Высокая цитадель

— Потому что я умирал, — сказал Форестер и задумчиво посмотрел на Грудера, как бы оценивая его. Ему не хотелось совершить ошибку — у коммунистов есть сторонники в самых неожиданных местах. Но ему казалось, что вряд ли можно было ошибиться в случае с врачом-пресвитерианином. В Грудере ничего подозрительного, кажется, не было. — Ладно, — решился он наконец. — Наверное, я должен вам все сказать. По-моему, вам — можно.

Грудер поднял брови, но промолчал. И Форестер рассказал ему обо всем, что происходило по ту сторону гор, начиная с авиакатастрофы. Кое-что он, впрочем, опустил в частности, убийство Пибоди, считая, что это может произвести неблагоприятное впечатление. Когда он рассказывал, брови Грудера постепенно ползли вверх, пока почти не скрылись в его шевелюре.

Форестер закончил, и Грудер сказал:

— Невероятная история. Ничего подобного в жизни не слыхивал. Видите ли, мистер Форестер, я вам не вполне верю. Мне тут позвонили с авиабазы — есть одна неподалеку, они интересуются вами. И вы несли с собой вот что. — Он сунул руку в карман и вытащил револьвер. — Мне не нравятся люди с оружием, это противно моей религии.

Форестер наблюдал за тем, как Грудер заправски крутанул барабан и вынул из него патроны.

— Для человека, не любящего оружие, вы неплохо владеете им, — сказал он.

— Я служил во флоте, — сказал Грудер. — Так почему же кордильерские военные так интересуются вами?

— Потому что они стали коммунистами.

— Фу! — воскликнул Грудер неодобрительно. — Вы говорите, словно старая дева, которая видит грабителей в каждом углу. Полковник Родригес такой же коммунист, как и я.

В душе Форестера зародилась некоторая надежда. Родригес командовал четырнадцатой эскадрильей и был другом Агиляра.

— А вы разговаривали с Родригесом? — спросил он.

— Нет, — ответил Грудер. — Это был какой-то нижний чин. — Он сделал паузу. — Послушайте, Форестер. Вы нужны военным, и я бы хотел знать почему.

— Четырнадцатая эскадрилья сейчас на авиабазе? — ответил вопросом на вопрос Форестер.

— Не знаю, Родригес что-то говорил о передислокации, но я не виделся с ним уже месяц.

«Значит, придется играть в орлянку, — с досадой подумал Форестер. — Нет никакой возможности выяснить, друзья или враги эти военные. А Грудер, кажется, твердо собирается передать его». Поэтому он решил потянуть время.

— Я полагаю, что для вас важно не замарать своей репутации. Вы сотрудничаете с местными властями, но в политику не вмешиваетесь. Так?

— Именно так, — подтвердил Грудер. — Я не хочу, чтобы они закрыли миссию. У нас и без вас хватает хлопот.

— Вы считаете, что у вас хватает хлопот с Лопецом, но это ничто по сравнению с тем, что вас ожидает при коммунистах, — отрезал Форестер. — Скажите мне прямо: соответствует ли вашей религии бездействие, в то время когда человеческие существа — некоторые из них ваши соотечественники, хотя какое это имеет значение! — подвергаются уничтожению в пятнадцати милях от сюда?

У Грудера побелели ноздри, резче обозначилась складка у губ.

— Я начинаю думать, что вы говорите правду, — медленно произнес он.

— И правильно делаете, черт возьми!

Не обращая внимания на эту резкость, Грудер продолжал:

— Вы упомянули некоего Сегерру. Я знаю сеньора Сегерру очень хорошо. Когда я бываю в селении, я всегда играю с ним в шахматы. Он человек хороший. Это очко в вашу пользу. А что вы хотели передать в Сантильяну?

— То же самое другому человеку. Бобу Эддисону из американского посольства. Передайте им то, что я вам сказал. И скажите Эддисону, чтобы он двигался побыстрее.

Грудер опять поднял брови:

— Эддисон? По-моему, я знаю всех в посольстве, но ни о каком Эддисоне не слышал.

— Это естественно, — сказал Форестер. — Он офицер Центрального разведывательного управления. Мы себя не афишируем.

Брови Грудера поднялись еще выше.

— Мы?

Форестер слабо улыбнулся.

— Я тоже офицер ЦРУ. Вам придется поверить мне на слово, у меня на груди это не вытатуировано.

II

Форестер был потрясен, когда узнал, что Родэ собираются ампутировать ногу.

— Обморожение сильно поврежденной ноги ни к чему хорошему не приводит, — заметил Грудер. — Я, конечно, попытаюсь спасти его ногу. Жаль, что такое приключилось с этим храбрым малым.

Грудер, кажется, наконец-то поверил рассказу Форестера, хотя и не без сильных колебаний. Что касается обращения в Госдепартамент, то тут возникли осложнения.

— Они там дураки, — сказал он. — Начнут открыто вмешиваться, а это только на руку коммунистам. Те воспользуются волной антиамериканизма, чтобы приступить к своим действиям.

— Ради Бога, — запротестовал Форестер. — Я не имею в виду открытого вмешательства. И моей задачей, кстати, была дружеская негласная поддержка Агиляра. Я просто должен был проследить, чтобы он добрался до места в безопасности. Но я, кажется, провалил это дело, — сказал он с горечью, глядя в потолок.

— А что вы, собственно, могли сделать? — резонно заметил Грудер вставая. — Я уточню, какая эскадрилья сейчас на аэродроме, и сам повидаюсь с Сегеррой.

— Не забудьте про посольство.

— Я сейчас же позвоню туда.

Однако это оказалось невозможно. Линия была отключена.

Грудер сидел за своим столом и с нарастающим раздражением пытался добиться ответа от телефона. Такое случалось и прежде, примерно раз в неделю, и всегда в самый неподходящий момент. Наконец он бросил трубку, встал и начал снимать белый халат. В этот момент снаружи раздался скрип тормозов. Он посмотрел в окно и увидел, как во дворе появился армейский штабной автомобиль, за ним — грузовик и военно-медицинский фургон. Из грузовика выпрыгнули вооруженные солдаты, а из автомобиля вылез офицер.

Грудер поспешно вновь надел халат, и, когда офицер вошел, тот уже сидел за своим столом и что-то писал. Подняв голову, он сказал:

— Добрый день… э-э-э… мистер… Чем обязан?

Офицер лихо щелкнул каблуками.

— Майор Гарсиа, к вашим услугам. — Грудер откинулся на спинку стула, положив обе руки ладонями на стол.

— Доктор Грудер. Чем могу быть полезен?

Гарсиа хлопнул перчаткой по своим щегольским бриджам.

— Это мы, то есть военно-воздушные силы Кордильеры, можем быть вам полезны, — сказал он непринужденно. — Тут у вас находятся два человека в тяжелом состоянии. Они сошли с гор. Мы предлагаем им наши медицинские услуги: госпиталь, лечение. — Он махнул рукой. — Машина ждет.

Грудер скосил глаза в сторону окна и увидел, что солдаты уже расположились у входа в здание. Они были готовы к действиям. Он посмотрел на Гарсиа:

— Это что, почетный эскорт?

— Нет, что вы, — заулыбался Гарсиа. — У нас были небольшие учения, когда я получил приказ, и я решил, чтобы не тратить время, прибыть сюда вместе со своими солдатами. А то они начали бы слоняться без дела.

Грудер, разумеется, всему этому не поверил и сказал чрезвычайно предупредительным тоном:

— Ну зачем же мы будем беспокоить военных? Я, правда, не бывал в вашем госпитале на авиабазе, но у нас здесь достаточно удобств и возможностей, чтобы позаботиться об этих больных. Я думаю, сейчас их нельзя тревожить.

Улыбка сошла с лица Гарсиа.

— Мы настаиваем, — сказал он холодно.

Подвижные брови Грудера пошли вверх.

— Настаиваете, майор Гарсиа?! Мне кажется, у вас нет прав настаивать.

Гарсиа бросил многозначительный взгляд на солдат за окном.

— Нет? — спросил он с иронией.

— Нет, — решительно отрезал Грудер. — Как врач я считаю, что эти люди сейчас никакой транспортировке не подлежат. Если не верите мне, пригласите вашего врача, и пусть он их осмотрит. Я уверен, он скажет вам то же самое.

В первый раз Гарсиа выглядел растерянным.

— Врача?! — протянул он неуверенно. — Но с нами нет врача.

— Нет врача?! — удивленно воскликнул Грудер. — Мне кажется, вы неправильно поняли приказ, майор. Я сомневаюсь, чтобы ваше командование имело в виду транспортировку этих больных без надлежащего медицинского наблюдения. А у меня сейчас нет времени ехать с вами на авиабазу. Я занятой человек, майор Гарсиа.