Страница 8 из 13
– Таня? Ты чего здесь? Специально, что ли, шифруешься? Ты похожа на мусульманскую женщину, которой муж не разрешает из дома выходить! – подходя к ней, изумленно воскликнула Аграфена.
– Конечно, специально. Тихо, – подтянула ее к себе Татьяна, поминутно озираясь.
– Зачем? Эдуард уже рвет и мечет! Ты хочешь вывести режиссера из себя? Вряд ли ты таким способом вернешь его любовь. Боюсь, Колобова скоро удар хватит. И вообще, что за маскарад? – недоумевала Груша.
Татьяна сняла очки и оттянула платок с нижней части лица.
– Смотри! Лучше один раз увидеть!
Аграфена глянула на нее и ахнула. Оба нижних века висели вниз, как у мопса, одно верхнее веко полностью наплывало на глаз, делая актрису фактически косой, вернее, одноглазой. К тому же у Татьяны наблюдалась общая асимметрия лица – один угол рта был полностью опущен.
– Господи, Таня… Что с тобой? Ты попала под каток?
– Вот, я об этом и говорю! Час уже тут прячусь. Как я появлюсь в таком виде? Меня Эдик убьет! Я ведь ведущая актриса, но играть-то все равно не смогу, даже если полечу со всеми. Чувствуешь, у меня даже дикция изменилась? Какая из меня чеховская сестра? А несчастная жена героя? Все же зрители будут на стороне мужа и любовницы – мол, от такой уродины грех не гулять, еще спасибо скажи, что на тебе вообще женились и хоть сколько-то прожили с тобой вместе! А в пьесе «Мышеловка» в самом конце становится ясно, что убийца скрывается под маской милой дамы, которую играю я. Все всегда ахают, когда это открывается. А что люди скажут сейчас? Да по моей роже сразу же будет видно, что первый злодей – я! Такой вот маньяк! – Таня заплакала.
Слезы из ее кривых глаз потекли тоже неравномерно, и Аграфена не смогла сдержать восклицания ужаса.
– Да что произошло-то? Почему ты в таком виде?
– Я же очень обрадовалась, что мы едем в такой романтичный город, что мы летим за границу. К тому же я решила попробовать возобновить свои отношения с Эдиком, ведь окружающая обстановка должна была способствовать любви. И вот я с утра побежала к косметологу, чтобы сделать себе «уколы красоты». Не знаю, что там со мной сотворили, но у меня все морщины остались, а вот мышцы парализовало совсем не там, где надо бы. И у меня перекосило все лицо! – в отчаянии выкрикнула актриса.
– Я вижу…
– Да теперь все меня такой увидят! Что же мне делать, Груня?!
– Прекрати истерику! Откуда я знаю, что тебе делать? Я не врач! Зачем вообще ты пошла на уколы? Все же было хорошо…
– Глупейший вопрос! Чтобы стать моложе и красивее – для чего ж еще… И все ради Эдика, неблагодарного бабника! А ты подумала, я решила изуродовать себя из-за несчастной любви? Мол, смотри, что со мной стало?
– Нет, – смутилась Груша, – я подумала, что на тебе так сказались последствия вчерашней вечеринки. Некоторые тоже не пришли. Может, алкоголь и правда был некачественный, поэтому парализовало эти мышцы? Но если это ботокс…
– Именно ботокс! – заверила Таня, вытирая слезы и начиная внимательно слушать художницу, словно та действительно могла помочь ей и исправить перекошенное лицо.
– Тогда явление обратимое, я передачу слушала, – успокоила Ветрову Аграфена.
– А когда? Когда все вернется? – с надеждой посмотрела на нее актриса.
– Через полгода, – обреченно вздохнула Аграфена. – Ну, ты сразу-то в обморок не падай, может, и раньше…
– Что?! Полгода?! Катастрофа! Ужас! Что же делать?
– По-любому, Таня, сейчас мы должны идти к своим. Наш рейс уже регистрировать начали.
– Я не могу! Эдуард узнает про ботокс и убьет меня! Он всегда был против всего искусственного в женщине. Я уже прямо слышу его слова: «Старая дура!» И так я уже переживала, что скоро с ролей из-за возраста снимут, а тут еще неудачно «омолодилась»…
– А мы не скажем ему про ботокс. Придумаем что-нибудь… Но идти надо! А то его удар хватит, и вообще никому ничего говорить не придется.
И тут до их слуха донесся громкий голос Эдуарда Эриковича:
– Теперь еще и Груша пропала! Да что же делать-то? Что они, как муравьи, все в разные стороны разбегаются?
– Идем, – потащила Татьяну Груня.
Актриса быстренько прикрылась платком.
– Вот ты где! – кинулся к Аграфене режиссер. – А что за восточная женщина с тобой? Таня, ты? Почему в таком виде? Где ты вообще была?! Что происходит? Господи, что у тебя с лицом?
Колобов схватился за платок и быстренько размотал его. Сотрудники театра обступили Ветрову со всех сторон с возгласами удивления, сочувствия и ужаса.
– Отстаньте от нее, в самолете объясним. А сейчас все на посадку! Нас ждут Марк Тарасов, его театр и дедушка с бабушкой, решившие увековечить себя на радость потомкам! – неожиданно командным голосом произнесла Груня. И все ее послушались. Даже онемевший режиссер.
А уже сев на свое место, Груша, взявшая ситуацию под свой контроль, рассказала всем грустную историю, выдумав ее на ходу. Татьяна все это время молчала, давая людям возможность привыкнуть к ее внешности. А заодно не желая еще шокировать их тем, что у нее и голос изменен из-за искривления рта.
– Короче, надо завязывать, друзья, с распитием спиртных напитков на открытие и закрытие сезона. А то на очередном банкете кто-нибудь из нас закроется навсегда. Вот наша звезда Таня уже перенесла микроинсульт…
– О, господи, Танечка! – кинулся к Ветровой Эдуард Эрикович. – Так ты больна? Тебе ж в больницу надо, а не лететь с нами!
– Я не могу вас подвести, лучше умру на сцене, – пафосно ответила актриса.
– Да к черту все!! Главное – здоровье! – не соглашался режиссер.
Но в его взгляде, кроме ужаса, никакого особого сочувствия не наблюдалось. Груня прямо кожей чувствовала, как у него в голове тикают мысли, что ему теперь делать, раз главная героиня имеет теперь такое лицо. Ведь она именно им и работала за отсутствием особого таланта, а теперь и последнего лишилась… то есть лица.
Обрадовавшись, что режиссер заглотил наживку, Аграфена продолжила наступление:
– Таня была в больнице. У нее так называемый остановившийся инсульт, хуже ей не будет. Но актрисе нужен отдых и покой. Туда мы и летим!
– А четыре спектакля? – пискнул режиссер.
– Это не нагрузка для меня. Ты же знаешь, я живу на сцене, – прошамкала Татьяна.
– А как ты играть-то будешь? Ты сможешь? Это же катастрофа! – наконец-то дошло до Эдуарда Эриковича, и все его мысли вылились наружу.
– Я шмогу, – шепеляво ответила Ветрова.
– Таня!!!
– Я сумею…
– Ты себя в зеркало-то видела?! Извини, конечно…
– Да чего уж, добивай меня, скажи, на кого я стала похожа! – пошла в атаку актриса. – Это все из-за твоих пьянок! Я на тебя в суд подам, ты мне еще и денег заплатишь, потому что я пострадала на производстве…
– Прекратите ссориться! – оборвала их Аграфена. – Главное, что состояние Тани обратимо.
– Обратимо? Значит, это пройдет? Слава богу! Когда долетим, ей уже будет лучше? – с надеждой спросил Эдуард.
– Пристегните ремни, наш самолет… – раздался голос стюардессы.
Аграфена приложила палец к губам, и на время все умолкли. Самолет взлетел.
Татьяна, сидевшая рядом с художницей, взяла ее за руку.
– Груня, посмотри, у меня с лицом не лучше? Все-таки поменялось давление и притяжение… Может, что расправилось?
– Нет, не знаю. Таня, да что ты глупости говоришь? Даже если бы и стало лучше, тебе что, полгода в самолете летать? Стюардессой устроиться?
– Не возьмут по возрасту, – хмуро ответила Ветрова, отворачиваясь к иллюминатору.
Аграфена наткнулась на полный мольбы взгляд Эдуарда Эриковича.
– Правда пройдет? – прошептал он, не в силах прийти в себя.
– Инсульт лечится полгода, – строго ответила Аграфена.
– Полгода! – ахнул режиссер и закрыл голову руками, словно прячась от ужасного известия.
– Видишь, как я плохо выгляжу, – повернулась к ней Татьяна, – он на полгода не согласен. Меня уберут с главных ролей!
– Тише ты, переживает он, – шикнула на актрису Груня. – Короче, придерживаемся версии инсульта. Никуда он тебя не сместит. Порядочный мужчина не тронет женщину, с которой был когда-то близок. Даже если любовь их в прошлом.