеловеческих форм в человеческой плоти — в этих случаях "отрадой сакрального" является ощущение стыда или даже "мерзости", которые оказываются естественной защитой неочищенного человека. Вспомним запрещение на изображение человеческого лица в Первом Завете — оно сохранено до сих пор в иудаизме и исламе. Тогда это воспринималось как "мерзость", но "мерзость" была оградой сакрального. Боговоплощение стало одновременно и разрешением человечества от этих уз, что дало возможность развитию не только иконописи, но и вообще изобразительного искусства. Мы ничего не знаем о "новой земле и новом небе" и не будем "восхищать" этого знания — всякое "украденное" знание искажено и гибельно. Следует помнить одно — до Второго и славного Пришествия Христова онтологические запреты следует исполнить и претерпеть до конца, ибо только "претерпевший же до конца спасен будет" (Мф. ХХIV,14).

Более того, пролитая "за всех и за вся" Кровь Христова дает возможность в случае поругания в человеке образа и подобия Божия их восстановления даже во времени. Тем самым не отменяется, а преодолевается закон кармы. "Приходящаго ко Мне не иждену вон", — говорит Спаситель — "не иждену" в область роковой кармической зависимости, "самсарического" вращения, "экзистенциальной диалектики палача и жертвы", воплощением чего часто выступает в том числе и общественная мораль. Церковь не карает, а спасает — если, конечно, речь идет именно о Церкви, то есть о мистическом Теле и Невесте Христовой, а не о всегда возможных исторических и национальных искажениях.

Любовь не только не отвергается христианством, но христианство само и есть любовь, причем развернутая в эсхатологической перспективе, любовь, полный смысл которой может быть проявлен по изменении всего мироздания. Именно это имеет в виду Апостол Павел в своем "Гимне любви" (I Кор., 13). Приведем его полностью:

[Церковнославянский]

"Аще языки человѣческими глаголю и ангельскими, любве же не имамъ, быхъ [яко] мѣдь звенящи, или кимвалъ звяцаяй.

И аще имамъ пророчество, и вѣмъ тайны вся и весь разумъ, и аще имамъ всю вѣру, яко и горы преставляти, любве же не имамъ, ничтоже есмь.

И аще раздамъ вся имѣнiя моя, и аще предамъ тѣло мое во еже сжещи е, любве же не имамъ, ни кая польза ми есть.

Любы долготерпитъ, милосердствуетъ; любы не завидитъ, любы не превозносится, не гордится,

не безчинствуетъ, не ищетъ своихъ си, не раздражается, не мыслитъ зла,

не радуется неправдѣ, радуется же о истинѣ:

вся любитъ [покрываетъ], всему вѣру емлетъ, вся уповаетъ, вся терпитъ.

Любы николиже отпадает, аще же пророчествiя упразднятся, аще ли языцы умолкнутъ, аще разум испразднится.

От части бо разумѣваемъ, и от части пророчествуемъ:

егда же прiидетъ совершенное, тогда, еже от части, упразднится.

Егда бѣхъ младенецъ, яко младенецъ глаголахъ, яко младенецъ мудрствовахъ, яко младенецъ смышляхъ: егда же быхъ мужъ, отвергохъ младенческая.

Видимъ убо нынѣ якоже зерцаломъ въ гаданiи, тогда же лицемъ къ лицу: нынѣ разумею от части, тогда же познаю якоже и познанъ быхъ.

Нынѣ же пребываютъ вѣра, надежда, любы, три сiя: больши же сихъ любы."[1004]

Совершенно очевидно, что под любовью Апостол не может понимать какую-то одну ее "разновидность". Это сугубо подчеркивает именно перевод с греческого на славянский язык, в котором слово "любовь" — "любы" — изначально употребляется во множественном числе. Всеобъемлющая любовь включает в себя и эротический, и агапический (нисходяще-жалеющий), и лишь в последнюю очередь филантропически-моральный аспект. И если обособленно эротический аспект превращается в чистую похоть и способен сколлапсировать в блуд и прелюбодеяние, то обособленно-"филантропический" вырождается в лицемерную социальную "праведность" демократии или же тирании общественных коллективов. Только полноценная, всеобъемлющая любовь пребудет всем и во всем, когда и "пророчества умолкнут, и знания упразднятся", то есть после конца земного мира, по воскресении из мертвых.

Подробно изъяснен смысл понятий "любовь" и "эрос" в "Corpus Areopagiticum". При этом св. Дионисий Ареопагит различает виды "эроса", точнее, его грани. Цитируя в трактате "О Божественных Именах" (4,15,16) "гимны о Любви святейшего Иерофея", он пишет: "Назовем ли мы Эрос Божественным либо ангельским, либо душевным, либо физическим, давайте представим Его себе как некую соединяющую и связующую Силу, подвигающую высших заботиться о низших, равных общаться друг с другом, а до предела опустившихся вниз обращаться к лучшим, пребывающим выше". И далее: "Мы назвали многие, из единого Эроса происходящие Его виды, перечислив их по порядку, как то знания и силы, пребывающих в мире и над мирных Любовей, где превосходствуют, в соответствии с предложенной разумом точкой зрения, чины и порядки разумных и умственных видов Эроса, вслед за которыми умственные-в-собственном-смысле-слова и Божественные стоят выше других поистине прекрасных тамошних видов Эроса. Они подобающим образом у нас и воспеты. Теперь, собрав их все в единый свернутый Эрос, давайте соберем и сведем из многих и их общего Отца, сначала слив в две из них все вообще любовные силы, которыми повелевает и предводительствует совершенно для всего запредельная Причина всякого эроса, к каковой и простирается соответствующая каждому из сущего образу общая и для всего сущего Любовь".

"Пойми, как великий Иерофей философствует о достохвальном эросе наилучшим образом, — комментирует преп. Максим Исповедник, — первым делом называя эрос Божественным, поскольку запредельной и беспричинной Первопричиной небесного эроса является Бог. Ибо, если, как сказано выше, эрос это и есть любовь, ибо написано "Бог есть любовь" (I Ин., 4, 8), то ясно, что Бог — это всех объединяющий Эрос, или Любовь. От него она переходит к Ангелам, почему он назвал ее и ангельской — у них в особенности обнаруживается Божественная любовь к единству. Физическим же он называл эрос бездушных и бесчувственных существ, соответствующий их естественной склонности. И они устремляются к Богу своим жизненным, то есть естественным движением (там же, с.131).

1002

Как известно, этот собор был созван против последователей Евстафия, епископа севастийского, проповедовавших противоевангельский аскетизм, вследствие чего и все правила этого собора, вызванные ложным учением евстафиан, осуждают в отдельности каждый пункт этого учения, предавая каждого его последователя анафеме (

ανάθεμα έστω

   Данное (1) правило осуждает ложное учение евстафиан о браке.

    В толковании 51 Апостольского правила мы видели, как в самом начале возникновения церкви некоторые гностические секты, исходя из ложного понятия о материи, в силу своих дуалистических принципов (добра и зла), осуждали между прочим и брак. Так, напр., Сатурнин учил, что брак есть вымысел сатаны. Подобно гностикам, евстафиане учили, что брак грешное дело, и каждый христианин должен уклоняться от брака, основывая, впрочем, свое учение не на дуализме гностиков, но на своем извращенном понимании известных мест Священного Писания о воздержании.

(толкование Правила Гангрского собора I) (прим. верст. fb2)

1003

Толкование на Corpus Areopagiticum в кн.: Дионисий Ареопагит. О Божественных Именах. О мистическом богословии. СПб, "Глагол", 1994, пер. Г. М. Прохорова, с. 177.

1004

Синодальный:

1 Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.

2 Если имею

дар

могу

3 И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

4 Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,

5 не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,

6 не радуется неправде, а сорадуется истине;

7 все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

9 Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем;

10 когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.

11 Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.

12 Теперь мы видим как бы сквозь

тусклое

13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.