Страница 112 из 141
Он знал, что, скорее всего, Чес быстро загорится этой идеей. Сейчас этот парень — бомба замедленного действия (точнее, стал ею с некоторого времени); мысль о побеге, знал Джон, созрела у него давно, и стоит только внешним обстоятельствам дать хоть маленькую надежду, Чес вцепится в неё, как голодная кошка в колбасу. Ему можно простить: он всё-таки ещё только-только переступил грань совершеннолетия, не знает, что делать со своей жизнью, и готов бросаться на любые авантюры в поисках ответа. И если что-то сдавило его жизнь в крепких узлах, он будет бросаться в стороны, рвать их и пытаться вернуть самое дорогое, что есть в его этой самой жизни — свободу. Советоваться с ним означало точно согласиться на побег. А Джон пока сомневался, очень сомневался…
Вскоре наступило утро; Чес проснулся как ни в чём ни бывало, хорошо отдохнувший и сразу заметивший, что с Джоном что-то не то. Тот ограничился тем, что сказал: «Я плохо спал». Вроде бы, на первое время Креймер поверил в это. После этого всех погнали умываться, потом — разливали завтрак. Начался обычный день. Мало кто догадывался, чем он закончится…
***
— Знаешь, нам осталось просидеть здесь всего половину, — после обеда Джон всегда приходил и садился на кровать к Чесу. Он решил начать издалека, чтобы посмотреть, в каком настроении сейчас парнишка. Тот заметно напрягся, мелко качнул головой, на секунду задумался, а потом, опомнившись, быстро посмотрел в глаза Джону и закивал быстрее.
— Да-да, немного… — Джону потребовалось всего ничего, чтобы понять: Креймер готов сорваться в побег сию секунду, несмотря на те здравомыслящие вещи, которые он говорил в самом начале, когда их привели в камеру. Чес уже долгое время не принимал нужных ему лекарств, и это явно сказывалось на его психическом состоянии: в суждениях он был готов преувеличивать всё что угодно, менял идеи одну за другой, а глаза его горели тем самым опасным нездоровым блеском. В редкие минуты, когда их точно никто не мог слышать, он тихо-тихо признавался: «Наверное, Джон, тяжело тебе со мной. Я медленно схожу с ума. Я чувствую воспаление, растущее в моей душе… да-да, именно там, пусть и звучит банально. Поэтому я как бы вверяю свою жизнь тебе: пожалуйста, не дай мне наделать глупостей…». Каким-то таким был общий смысл этих откровений. В такие моменты на Креймере лица не было; Константин ненавидел это чувство, но ему становилось жаль его… Конечно, такое доверие льстило ему, но факт оставался нерадостным: Чес жутко страдал, хотя пытался не подавать виду.
— Ты же понимаешь, что мы, уже пройдя такой путь, не будем рисковать?.. — мягко начал Джон, взяв его холодную ладонь в свою сухую и горячую. Парень вздрогнул, но выражение лица сменил на каменное, беспристрастное.
— Эх, Джонни… я готов вырваться из этой клетки любой ценой. Эти стены давят на меня каждую секунду. Только ты не даёшь мне сойти с ума, — Чес внимательно глянул на него. — Если бы на горизонте появилась хоть какая-нибудь возможность… я бы использовал её.
— А я бы дождался окончания срока нашего ареста… — слегка сжав его ладонь, твёрдо проговорил Джон. — Потому что мы только глупо оттянем наш выход отсюда, если попробуем…
— Да-да… — снова это «Да-да», означавшее лишь одно: Чес, конечно, иного мнения. Но докапываться Джон никогда не любил, поэтому оставил всё как есть, подумав, что, может, он и зря волнуется: мечтать можно о чём угодно, да вот не всё из этого превратится в реальность. На улице мелко бренчал дождь, но тем не менее надзиратель по их этажу громко возвестил о том, что на прогулку надо быть готовым через пять минут. В общем, ничего особенного эта прогулка не представляла: тупое хождение по засыпанной песком площадке за зданием в окружении серого толстенного забора с густой шапкой колючих проводов над ним, уже давно скучавших по электричеству. Однако даже так перемахнуть через этот забор высотой три метра было нелегко, при этом не поранившись или не зацепившись за проволоку. Джон, несмотря на несколько оздоравливающий характер этих прогулок для Чеса, всё же недавно их разлюбил: они только разжигали в парне желание сбежать, подогревали его мысль увидеть, наконец, дальше этих стен.
Сегодня, ввиду мелкого моросящего дождика, почти не ощущаемого на коже, прогулку сократили с часа до половины. Чес ходил несколько понурый, накинув на себя капюшон уже изношенной грязной куртки; Джон подставлял голову прохладным каплям. Они ходили по полукругу около забора туда-сюда раз десять; вокруг них по площадке слонялись одинокие тёмные фигуры, бесформенные в своих тёплых покрывалах или куртках. Слышались чьи-то отдалённые слова, полные натянутого оптимизма, витал дым от наспех зажжённой сигареты, а под навесом скрывалось несколько десятков людей.
Дождливую идиллию нарушил грохот, похожий на гром; дождь усилился, и Джон искренне не понимал, почему их не хотели уводить обратно: в такую погоду можно запросто простыть. От неожиданности вздрогнули все вокруг, потом пронёсся привычный гомон по типу «А что произошло? Что случилось?..», однако вскоре после этого всё стихло, и люди, поглядывая на небо, стали забывать. Джон не совсем разобрал природу звука, но тревожное чувство ярко вспыхнуло в его душе: это ведь запросто могло быть то, что почти уничтожило мир… И, несмотря на столько дней тишины, оно могло проснуться… Константин вопросительно посмотрел на Чеса; тот, ёжившись, смотрел наверх умоляющим взглядом, словно говоря: «Нет, пожалуйста, только не это…»
Здание тюрьмы находилось как бы на диаметре круговой площадки, которая к нему прилегала; небольшие промежутки на полюсах, отделявшие место для прогулок заключённых от въезда на территорию, тщательно охранялись патрулём из четырёх людей с ружьями и высокой, наспех сделанной из проволоки стеной. Так как они с Чесом почти дошли до конца одного из такого полюса, Джона очень смутило отсутствие привычного патруля здесь. Ради праздного интереса он глянул в дальний конец: высокая решётка одиноко пустовала. Константин весьма удивился, но не стал указывать на это Чесу. Однако, когда они разворачивались, чтобы сделать ещё один полукруг, Чес остановился как вкопанный.
Джон проследил за его взглядом: парень смотрел сквозь решётку на виднеющийся клочок земли, откуда их привезли сюда. Он явно заметил отсутствие людей.
— Джон, смотри… они… неужели они убегают? — что-то от этих слов заставило Джона поёжиться: то ли загоревшийся болезненным пламенем взгляд парня, то ли едва сдерживаемая, взрывоопасная эмоция, заложенная в восклицании.
Джон сделал несколько шагов к нему и глянул сквозь решётку: визжа и крича, непрерывная толпа потоком лилась из настежь открытых ворот. Откуда-то из здания шёл почти чёрный дым, накрывая толпу, словно пытался укрыть беглых каторжников от зоркого, но уже порядком грязного ока справедливости. Джон плохо понимал, что происходило, но ясно ему стало только одно: взрастившееся желание бежать уже полностью поглотило его разум. Уже стало порядком плевать, как бежать, куда бежать, нужно ли, а если поймают, главное — бежать. Чес нащупал его ладонь, крепко схватил и сорвался с места, увлекая за собой Джона.
— Тут перелезть… раз плюнуть! — парень вцепился в решётку, как будто это была единственная опора, как будто внизу под ним разверзлась лава, и аккуратно просунул ногу, поднявшись на метр выше. Джон уже заглушил голос разумности, лишь повторял за Креймером; в ушах стоял далёкий гул и крики. Константин даже предположить не мог, что произошло, но отчего-то вспомнил утренний разговор Тайлера. «Неужели он?.. Однако я даже сейчас сомневаюсь, что это не было обычным позёрством… ». У таких, как Тайлер, христианских детёнышей, кишка была тонка ввязаться в эту авантюру. Хотя Джон уже мог разучиться видеть людей насквозь… все свои чудесные навыки экзорциста давно же потерял.
Как только они спрыгнули, Чес резко обернулся назад: гулявшие с ними люди, кажется, поняли, что происходит, и все гурьбой ломанулись либо так же, как Джон с Чесом, либо через главное здание, надеясь пробиться к выходу там. В это время какой-то мужик перемахнул через решётку и, шлёпнувшись в размякшую от дождя почву, прикрикнул на них: