Страница 9 из 30
Игнатий Руф убежден: "Закон истории - это закон войны". Надо поразить мир каким-нибудь нестерпимым ужасом и мировое господство само свалится в руки. Руф не случайно является героем именно фантастического рассказа: он собирается - не больше, не меньше - расколоть на части Луну! А свалить все можно на комету Биелы, ворвавшуюся в Солнечную систему.
"А в это время на юго-западе, над океаном, из-под низу туч, идущих грядами, начал разливаться кровяно-красный неземной свет. Это хвостом вперед из эфирной ночи над Землей восходила комета Биелы."
Хвостом вперед... Образ создан...
Но зачем все это? К чему описания, пусть и потрясающие воображение, но все же как бы отдаленные, чуть отнесенные от тебя?..
Да все затем же - Новый человек!
Новым вождям, как бы часто они ни сменяли друг друга, не могли не импонировать слова инженера Гарина:
"Я овладеваю всей полнотой власти на земле... Ни одна труба не задымит без моего приказа, ни один корабль не выйдет из гавани, ни один молоток не стукнет. Все подчинено, - вплоть до права дышать, - центру. В центре - я. Мне принадлежит все. Я отчеканиваю свой профиль на кружочках: с бородкой, в веночке, а на обратной стороне профиль мадам Ламоль. Затем я отбираю "первую тысячу", - скажем, это будет что-нибудь около двух-трех миллионов пар. Это патриции. Они предаются высшим наслаждениям и творчеству. Для них мы установим, по примеру древней Спарты, особый режим, чтобы они не вырождались в алкоголиков и импотентов. Затем мы установим, сколько нужно рабочих рук для полного обслуживания культуры. Здесь также сделаем отбор. Этих назовем для вежливости - трудовиками... Они не взбунтуются, нет, дорогой товарищ. Возможность революций будет истреблена в корне. Каждому трудовику после классификации и перед выдачей трудовой книжки будет сделана маленькая операция. Совершенно незаметно, под нечаянным наркозом... Небольшой прокол сквозь черепную кость. Ну, просто закружилась голова, - очнулся, и он уже раб. И, наконец, отдельную группу мы изолируем где-нибудь на прекрасном острове исключительно для размножения. Все остальное придется убрать за ненадобностью... Эти трудовики работают и служат безропотно за пищу, как лошади. Они уже не люди, у них нет иной тревоги, кроме голода. Они будут счастливы, переваривая пищу. А избранные патриции - это уже полубожества. Хотя я презираю, вообще-то говоря, людей, но приятнее находиться в хорошем обществе. Уверяю вас, дружище, это и будет самый настоящий золотой век, о котором мечтали поэты. Впечатление ужасов очистки земли от лишнего населения сгладится очень скоро..."
Полубожества...
Радек... Ежов... Микоян... Ягода... Маленков... Берия... Сталин, конечно... Нет, Сталин, это уже божество... Вот и наступит настоящий золотой век, о котором мечтали поэты... А впечатление ужаса... Да сгладится, конечно, и очень скоро...
"На улице Красных Зорь появилось странное объявление: небольшой серой бумаги листок, прибитый к облупленной стене пустынного дома. Корреспондент американской газеты Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел стоявшую перед объявлением босую молодую женщину в ситцевом опрятном платье; она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо ее не выражало удивления, - глаза были равнодушные, синие, с сумасшединкой. Она завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзину с зеленью и пошла через улицу..."
Листок серой бумаги, облупленная стена, босая женщина с сумасшединкой в синих глазах, эти заведенные за ухо волнистые волосы... - Алексей Толстой, как истинный художник, всегда был чуток к детали. Описывая самую невероятную ситуацию, он умел оставаться убедительным. После клочка серой бумаги - объявления - еще ошеломительнее последующий прыжок на Марс. Из разрушенной, продутой ветрами России - на Марс! Почему бы, черт побери, считает красноармеец Гусев, не присоединить планету Марс к РСФСР? "На теперь, выкуси, - Марс-то чей? - советский".
Фантастика Алексея Толстого давно признана классикой. Но выход этих книг встречался в свое время, скажем так, не овациями.
Г.Лелевич (критик в двадцатые годы авторитетный): "Алексей Толстой, аристократический стилизатор старины, у которого графский титул не только в паспорте, подарил нас "Аэлитой", вещью слабой и неоригинальной..."
Корней Чуковский: "Роман плоховат... Все, что относится собственно к Марсу, нарисовано сбивчиво, неряшливо, хламно, любой третьестепенный Райдер Хаггард гораздо ловчее обработал бы весь этот марсианский сюжет..."
Юрий Тынянов: "Марс скучен, как Марсово поле. Есть хижины, хоть и плетеные, но в сущности довольно безобидные, есть и очень покойные тургеневские усадьбы, и есть русские девушки, одна из них смешана с "принцессой Марса" - Аэлитой, другая - Ихошка... И единственное живое во всем романе - Гусев - производит впечатление живого актера, всунувшего голову в полотно кинематографа..."
То же и с "Гиперболоидом инженера Гарина".
Максим Горький (в письме к Д.Лутохину от 26 октября 1925 года): "...В 7-й книге "Красной нови" рабоче-крестьянский граф Алексей Толстой начал печатать тоже бульварный роман. Это очень жаль..."
Но жалеть, наверное, надо было о другом.
Жалеть, наверное, надо было о том, что Алексей Толстой, раздраженный явно несправедливыми нападками, отказался, не написал, как задумывал, еще одну часть своего романа об инженере Гарине. А замысел был, - "Судьбы мира". Даже план сохранился.
"Война и уничтожение городов. Роллинг во главе американских капиталистов разрушает и грабит Европу, как некогда Лукулл и Помпей ограбили Малую Азию... Гибель Роллинга. Победа европейской революции. Картины мирной роскошной жизни, царство труда, науки и грандиозного искусства."
Картины мирной роскошной жизни...
Планировалось, видимо, нечто вроде утопии. Царство труда, науки и грандиозного искусства...
Вообще-то заглянуть в будущее хотели многие.
Предпринял такую попытку и сибирский писатель Вивиан Итин (1894-1945), автор первого советского научно-фантастического романа "Страна Гонгури", изданного в 1922 году в провинциальном Канске.