На осколках цивилизации

Конечно, после первого рабочего дня Джон и Чес испытали своего рода удручение напополам с восторгом: вроде бы, это было нечто новое в их жизнях, новые умения и новые люди, но всё же именно в первый день они почувствовали, как неловки и насколько, вероятно, будет сложно даже в этом простом деле. Но подавленность проходила очень быстро, особенно когда они наконец добирались до дома через широкие улицы Хайда, наполненные вечерним счастьем: друг другу поднять настроение они могли как никто другой. Однако, несмотря на мелкие бытовые проблемки, временные неудобства, Джона не отпускало чувство, что они наконец добрались до ближайшего выступа горы, в которую отчаянно поднимались уже в сотый раз — теперь падать не страшно, если они заберутся чуть повыше: надёжная ступенька всегда под ними, и это совсем другое, нежели чем скалистое подножие. Честно признаться, для Константина первая неделя в этом месте, в вычищенной до блеска полупустой больнице с режимом почти как на отдыхе около моря, с разницей лишь в процедурах и отсутствии моря, казалась нереальной, подставной, только хорошо отыгранной. Несмотря на то, что он сам очень быстро размягчился, всё же он был готов принять удар с любой стороны. Однажды о чём-то подобном признался ему Чес, немного неуверенно, словно на миг к нему вернулась робость из прошлого, когда между ними стояла толстая стена, сквозь которую не было слышно самого важного — глупого сентиментального шёпота. Впрочем, это место теперь полностью завоевало доверие Джона. Он не удивлялся, почему получилось так хорошо: просто, ко всем чертям, они заслужили это!

========== Глава 28. Прежнее с новым привкусом. ==========

Наверное, у каждого в жизни бывает такое лето, когда ходишь по земле, словно летаешь по небу.

«Я люблю тебя (You I Love)» ©.

Так, в неспешном ритме обыкновенной загородной жизни, будто даже и не омрачённой катастрофой огромного масштаба (будто даже и не было), они начали жить и потихоньку набираться сил, моральных и физических. В первый месяц мучили кошмары, болели руки от готовки еды и коктейлей, иногда, просыпаясь среди ночи, холодный пот покрывал Джона и Чеса с головы до ног — как будто опасность была где-то рядом, но всё это было мнимо, ещё поражало обилие еды и воды и доступность цен, а необычно было получить после Нового года зарплату — они уже и забыли, как пахнут настоящие деньги, а не какие-то железки. Сам Новый год запомнился отсутствием ёлки, зато богато украшенной их комнаткой наверху различными золотистыми шарами, колючей мишурой, зелёными венками из настоящих веток с вкусно пахнущими шишками — всё это заботливо принесла им Клара. Джон и Чес решили не отделяться, а устроить праздничное пиршество вместе с семьёй внизу; надарили друг другу безделушных подарков в яркой блестящей обёртке и были счастливы. Часто выходили на улицу в канун Нового года; ночь, мягкую, но прохладную, чем все остальные дни, тоже провели на главной улице, затянутой наспех сколоченными лавками со всякой ненужной, но чудесной продукцией. Чуть дальше были танцы, развлекательная программа, кричали во всё горло и весело шутили; давали бесплатно шампанское, эгг-ног* и кусочек фаршированной всем, что неправильно лежало в холодильниках, индейки.

Джон и Чес никогда раньше бы не подумали, что смогут так веселиться даже после двух бокалов алкоголя. Когда до Нового года оставалось всего несколько секунд (часы здесь шли точно, а вот часы Джона опаздывали на полчаса), Чес что-то стал загадывать. Джон отчасти понимал его: наверняка просит спокойствия и мира на этой планете. Нынче у тех людей, кто мог так свободно и радостно праздновать этот день, было общее желание. Вроде бы, всего одна шестая года обернулась трагедией, а казалось, что сам год. Джон загадал это и парочку своих личных желаний.

Потом напокупали различных ароматных и красиво завёрнутых безделушек и с набитыми карманами потопали домой ближе к утру. Отдохнув немножко, стали поздравлять Ребекку и Иону — мать с сыном, что были их соседями, а те — их. Вышло мило, хоть Джон вроде и протрезвел и никогда такого не любил.

— Я думал, Новый год мы отметим в камере, чем окончательно испортим себе его, — признался Креймер, когда, разбросав все покупки по редким полкам в своей комнате, они ложились спать, наплевав на время, которое говорило, что сейчас в самом разгаре обед. Девяносто восемь процентов людей должно понять их: с наступлением праздника внутренние часы сдвигаются на непозволительный промежуток.

— Именно поэтому я чувствую себя ещё более счастливым… — прикрывая глаза и зевая, закончил Чес и заснул окончательно, прямо в брюках, но без футболки. Джон прикрыл его одеялом: несмотря на то, что они жили в штате Калифорния, здесь всё равно оказалось холодно зимой, особенно после катастрофы стало, кажется, ещё холоднее. Единственное, чем они грелись здесь, была печка, которую они сами усердно топили. У соседей внизу была такая же, и труба от неё проходила рядом с их и за крышу.

— Да… мне кажется, мы оба слегка… немного перепили. Хотя смысл в том, что ты говоришь, есть… — Джон потрепал его по красной щеке и улыбнулся: такого довольного и здорового Креймера он не видел уже несколько лет. Даже в Хайде он прежде не сиял так ярко. Может, и правда Новый год обещал нечто приятное? Каждому хотелось на минуту стать маленьким ребёнком и позволить себе роскошь: поверить в чудеса.

Спустя месяц, когда уже работа установилась стабильная, и зарплату выдавали полную, и расходы стали постоянными, Джон и Чес, как и многие вокруг, спешили на рабочие места в свой обычный вторник и обсуждали долгожданное внедрение электричества в их кафе. Наконец в светильниках заменят вечно капающие воском свечи на нормальные лампочки! А сколько радости оказалось для их профессии, ведь теперь заработала кофе-машина и вчерашний день Чес вовсю разбирался с ней — вот уж было удивительно, когда кофе приходилось делать не самому. На кухне же заработали конфорки и электрические печи, гораздо удобнее мангалов и обыкновенных печей. Раньше, чтобы выполнить заказ на барбекю, приходилось выходить во внутренний дворик, заливать готовые угли специальным раствором, немного ждать, пока пламя утихнет, при этом готовя мясо, а потом уже нанизывать его на шпажки и жарить. Посетителей, конечно, сразу предупреждали, что придётся подождать, по крайней мере, полчаса, но на голодный желудок это время тянулось слишком медленно.

Вроде бы, целый месяц пролетел, но, кажется, этого не было заметно; честно говоря, отношения Джона и Чеса мало поменялись, но они оба никуда и не спешили и были, вероятно, довольны происходящим. Джону иногда казалось, что они ещё привыкают, пробуют на вкус эту отчаянную, запрятанную на седьмой круг Ада любовь, и в разный момент она ощущалась по-разному: иногда пахла колкой свежей древесиной, которую они рубили вдвоём, чтобы согреть жилище, иногда — жасминовым чаем и терпким до слёз эспрессо, когда они делали перерыв пять минут, пересекаясь на заднем дворе, и Джон позволял себе приобнять парнишку, вдыхая такой аромат его волос, а иногда — жжённым белым светом работающего на батарейках светильника (тогда они до полуночи болтали о всяком, лёжа на одной кровати). И Джон был счастлив так, что и не думал, будто на его скверную долю когда-нибудь выпадет ещё такое счастье. Чес же с радостью получал эту заботу, потихоньку восстанавливался после стресса, пил нужные лекарства и лез безумно целоваться к Джону только когда немного выпивал — а на трезвую голову, сам признавался и при этом румянел, ещё не мог. Но Константин только подсмеивался над ним и трепал по голове. Конечно, Креймеру пока сложно делать столь откровенные вещи с человеком, который раньше и на метр не подпускал. Однако всё это, благо, быстро выдавится множеством тёплых моментов.

Этот день ничем бы условно не отличался ото всех остальных, если бы около кухни их не ждал Рон. Обычно, если он и спускался, его не было видно: он постоянно где-то сновал, что-то доделывал, с кем-то беседовал, даже помогал официантам и принимал заказы. Одиноко стоящим увидеть его было зрелищем удивительным. Но, заметив их с Чесом, Рон оживился и подозвал их, жестом приказав не направляться в служебку, чтобы переодеться.