Ржаная песня

Песков Василий Михайлович

Ржаная песня

Василий Михайлович ПЕСКОВ

РЖАНАЯ ПЕСНЯ

Учитель хотел, чтоб мы любили деревню.

- Поэты вырастают в деревне. - Для доказательства он вспоминал имена, и правда выходило: поэты вырастали в деревне.

Учитель любил дисциплину, рассчитывал на уроке все до минуты. Но когда на сухие репейники под окна опускались щеглы, он тихонько открывал раму и сыпал на подоконник семечки.

Летом мы пололи свеклу, возили сено, ходили собирать землянику, молотили подсолнухи. В первый день десятого класса учитель сказал:

- Вот что, друзья, опишите мне поле. Я хотел, чтобы вы учились не только по книжкам. Я хочу знать, как вы любите землю...

Через пять дней учитель принес тетрадки.

- Галине Гребенкиной - "пять". Молодец! Аккуратно и чисто, без единой ошибки...

- Зубков - "четыре"...

Чья-то тетрадка лежала отдельно.

- Петрову - "три". Опять ошибки. Но это сочинение я прочту вслух.

Петров сидел красный и счастливый.

Учитель закрыл тетрадку, сказал:

- Хорошо. Только как же ты перепелку забыл? Это же лучшая песня на поле.

Все улыбнулись, потому что знали слабость учителя. В его холостяцкой избенке в клетке из тонкого хвороста жила перепелка...

Мы подружились с учителем. Уже после школы, приезжая в отпуск, я в первый же день стучался в избенку. Учитель приносил из погребка холодные огурцы, варил на плите картошку и чай. Когда все новости были рассказаны, мы чуть слышно свистели, и в клетке из хвороста начиналась песня:

"Спать пора! Спать пора!.."

Чистые, резкие звуки бились о стены, где висели пучки засохших цветов, репродукция левитановской "Осени", пожелтевшая фотография молодой женщины.

Учитель листал тетрадки, а когда разгибался, чтоб отдохнули глаза, рассказывал:

- Возле Одессы есть место: женщины утром по целой корзине набирают разбившихся перепелок. Перепелки ночью летят на юг и в этом месте, как в коридоре, сбиваются в стаи и бьются о провода...

Если я приезжал летом, мы уходили в лес или садились около ржи послушать вечерние голоса. Над полем неслышно летал козодой, шмели обивали с колосьев пыльцу. На топком месте монотонно кричал одинокий дергач, а рядом во ржи били перепела.

В нашей области у пастухов живет хорошая сказка. Дергач пришел к перепелке посвататься. "Нет, дружок, - ответила перепелка, - ты беден, у тебя и телушки нету..." - "Будет телушка", - ответил дергач и ушел на болото искать... И, должно быть, нашел.

"Тпрусь! Тпрусь!.." - кричит дергач.

А перепелка волнуется. У перепелки самой ни кола, ни двора.

"Вот - идет! Вот - ведет! Хлева - нет! Негде - деть.."

"Тпрусь! Тпрусь!" - гонит телушку дергач...

Сказку мы вспоминали каждое лето.

- Как придумано, а? А ты говоришь, пастухи!.. Вот что, в другой раз приедешь - пойдем ловить перепелок.

Это был последний разговор с деревенским учителем. Осенью я получил телеграмму: "Василь Николаевич умер..." Я был в отъезде и опоздал попрощаться. Школьники показали холмик свежей земли на опушке. Дальняя родственница Василь Николаевича провела в хорошо знакомую комнату... Пучки засохших цветов, репродукция "Осени", пожелтевшая фотография.

- А это он велел вам показать...

В свертке были стихи. Я просидел у лампы всю ночь. Стихи были слабыми. Учитель знал это, и потому стихи много лет были стянуты старым шпагатом... А как же быть с перепелкой? Не подумав, я решил ее выпустить. Птица взвилась над скошенным полем и вдруг камнем упала на стежку. Я подержал в руке теплый комочек. Сердце не билось. Слишком долго пробыла в клетке...

И еще один раз пришлось выпускать перепелок. Летом прошлого года с льговским охотником Алешей Онищуком мы заблудились и вышли к лесному кордону. Лесник Чернухин Михаил Ефремович угостил нас грибами и проводил к сеновалу.

Моросил дождик. Над самым лицом в полутьме у соломы лепилось гнездо. Пять прожорливых ртов просили еды. Ласточка долго кружилась, не решаясь садиться. Мы собрались было уйти, но ласточка осмелела и проносилась, почти царапая крыльями по лицу.

Алеша рассказывал:

- Зверя и всякую птицу обмануть можно. Человек - самый хитрый в лесу. Оттого всякая тварь пуще огня человека боится. Покричи раненым зайцем - на этот крик лиса прибежит. Посвисти в берестяной манок, будто мышка, - опять примчится, даром что хитрая. Волк идет на подвывку. Ножом об ножик поскреби у болота - коростель прибежит...

Вечером дождь перестал. Сквозь дыру в соломенной крыше мы насчитали двадцать одну звезду. Где-то рядом на овсяном поле ударили перепела, дружно, голосов в пять.

- Во! Хотите, половим?..

Утром в деревне Якушино разыскали глухого деда. После расспросов и колебаний он полез на чердак, достал тонкую сетку. Подобревший дед сказал: "байка" его - настоящая. Такая сейчас, может, на всю Курскую область одна.

- Сготовлена "байка" из бычьего хвоста, на конце - гусиная косточка... - Старик подергал за нитку. "Байка" отозвалась: тюр-тюр!..

Лежим с Алешей в бурьяне возле овсяного поля. В двух шагах над землей растянута сетка. После дождей от овса поднимается пар. Голубым дымом проплывает пар между кустами. Вечернее солнце кажется сизым и негорячим. На сухом дереве сидит настороженно кобчик. Со всех сторон несется перепелиный бой. Голосов семь или восемь. Чеканные звуки, долетев до опушки, возвращаются в поле. Кажется, весь овес кричит страстными звонкими голосами:

"Пить - порвать! Пить - порвать!.."

Алеша трогает "байку": "Тюр-тюр! Тюр-тюр!.."

Влюбленный певец должен услышать только конец нашего зова... Услышал... И не один - трое спешат. Нам не видно, как бегут они по овсу. Но все ближе звучное и чеканное:

"Пить-порвать! Пить-порвать!.."

Один не выдерживает и уже не бежит, а взлетает. Побежит и взлетает. Он уже не кричит, как обычно, он захлебывается: "Хавав! Хавав!"

Вот мы уже видим, как колышутся стебли овса. Еще две сажени, перепел под сеткой, он бежит прямо к Алеше. Летит кверху фуражка. Испуганная птица шумно взлетает, но тонкая сетка держит ее...

Потом опять все сначала. Перепела, завороженные луной, туманом и тусклым блеском овса, сходят с ума.

"Пить-порвать!.."

"Тюр-тюр!" - отзывается "перепелка".

Луна поднялась над кустами, над копнами сена и дубовыми пнями.

- Хватит, а? - шепчет Алеша и поднимает корзину с матерчатым верхом девять штук...

Идем по мокрой траве. Алеша сбивает головки цветов хворостиной и насвистывает "Марш космонавтов"...

И все же в этот вечер мы не попробовали жареной дичи. На краю поля услышали песню. Остановились как ошалелые. Алеша осторожно поставил корзину на траву и так глядел, будто корзина должна побежать. Какой-то из девяти пленников услышал, наверное, в овсах призывную песню и отозвался.

"Пить-порвать! Пить-порвать!" - пела корзина.

Мы молча жевали травинки и улыбались. Потом нагнулись, развязали тесемки.

Фр-р-р!.. Девять птиц одна за другой рванулись к луне и плавно опустились в овсы. И сразу к вечернему бою прибавились голоса.

Алеша опять насвистывал марш и сбивал хворостиной цветы.

- Ну-ка, покажи корзину, - сказал лесник. - Пусто?.. Я и думал: нужна сноровка...

В полночь мы полезли на сеновал. Алеша захрапел сразу. Я долго ворочался, вспоминал. Дом. Старики. Школа. В прорехе соломенной крыши насчитал сорок четыре звезды...