Страница 138 из 141
Сначала Джон зашёл за ограду, потом рядом с ним примостился Чес; он жутко дрожал, он потихоньку ломался внутри. Именно он, этот парнишка, был рядом с ним тогда, именно он знал Дженни, помнил ту скорбь, ту витающую в воздухе смерть, осознавал, что ему придётся возвращать бывшего напарника из потрескавшегося, мутного бытия. Он — был и впрямь ангелом с обрезанными крыльями. Да что был — есть… И теперь этот ангел, стыдливо пряча свои нарастающие крылышки, дрожа, стоял рядом с ним и вдыхал жёсткий сырой воздух, пытаясь потушить в глазах нараставшую панику. Джон вдруг всем телом ощутил, что Чесу пришли в голову пропитанные солоновато-едкими слезами воспоминания, как он откапывал эту яму, как сколачивал непослушные тяжёлые доски и как отбивал себе и мозолил пальцы; как лопата непослушно скрипела, а маленькая бледная девочка смотрела сквозь закрытые веки на его старания, лежа в самодельном гробу. Он ведь сам плакал, но, преодолевая боль, делал всё это вместо него, отца Дженни. Константин ненавидел себя в то время, такого раскисшего, не способного собраться, такого слабого и отвратительного.
Джон взял его мокрую ладонь и внимательно посмотрел в его поблёскивающие океанским дождём глаза. «Всё будет хорошо…» — шептал он, и в глазах Чеса облака действительно расходились. Уже и не будет иначе, будет только хорошо. Если не воспоминания начнут чахнуть, то эмоции от них; эмоции — штука такая, затухающая, зарастающая пылью от количества дней, прошедших с тех самых «эмоциональных» пор. И когда было хорошо, и когда было плохо; всё пройдёт, останется слегка щемящая пустота в душе. Почти ставший однажды ангелом Чес это понимал и кивал в такт успокаивающим словам.
Потом, когда Креймер успокоился, а в его глазах слепым блеском заискрились огоньки, Джон понял, что забрал у него эту горечь и резко сыпанул на своё сочащееся кровью сердце. Больно, колко, почти слёзы подступили к горлу. Он вдруг и сам ожил, сам понял, до каждой мелочи, до каждой, сводящей с ума мелочи, что же произошло. Вспомнил, как встречал Кейт из роддома и был даже счастлив — если не с Кейт, то с заботой о Дженни; вспомнил, как они быстро и легко сошлись на этом имени — миленьком, напоминающем о бескрайних равнинах сразу же за Ирвайном; вспомнил, как ходил гулять в парк с дочерью и её волосы цвета густой смолы, заплетённые в две косички, непослушно развевались за ней, когда она каталась на карусели. И следом за этими пахнущими детским шампунем и сладостями обрывками памяти следовали другие. Это отвратительно воняющее помещение, куда уже давненько пробралась смерть и сидела-ждала своего часа, жидкий мертвенный свет, льющийся… кстати, откуда? сжавшаяся в мелкий комок Дженни с прокусанным до крови губами и растекающейся по телу заразой, Чес-призрак, не дающий ему умереть и почему-то всё равно относящийся ко второму плану; и он сам, такой жалкий и беспомощный, что-то бесконечно рассказывающий дочке, старался уболтать, кажется, не её саму, а только смерть рядом, чтобы оттянуть момент — неизвестно зачем, но все так делают. Убого, что и говорить. Джон тогда и потерял, и приобрёл. Приобрёл Чеса, заснувшего на его плече, когда во всём свете существовали только они вдвоём, удивительно яркие звёзды, пославшие им гибель, черничного цвета небо, струйка дыма от дешёвых сигарет, словно жидкий жемчуг, пропаренный на огне, и обгрызенные, холодные сердца, только-только коснувшиеся друг друга — казалось тогда, что-то выйдет из этого, точно.
Навязчивая мысль курить вновь засигналила в голове Константина; с одной стороны, отказаться от курения оказалось даже по-смешному легко, а с другой — иногда возникали уж слишком сильные и буквально заставляющие мысли. Но Джон держался. На щёку упала колкая прохладная капля, потом на нос, затем попала в глаз, и тут же вспомнилась сказка о Снежной королеве, которую очень любила слушать Дженни; а теперь что будет, если не льдинка попала в глаз, а капля? Кем станет Джон: приспешником самого Дождя, а на месте сердца у него будет сосуд с овальными каплями?.. Глупейшие мысли.
Чес в это время запрокинул голову назад и вовсю ловил на своём лице капельки, будто с радостью хотел превратиться в персонажа очередной сказки. Джон также поднял голову вверх: пусть парнишка не будет одинок в своей участи. Глаза заливало водой, а дыхание иногда перехватывало; может, они бы и вправду перевоплотились, если бы не какой-то крик на заднем плане и шаркающие шаги. Оказывается, сторожевая будка была не пуста: в ней сидел охранник, похожий на лешего, почему-то с длинной спутанной бородой. Он неспешно подошёл к ним и, окинув их взглядом, понял, что они не случайные прохожие, потому и кивнул.
— Кто-то из вас… отец? — наконец несмело спросил он. Джон кивнул и глухо сказал: «Я». Охранник судорожно кивнул и сделал ещё пару шагов, чтобы его стало лучше слышно.
— Мои соболезнования… Когда случился обвал здания, на заднем дворе уже стоял этот крест… Мы ни в коем случае не раскапывали могилу, подумали, если родители ещё живы, они придут. Мне нужно вас на пару слов… насчёт надгробия и самого гроба. — У Джона на слуху скрипели эти противные слова; сейчас ещё и денег попросит, чтобы установить тут шикарную плиту, и развод получится самый лёгкий: ну, какой близкий человек, а уж тем более родитель, станет на этом экономить?.. Ситуация была щекотливая. Константин отчего-то не был готов к этому разговору: силы думать о чём-то попросту исчезли. Чес поймал его безэмоциональный, уставший взгляд, аккуратно взял за руку и кивнул. Ему тоже было больно, но боль оказалась чуть-чуть иного характера: колкая, но не ноющая. Джон всё понял и выдавил из себя благодарную улыбку.
— Пойдёт Чес… Он тоже знал Дженни. Его будет труднее вывести из колеи… — Джон говорил со злорадной усмешкой. Охранник недоуменно посмотрел на них и тихо проговорил что-то; Константин не услышал и не хотел слышать, а Креймер отошёл к мужику-«лешему». Они в итоге ушли к будке, что находилась в самом начале, а Джон остался наедине с мыслями. Накренившийся на сорок пять градусов вправо крест, прогнивший, разваливающийся, и он сам (может, тоже прогнивший или разваливающийся?). Дождь забарабанил по макушке сильнее, а внутри сердца загудел ветер, болезненный, шипящий, сковывающий. Конечно, Константин уже не в первый раз думал, что заводить ребёнка было большой ошибкой, но кто ж знал… кто ж знал, что и он попадёт под какую-то масштабную часть жуткого эксперимента, который проводили внеземные силы и смысл которого до сих пор известен смутно… Да-да, всё эти статьи. И вот он думал после такого: было ли лучше ему знать это или оставаться в неведении, списав на террористические группировки исламистов, как это сделали остальные? Ведь его разум очень тяготили эти мысли — терпкие, плотные, сложные.
Что же произошло, в конце-то концов — наверняка у многих возник этот вопрос. Точного ответа не было ни у Джона, ни у тех супер важных дяденек, которым он показывал установки, ни у инженеров, что эти установки изучали. Всякий новоприбывший учёный (в прошлом — трусливо убегающий из-под обломков офисный клерк) имел своё личное мнение, основанное лишь на том, что видел он. Журналисты-писаки, выползая из своих ещё более прогнивших жилищ, вещали всякую дребедень, наконец дав волю своим талантам навести воды в тексте на девяносто девять процентов. Назвавшие себя сталкерами нового поколения уходили в руины, откуда все бежали, и доставали оттуда разный хлам — даже сложно определить, точно ли не Земной, называя его загадочными именами и приписывая уж совсем невероятную историю. И таких историй — заслушаешься, жизни не хватит! Хоть бери и пиши сказки по ним. Одна забавнее другой; может, для Джона это и было бы забавно, коли не было бы так больно.
Единственное, во что более-менее верил сам Константин, было версией под названием «Это был эксперимент». Были версии насчёт истребления людей, захвата какого-нибудь нужного материала или, например, мести за нами когда-то свершённое, о чём человечество уже давно забыло. Но всё это были идеи сырые, даже на этапе логики и рассуждения — уж не до вещественных улик, как говорится. Устоявшая почти все перипетия мысль была такой: да, имел место быть эксперимент со стороны неких внеземных сил. Кто это был — до сих пор сказать сложно; ни один из рассказов очевидцев, тех, кто видел космические корабли вблизи, не затрагивал этот момент, потому что попросту люди не успевали смотреть, да и будет ли видно сквозь этот корабль что-то — тоже хороший вопрос. Что это был за эксперимент и почему люди не смогли его предупредить? Такие вопросы мучили всех более-менее смышлёных людей, в том числе и Джона. Пришлось загрузить в себя много информации с листов, пропахших лесом и горным воздухом; лучше начать отвечать на первый вопрос, ведь из него плавно вытекал ответ на второй. Находка учёными и исследователями тех самых установок (Джон и Чес в этом плане оказались безумно полезными научному сообществу, они были первыми если не в мире, то в штате Калифорния — точно) помогла существенно разгадать суть эксперимента, хотя, честно-то говоря, в основном всё ещё было покрыто тайной. В установках отыскали механизмы, смысл работы которых был жутко схож с передачей радиоволн на Земле, только радиоволн не совсем простых, довольно сильных, могущих пройти сквозь тысячи световых лет и обладающих каким-то едва понятным для людей свойством. Кто-то предполагал, что это служило неким ресурсом для инопланетян (назовём ту расу пока по-банальному), другие опровергали и говорили, что таким образом те отслеживали развитие нашей жизни и ставили галочки в своих докладах по данному эксперименту, третьи предлагали, что они хотели неведомым образом уничтожить нас с помощью установок. Джону больше нравился первый вариант, так как третий, по его мнению, имел слишком мало оснований, а второй звучал довольно туманно. К тому же, когда стало известно о безоговорочном влиянии тех самых установок на наше сознание, для Джона и некоторых учёных всё жутко прояснилось.