Страница 8 из 8
- С папой приемник доделывали.
- Работает?
- Работает…
- Хорошо слыхать?
- Хорошо… - тихо сказал Павлик. - Только… лучше бы уж плохо было слышно. А то включили, и сразу - бах - новость: фашистские диверсанты взорвали республиканский линкор… «Хайме Первый»…
- Во гады! - сказал Цыпа.
- И под Бильбао положение ухудшилось…
- Врешь, - по привычке сказала Валентина, но больше никто ничего не сказал, потому что понимали: Павлик не врет.
Митька подвинулся на скамейке и тихо позвал Павлика:
- Садись.
Внизу, за забором, на Жадиной веранде весело заорал патефон:
Вовка Шадрин пошевелился и медленно сказал:
- Хлопну я из рогатки этот ящик с маркизой. С крыши его хорошо видать!
- Я тебе хлопну! - пригрозил Митька. - Молочный снайпер… Люди с фашистами воюют, а ему только бутылки да пластинки бить.
- Воюют… - сказал Вовка тихо и обиженно. - Я же не могу там воевать. Если бы пустили да винтовку дали…
Никто не засмеялся. Потому что каждый знал: если бы пустили и дали винтовку… Ну, а что, в самом деле, разве не вышли бы из них снайперы?
- Пустят тебя… - заметил Серёга. - Они своих-то пацанов отсылают подальше от беды.
И сразу вспомнился им вокзал, люди, цветы, плакаты, деловитое буханье барабана, и голоса труб, и шестеро темноволосых мальчишек, растерянно вышедших из тамбура на дощатый перрон. Обыкновенные пацаны, худенькие, тонконогие, некоторых можно одной рукой на лопатки уложить. Только загар потемнее, чем у здешних, вот и все. Даже не верилось, что эти ребята строили баррикады, а может быть, и стреляли по врагам. Потом автобус увез испанских мальчишек в дом отдыха Рыбкоопа, а наши ребята пошли бродить по улицам.
Надо было готовиться к экзамену по арифметике, но они ходили по рассохшимся деревянным тротуарам, растревоженные и недовольные тем, как устроен мир. Там, на вокзале, их на секунду задела грозная жизнь Испании, а сейчас в заросших лебедой газонах мирно стрекотали кузнечики и тишина висела над городком. Зной раннего лета жарил мальчишкам плечи.
Они ходили, позабыв, что надо учить правила действий с дробями, спорили о боях под Мадридом, и только смуглый сердитый Цыпа был молчалив и спокоен…
…- Не дадут нам винтовки, - сказал в темноте Павлик. - Чего ж говорить…
- А что делать? - спросил Вовка.
Это был серьезный вопрос.
Это был очень серьезный вопрос, потому что в самом деле нельзя же сидеть просто так, когда «юнкерсы» бомбят Университетский городок Мадрида, когда войска Франко осадили Бильбао - столицу басков, когда взорвали республиканский линкор… Но что делать?
- Учиться стрелять, - твердо сказал Митька. - Это нам еще пригодится. Не в заборы пулять, а как следует. Чтоб отряд у нас был настоящий, а не то, что сейчас. Чтобы, когда надо, мы сразу… Ну все равно сейчас мы больше ничего не можем.
- Хорошо тебе, ты в кружке, - откликнулся Цыпа. - А мы что? Из луков да из луков.
- Я. Скобелева упрошу. Пусть всех запишет. Я за ним по пятам буду ходить, когда из отпуска вернется.
- Мы тоже будем, - сказала Валентина.
- А луки тоже нельзя бросать, - продолжал Митька. - Думаете, я на значок сдал бы, если бы из лука не стрелял? Он глазомер развивает и руки.
- Название какое-то у нас неподходящее, - сказал Серёга. - Непонятно как-то: «Белые перья». Какие перья, откуда, для чего?
- Лучше «красные», - предложил Вовка. - Мы же красный отряд.
- Лучше… Но все равно непонятно.
- Лучше полностью: «Красные перья стрел», - сказал Митька.
- Пускай будут «Алые перья стрел», - заговорила Валька. - Красиво.
- Тебе бы только чтоб красиво было, - заворчал Цыпа.
А Павлик медленно сказал:
- Ну что ты, Цыпа! Разве плохо, если красиво? По слушайте, ребята: а-лы-е перь-я стр-рел-л…
Серёга напомнил:
- Значит, и в самом деле на стрелы красные перья надо. Где брать?
- У отца, думаешь, мало красных чернил? - сказал Митька.
Яркий огонек свечки вздрагивал и качался от дыхания ребят. Валька Голдина писала красными чернилами на тонкой бумажной полоске:
- «Мы, пионеры второго звена… Митя Вершинин…»
- Дмитрий, сурово сказал Митька. Он макал в пузырек с чернилами бумажный жгутик и мазал хвостовые перья на стрелах.
«Дмитрий Вершинин, Игорь Цыпин, Виталий Логинов, Валентина Голдина, Владимир Шадрин…»
- Владимир пишется через «и». Учти, - сунулся Вовка.
- Знаю… «Владимир Шадрин, Павел Шагренев, Сергей Иванов… вступаем в отряд «Алые перья стрел». В скобках «АПС». «И обещаем друг другу и всем на свете, что… всегда будем бороться с фашистами и всякими врагами…»
Она оглянулась на Митьку.
- Всегда будем учиться, чтоб бить без промаха.
- «…Без промаха»».
- И мстить за всех, кого они убили и замучили, - сказал Цыпин.
- А если они полезут на нас… - вмешался Павлик.
- «А если они…»
Июньские вечера очень светлые. Небо серебристое, и звезды едва проступают на нем. А крыши и заборы - почти черные. И уж совсем черными кажутся на небе листья и ветви тополей.
Громадный сук большого тополя протянулся над серединой двора, как рука великана. Высоко - выше всех проводов и крыш, выше труб кирпичной пекарни, которая стоит позади двора.
С шелестом ушла с земли и вонзилась в сук тяжелая стрела. Утром все увидят ее - высоко над головами. Увидят, что у нее алые перья. Но никто никогда не сможет достать ее. Только ветер.
Потом шквалистые ветры истреплют перья, обломают древко. Но крепкий наконечник навсегда останется в дереве. Наконечник, в который вложена туго свернутая бумажная полоска, где имена стрелков и обещание.
Этот наконечник, сделанный из пустой пули, будет там всегда, пока живет тополь. А такие могучие деревья живут долго.
В детстве кажется, что они стоят вечно.
Мысль продырявить баронессу на афише пришла Витальке. Раз уж в городе нет настоящих фашистов, то надо всадить стрелу хотя бы в нарисованного. Пусть все прохожие видят большую стрелу с алыми перьями - символ меткости и беспощадности к врагам.
- А кроме того, - добавил Виталька, - это будет месть Адель Францевне за то, что она плохо отзывалась о Карле Бруннере (вернее, не о Карле, а о том пацане, который играл эту роль, но это ведь все равно).
- И за то, что чуть не оставила тебя на осень, - въедливо заметила Валентина.
- Чушь какая? - обиделся Виталька. - Я могу и не стрелять. У тебя. Голдина, между прочим, не язык, а швабра. Если так, то пусть Митька стреляет в баронессу.
- Конечно. Сам-то промазать боишься, - поддела Валька, которая обиделась за свой язык.
- Если издалека, хоть кто может промахнуться, - спокойно сказал Виталька. Он не хотел ссориться. - Надо ведь шагов с тридцати, не меньше. Верно, Мить?
Читателям, не стрелявшим из лука, наверно, непонятен этот разговор. А дело в том, что афиша висит довольно высоко, и если выпустить стрелу с двух-трех шагов, она воткнется некрасиво - хвост с перьями будет наклонен вниз. Сразу все увидят, что стреляли в упор. Чтобы стрела воткнулась как надо - перьями слегка вверх, она должна описать в воздухе дугу. Значит, пускать ее надо с приличного расстояния.
- С тридцати я не промажу, - сказал Митька. Он и не думал хвастаться, просто был уверен.
- А вдруг? - сказал Виталька и хитровато глянул из-под белого чуба.
Митька пожал плечами.
- Да не промажу я.
- А если?
- Ну спорим?!
Вот так и оказался Митька в тот день у афишной тумбы. Вот так и познакомился с Матвеем Жарниковым, сотрудником второго отделения милиции, неплохим парнем и понимающим человеком.
Конечно, всю историю Митька рассказывать не стал, но кое-что объяснил: что такое «АПС» и зачем нужно было устраивать стрельбу на перекрестке.
Он и Матвей шагали сначала по улице, а потом сели на скамейку в сквере, где случилась беда с Феодосией. Матвей только через два часа должен был идти на пост, а пока гулял. Митьке же вообще некуда было спешить.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.