Кудеяров дуб

— У нее корова — сицилизма, а клячонка — керенщина! — кричал с воза Пошел-Вон. — Вполне политически образованная женщина! Ленин прав, и кухарка может управлять государством, по крайней мере, состоящим из полудохлых кляч и вконец заморенных коров.

ГЛАВА 30

Приехав в город, Брянцев остановил автомобиль у дверей редакции. Домой — потом. Это успеется. Сначала надо посмотреть, как идет дело с газетой, а заодно попробовать выручить Пошел-Вона с его гусями.

Котов стоял, склонившись над столом, и наклеивал на старый газетный лист вырезки корректур — компоновал макет очередного номера. Он на минуту оторвался от работы, чтобы обменяться с Брянцевым парою слов, и снова погрузился в нее — надо было втиснуть в столбец четыре не умещавшихся в нем строки.

— Значит, здесь все в порядке, — решил Брянцев, — машина работает нормально, о подробностях поговорим потом, — и направился к доктору Шольте.

Немец встретил его радостно.

— Знаю уже: доклады в Керчи прошли хорошо. О вашем … Мишке … Да, Мишке? Я верно его называю? О нем прекрасные отзывы. Конечно, и о вас тоже. Ну, рассказывайте подробнее ваши личные впечатления. Главное: как реагировала русская публика?

— На мой доклад — сдержанно, а вот слова Мишки безусловно задели многих за живое.

— Я так и думал, — кивнул головой доктор Шольте. — Следовательно, надо чаще делать такие доклады, на фабриках и даже в колхозах. А направлять на них именно молодых, новых людей. Было бы очень хорошо организовать группы таких пропагандистов и возбуждать там дискуссии. Но пригодных для этого, кажется, мало. Займитесь, подберите способных. Молодых, только молодых … Этого Мишку Ваку… Баку… — Никак не могу запомнить его фамилии, — возьмите лучше к себе в редакцию. Корректора найдем легко, а этот, безусловно, поможет вам подобрать молодых работников в кадр устных пропагандистов.

— Теперь расскажу вам забавный анекдот, — приступил Брянцев к выполнению миссии Пошел-Вона и, усиливая комизм встречи с ним и его гусями, рассказал о ней Шольте. — Надо помочь ему, герр доктор. Кстати, он обещает и редакции и команде пропаганды по пяти рождественских гусей, — добавил вскользь Брянцев.

— Не понимаю, в чем дело. Почему его задержали? Ведь свободная торговля не преследуется? Вероятно, наш солдат заподозрил контрабанду или кражу. Ну, я все это выясню, и наш общий друг не потеряет своих гусей. Однако, обещанное редакции и нам пусть дает! Скажите это ему. Пусть платит натуральный налог. Это будет справедливо, В солдатском рационе нет рождественского гуся.

— Да, еще одно дело, — остановил уже выходившего Брянцева доктор Шольте. — Этот милый старый доктор, заведующий городской санитарией, просит принять на работу его дочь. Она уже приходила. Я дал ей на пробу небольшую статью, но, но… она написала дикую нелепость…

Шольте порылся в аккуратно сложенных на столе бумагах и вытащил исписанный полудетским почерком лист.

— Она пишет: «Атака кирасир», — с ужасом воскликнул немец, подняв лист и потрясая им, — кирасир! Когда во всей нашей армии нет ни одного кирасира! Но взять ее всё-таки нужно, ради милого доктора. Подыщите ей, пожалуйста, какую-нибудь работу.

— Это Мирочка Дашкевич, — улыбнулся, взглянув на подпись, Брянцев, — я ее знаю. Очень хорошенькая девушка, но, кажется, столь же глупенькая. Ну, найдем что-нибудь для нее.

Вернувшись в свой кабинет, Брянцев затребовал по телефону Мишку и позвал к себе всех ведущих сотрудников. К его удивлению, вместе с ними вошла в комнату и Мирочка, свеженькая, разрумяненная легким морозцем, в голубой шубке с большим белым, пушистым воротником. Она издали поклонилась и скромно уселась на краешек длиннейшего редакционного дивана. Пришедший Мишка сел там же, но поодаль от нее.

Брянцев коротко изложил план Шольте.

— Ну, господа, у кого есть какие-нибудь соображения, дополнения, уточнения? — спросил он.

— Мысль, конечно, хорошая, — после некоторой заминки начал Вольский, — но подобрать кадр таких агитаторов будет очень трудно…

— На это дело мы пустим Вакуленко, — перебил Брянцев, — Шольте просил перевести его в редакцию. Поздравляю вас, Миша, — кивнул он студенту, — сообщения об успехе вашего доклада в Керчи нас обогнали. Шольте уже знал о нем, и именно этим вызван ваш перевод.

Мишка даже вскочил от удивления и его щеки густо зарумянились.

— Вот уж не думал. Я ведь так говорил там… от себя просто … Даже без конспекта.

Потому и хорошо получилось. Даже адмирала проняли вашей искренностью. А теперь запряжем вас в новое дело. Вы будете ведущим группы устных пропагандистов. Подберите себе, прежде всего, пять-шесть подходящих ребят или хотя бы двухтрех для начала … Найдете?

— Поискать, так найду. Дружки-приятели у меня везде есть. Найду, Всеволод Константинович, — уверенно ответил Мишка. — Есть у нас такие. Только выявить их надо!

— Я думаю, что с ними будет необходима предварительная работа, что-нибудь вроде бесед или даже семинара, — полувопросительно проговорил Котов.

— Безусловно. И это возложим на Вольского. У него организационные навыки центральных газет. Согласны? Вольский кивнул головой.

— Значит, вступаем на проторенную дорожку советской пропаганды? — криво усмехнулся Крымкин.

— А отчего же нет? — ответил ему Брянцев. — Если выработанный коммунистами метод радикален, то почему не применить его нам? Но вы ошибаетесь. Наша дорожка разнится от советской. Шольте допускает на предстоящих собраниях возражения и даже дискуссии.

— С предрешенным исходом, конечно?

— Исход этих дискуссий будет зависеть от нас самих, от убедительности наших слов, и думаю, что не нами, а самими фактами, самою реальностью он действительно уже предрешен, — холодно возразил Брянцев, — но превращать эти предполагаемые собеседования в демократическую говорильню мы, конечно, не будем.

— Этого не опасайтесь, Всеволод Сергеевич, — горячо вступился Мишка. — Если кто из прежних активистов теперь попробует рот раскрыть, так сам народ ему сразу заткнет. Кому советская житуха мила? Нету таких, кроме, конечно, партийных. Да и те тоже не без рассудка.

В продолжение всего этого разговора Мирочка строго выдерживала принятый на себя серьезный вид, но думала совсем о другом:

«Вакуленку выдвигают, — поняла она из слов Брянцева, — даже руководящую работу ему поручают. Вот уж не ожидала… А впрочем, — взглянула она сбоку на оживленное лицо Мишки, — почему бы и нет? Чем он хуже других? Как я этого прежде не замечала … Или он теперь изменился? Пожалуй, стал даже очень интересным. Только одет ужасно. Хоть бы меня не зачислили в эту группу … Что я там буду делать? Хотя … Хотя именно этого и требует от меня Котик».

Эти ее размышления были прерваны Брянцевым.

— Теперь с вами, госпожа Дашкевич, — подчеркнуто официально начал он. — Доктор Шольте передал мне ваше желание работать с нами и ваш пробный перевод… — Тут Брянцев сделал паузу, подбирая возможно более мягкие выражения. — Его удивило упоминание вами кирасиров, их стремительные, победоносные атаки, — заглянул он в лист, — откуда вы взяли этот, теперь совершенно исчезнувший род оружия?

— Из словаря Макарова. Там так напечатано, — с достоинством ответила Мирочка.

— В словаре Макарова издания 1888 года, — взял у Брянцева злосчастный листок Крымкин, — слово «панцер» действительно переведено чем-то вроде кирасира. Но беда в том, что в то время не было танков и это слово имеет теперь совершенно другое значение.

— Ну, так чем же я в этом виновата? — со слезами в голосе воскликнула Мирочка.

— Виноват, конечно, старик Макаров, — иронически согласился Крымкин, — мерзкий старик, доводит до слез неопытных, доверчивых девушек.

Углы губ Мирочки стремительно опустились. Напитанный ароматами тэжэ платочек уже готов был вспорхнуть к ее глазкам, но Брянцев не допустил его взлета.

— Пользуйтесь современными словарями, советского издания. Если нет у вас, то возьмите у меня. Вакуленко вас проводит … Первый блин комом, гласит пословица, но не огорчайтесь и переведите теперь хотя бы это, — подал ей немецкий журнал Брянцев, отметив в нем наугад какую-то статью.