Страница 110 из 131
Глава двадцать четвёртая
Морис Август метался по мрачным комнатам усадебного дома в Вецке, словно зверь в клетке, не примирившийся с неволей. Натыкался на мебель и яростно ругался по-польски и по-венгерски, потирая ушибленные бока и колени. Срывал раздражение и гнев на гайдуках и на слугах, даже на безропотном Андреянове, ставшем теперь барским кучером.
С женой Беньовский по приезде в имение почти не разговаривал. Встретил её сдержанно, бесстрастно.
— Ты чем-то расстроен, Морис? — участливо спросила его Фредерика.
— Ещё бы не расстроен! Моя компания лопнула как мыльный пузырь. Мы разорены.
— Не отчаивайся, мой коханый. У нас есть ещё имение, земли. Мы, слава Всевышнему, не нищие.
— Сглупил я, Фредерика. Не следовало мне тратить силы и время на эту фиумскую затею. Надо было сразу обращаться к англичанам, американцам, создавать с их участием солидную компанию, плыть на Мадагаскар. Ведь я был богат и мог замахнуться на большое дело. Что осталось от богатства? Одни крохи.
— И не надо нам богатства. Займись имением, разводи лошадей. А твой далёкий остров пусть останется в приятных воспоминаниях.
— Ну нет, дражайшая супружница! — резко перебил жену Беньовский. — Мы ещё станем богаты, сказочно богаты. И будем властителями Мадагаскара.
— Ты ненормальный маньяк, Морис. Спустись на нашу грешную землю...
Но Беньовский уже не слышал и не хотел слышать, что говорила ему жена. Он продолжал метаться по комнатам обширного сумеречного дома, пока наконец не опустился в кресло, усталый и опустошённый.
— Мы разорены, — шептал он и проклинал свою обанкротившуюся компанию, Фиуме, компаньонов, египетских пиратов и дерзкого итальянца Альберти.
Фредерика хотела было войти в кабинет и заговорить с мужем.
— Что с тобой, Морис? Тебе плохо? Почему ты разговариваешь сам с собой?
— Оставь меня. Я должен сосредоточиться и всё обдумать, — недовольно ответил Беньовский и выпроводил жену. Он попытался взять себя в руки и трезво оценить всё, что произошло с ним.
Конечно, когда Морис Август с трагическим пафосом восклицал при встрече с женой: «Мы разорены!», это было некоторым преувеличением. На дне сундука в заветном мешочке ещё хранилось изрядное количество серебряных монет: гульденов, пиастров, луидоров. Часть того, что накопил он всякими правдами и неправдами во время пребывания на Мадагаскаре. Сохранилась и та сумма, которую он смог получить от саксонского коннозаводчика фон Вальде после кавалерийского наскока на его приграничное имение. Наконец, Беньовский воспользовался деньгами, вырученными от продажи имущества фиумской конторы фирмы. Так что далеко не всё он потерял в итоге краха компании. Пожалуй, на эти средства, которыми он располагал на сегодняшний день, можно было совершить поездку во Францию и в Англию, чтобы заручиться поддержкой правительства одной из этих стран, не одной, так другой, заинтересовать в новом мадагаскарском проекте их деловые круги. Но всех его денег было мало, явно мало, чтобы в случае необходимости побывать в Америке, сколотить новую компанию, подобрав компаньонов, внести свою долю капитала, арендовать или закупить корабль. Много нужно денег для осуществления этих честолюбивых планов, ох как много!
Проведав о возвращении Беньовского, приехали гости — семья соседей-помещиков. Морис Август не вышел к гостям, сказавшись больным. Он запёрся в кабинете и размышлял над тем, каким образом можно достать необходимую сумму. Обдумывал возможность закладки имения. Убедил себя, что этот вариант на крайний случай. А вот продать обширный лесной массив, простирающийся по склонам Карпат, стоило бы. И покупатель находится — граф Гейза, самый богатый из соседей. Граф планомерно округлял свои поместья, скупая окрестные земли у разорившихся помещиков.
В ближайшие дни Морис Август отправился к богатому соседу и без лишних предисловий предложил купить лес на горных склонах.
— Что вас заставляет, дорогой сосед, лишаться такого превосходного лесного массива?
— Нужда в деньгах, граф. Хочу совершить большое путешествие.
— И только?
— Нет, не только. Хочу вложить деньги в одно прибыльное дело.
— Тогда Бог в помощь. Я готов купить ваш лес. Там, кажется, водятся кабаны?
— И кабаны, и косули, я не говорю уже о зайцах и всякой дичи. Иной раз и медведи заходят.
Граф Гейза, человек скаредный, прижимистый, предложил свою цену, составлявшую примерно четвертую часть реальной цены. Беньовский с такой ценой не согласился. Начался нудный и долгий торг, как на восточном базаре. Сошлись на компромиссе. Граф первоначально названную сумму удвоил. Морис Август согласился, хотя и понимал, что продешевил.
Не откладывая дело в долгий ящик, поехали в город оформлять купчую. Беньовский извлёк из сундука несколько ювелирных безделушек, о существовании которых Фредерика не знала. В своё время они были куплены у торговца-индийца на Маврикии. Морис Август постарался теперь сбыть безделушки местному ювелиру. Все они: броши, кольца, серьги — большой ценности не представляли, и вырученная за них сумма не оправдала надежд Беньовского.
Новости по округе среди соседей-помещиков распространялись быстро. О сделке Мориса Августа с графом Гейзой узнал зять Беньовского, испытывавший очередные денежные затруднения. Они были вызваны последним карточным проигрышем и надвигающейся уплатой процентов по закладной на имение.
Однажды старый дворецкий доложил Беньовскому:
— Опять этот чёртушка, чтоб ему неладно, было, пожаловал к вашей милости.
— Какой ещё чёртушка?
— Зятёк ваш.
— Гони его в шею. Скажи, барин болен. Не принимает никого.
— Разве его так просто прогонишь? Ему слово, он тебе по щекам.
— Где Иван, гайдуки? Выстави стражу у входа. Неужели целая орава не сладит с одним канальей?
Но Ласло уже гремел сапожищами по паркету, вваливаясь без приглашения в кабинет.
— Шурин, дорогой дружище! Рад тебя лицезреть. Давненько не виделись.
— А я вовсе не рад твоему непрошеному визиту. Неужели ты, разбойник, не понял, что между нами нет ничего общего?
— Нескладной вышла наша последняя встреча. Если я в чём и провинился перед тобой, Бог нас рассудит. Сестра и племянники привет тебе шлют.
— Зачем пожаловал?
— Наслышан, что ты при деньгах, лес графу продал. Выручил бы по-родственному. Не ради меня, ради сестры твоей, детей наших.
— Ненадёжных людей деньгами не ссужаю.
— Пусть я дрянь, картёжник. Но сестра, дети...
— Сам в затруднении. Компания моя прогорела. Должен выплачивать большие долги компаньонам.
— Прибедняешься.
— Это уж не тебе судить.
Больших усилий стало Беньовскому отвадить гостя. Денег он зятю своему, конечно, не дал, как тот ни плакал, ни умолял. Ласло ушёл только тогда, когда Морис Август пригрозил ему возбудить судебное дело за разграбление имения.
— Нет в тебе родственных чувств, Морис! — высокопарно воскликнул зять, покидая негостеприимный дом.
— Какие могут быть родственные чувства к такому разбойнику? — бросил ему вслед Беньовский.
А Фредерика прибегала к своим женским ухищрениям, чтобы привлечь внимание мужа, оторвать его от навязчивых, упрямых дум, от кабинета, где он всё время занимался расчётами, склонясь над исписанными цифрами листками бумаги. Ухищрения эти не отличались изобретательностью. Хозяйка Вецке душилась изысканными французскими духами, облачалась в дорогие наряды, оголяя пышные белые плечи, надевала коралловое ожерелье, индийские серьги с рубинами. Беньовский в конце концов поддавался уловкам жены, сажал её к себе на колени, сдержанно ласкал, целовал пышные плечи, не переставая думать о своём.
— Мы ещё будем богаты, Фредерика, — говорил он. — Чертовски богаты. И мадагаскарцы встретят нас как своих властителей. Но чтобы начать прибыльное дело, нужны деньги. Большие деньги. А у нас таких денег нет.