Рассказы

собирать вещи.

Серёга быстро покидал свои нехитрые пожитки в дорожную сумку и вышел во двор.

Затем вернулся в туалет и прихватил книжонку с понравившимся рассказом. Бросив

сумку на заднее сидение, он стал протирать лобовое стекло, покрывшееся за ночь слоем

бархатной пыли. Дверь хозяйской половины, чуть скрипнув, приоткрылась, и оттуда

послышался давешней писклявый голос:

- Далеко собираетесь? Насовсем что ли?

Сергей подозрительно посмотрел на тёмную щель между дверью и косяком.

И сам не зная зачем, соврал:

- Да нет. Съездим в Судак за лекарствами – и вернёмся. Мы же за два дня заплатили…

Дверь тихо встала на место. Сергей завёл двигатель и два раза отрывисто просигналил.

Вера с Сашей по-воровски юркнули с вещами в машину и Серёга, поддав газку, с

облегчением покатил по пустым пыльным улицам посёлка.

Когда они отъехали подальше, Саша тут же принялся рассуждать, загибая пальцы:

- Живности никакой в заповеднике нет – раз. Капище тавров явно действует, так как

дровишки были заранее заготовлены…

Вера, нагоняя ужаса, зловеще прошептала:

- Может это были по нашу душу дровишки…

- Вот-вот. Это два. Экскурсоводша мутная – к бабке не ходи. И граф какой-то грузинский,

якобы первопоселенец… Может и не грузинский, а трансильванский…

Сергей, обернувшись, подлил масла в огонь:

- Роуминг у них возле капища с Россией бесплатный. Не иначе как русских кровопивцев

на пиры созывать. И детей нигде нет. Ни в начальной школе ни вообще в посёлке. И аптек

нет. Без надобности, понятное дело…

Саша, поморщив лоб, стал дальше систематизировать странности Нового Света:

- Названия эти дурацкие « ад», «рай»… Да и само название «Новый Свет» тоже на мысли

наводит… Прибавьте к этому грот с летучими мышами, и наших хозяев без домашней

аптечки, не выходящих при этом днём на улицу.

Вера покрепче прижалась к Александру и добавила:

- И верующую ту наша проводница как невзлюбила. Хорошо что ещё Сергей с нами на

самую вершину не полез. А то столкнула бы всех троих – и поминай как звали!

Саша покровительственно посмотрел на свою подругу:

- Какой там столкнула! Она же говорила про какую-то благодать! Висели бы сейчас все

втроём в гроте Голицына и крылышками перепончатыми хлопали бы…

Навстречу им из пыльного марева приблизилась таблица дорожного указатель «Новый

Свет». Внизу детским почерком была накарябана явно издевательская надпись тёмно-

бурого цвета: «До свидания!»

Предполагать вслух, чем именно было написано это нехитрое пожелание, никто не

захотел.

Сергей пощупал языком набухшую верхнюю десну и покривился от солоноватого

привкуса крови. С другой стороны, пульсируя, совершенно симметрично припухала левая

десна.

Вырвавшись из странного местечка, все трое друзей одновременно вздохнули. Вера,

чмокнув Сашу в щёчку, спросила:

- Надеюсь, никого эти «новосветовцы» из нас ночью не тяпнули?..

На её вопрос никто не ответил…»

---------------------------------------------------------------------------------------

---------------------------------------------------------------------------------------

ЭССЕ И ФАНТАЗИИ

Где дома лишь фасады, а слова - пустоцвет,

И след сгоревшей звезды - этот самый

проспект,

Я хотел быть, как солнце, стал как тень на

стене,

И неотпетый мертвец сел на плечи ко мне…

Б.Г.

ПРИДУМАННЫЙ ГОРОД-МЕМОРИАЛ

…Город мифов и невероятных историй, застыв в многогранном скульптурном убранстве

под низким северным небом, молча смотрит на своё отражение в холодных водах Невы…

Поэт Иосиф Бродский как-то метко выразился - Питер страдает нарциссизмом… А иначе

и быть не может – город, который преимущественно стоит на воде и каждую минуту

может любоваться своим отражением, волей неволей грешит этим достаточно невинным

пороком. Санкт Петербург любит самолюбование, он как бы возникает из него,

продолжаясь в изумлённых глазах многочисленных зрителей роскошью императорских

резиденций и сказочной фантазией парков в обрамлении зеркальных каналов.

О надуманности и призрачности Петербурга давно слагают легенды, а древнее

пророчество кликуш и раскольников времён Петра «Быть пусту месту сему…» за более

чем три века, казалось, вот-вот сбудется. Но этот вечный город снова возникал из глубин

наводнений, кровавой суеты революций и костлявой стужи блокады, обновляясь и

очищаясь в горниле страстей природных и человеческих. Вместе с превратностями

истории менялось и название этого странного города, но прежнее, изначальное – Санкт

Петербург, словно заколдованная молитва, возвратилось на круги своя и снова гордо

сияет в северных балтийских широтах.

Архитектура города отражает всю его бурную историю, включая прихоти временных

владык и случайные стечения обстоятельств. До Елизаветы, дщери Петра Великого, город

рос сам по себе, впитывая в свой каменный наряд сомнительные вкусы вельмож и

временщиков, без опаски смешивая разнообразные стили и архитектурные традиции.

Весёлая и жизнерадостная Елизавета привнесла в этот хаос темперамент южной

архитектуры, прославляя бессмертные творения итальянского архитектора Франческо

Растрелли, и предоставив ему неограниченный кредит на широкие реализации своих

архитектурных фантазий в стиле барокко. Растрелли после долгих лет упорной работы

существенно изменил облик Петербурга, придав ему известную утончённость и

изысканность. Главное творение гениального маэстро - Зимний Дворец стал некой точкой

отсчёта, и для города и для правящей династии. Идеально вписанная в панораму

стальных вод Невы и блеклого северного неба, зимняя резиденция русских царей на

долгое время стала центром Империи, всех её главных событий, внутренней и внешней

политики. Чуть позже, во времена царствования Екатерины Петербург познал немецкий и

французский стиль архитектурных изысков, а гордая Нева была закована в безупречный

финский гранит, что также являлось неким символом величия начинаний императрицы.

Но в целом архитектура города уже жила собственной жизнью – расправивший плечи

Санкт Петербург в екатерининскую эпоху сам диктовал Европе и моду и стиль. Поэтому

все последующие дуновения и эксперименты в градостроительстве были поглощены

объёмной и выразительной индивидуальной стилистикой, которая полностью

сформировалась к тому времени и царствует по праву и в наши дни. Как достойный

финальный аккорд в процессе становления Великого Города напротив Исаакиевского

Собора вознёсся на дыбы Медный Всадник, сотворённый капризным старцем Фальконе,

измученным придворными интригами и славным российским казнокрадством. Неистовый

Пётр на неистовом скакуне – злой и добрый гений Санкт Петербурга, его бессменный

грозный символ, заваривший питательный духовный брульон для будущих

фантастических замыслов великих художников, поэтов и писателей.

Но не причудливая архитектура и не величественная Нева с её притоками и каналами, и

уж, тем более, не наличие династического духа и царской усыпальницы создали тот

мрачновато притягивающий колорит Петербурга, который на протяжении многих веков

манит и ужасает своим неразгаданным мистическим ореолом, тихо мерцающим над

городом в тишине белых ночей…

…Мертвецы…Десятки, сотни тысяч мертвецов, щедро удобривших питерскую землю,

своим невидимым присутствием направляют сознание живых в самые мрачные

лабиринты размышлений и психологических опытов. Иначе как объяснить тот

противоречивый культурный пласт, сравнимый по своей мощи и размерам разве что с