На осколках цивилизации

— Конечно… — на одном выдохе прошептал он и, склонившись, опустил голову на его плечо. — Я уверяю тебя, что ты совершенно не будешь думать об этом… и жизнь пойдёт в гору… — говорил он уже ему в плечо, из-за чего его шёпот казался сдавленным. Джон только усмехнулся.

— Учитывая то, куда наша жизнь сейчас со свистом катится, это будет нескоро…

— Разве нам впервой оказываться в самой жопе? — не стесняясь выражений, говорил Креймер и слегка посмеивался. — Знаешь, я как-то спокоен. Даже слишком. Однажды я понял одну важную для меня вещь. И после неё все остальные проблемы кажутся мелочными. Поэтому, если хватит сил, мы вытерпим всё…

Джону не понравилось это «если», но начать спор с Чесом, пребывающим в таком меланхоличном состоянии, он не хотел. Парнишка верил в лучшее, и эта вера даже радовала Константина, как радует глупое, но облегчающее жизнь заблуждение ребёнка его родителя. К тому же, у него самого настроение было не для пространных разговоров; нескольких прикосновений Чеса хватило для того чтобы немного расслабить и даже усыпить Джона. Ничьё тепло под боком так не успокаивало и не было таким приятным, как тепло Чеса.

«И что же всё-таки в этом парнишке особенного?» — спросил себя Джон перед тем, как окончательно заснуть. Наверное, так решила сама судьба, чисто для эксперимента повязав две совсем не соединяемые души и отправив их в земной мир страдать и упиваться друг другом. Иначе как объяснить их это отношение друг между другом?

========== Глава 25. Дела тюремные. ==========

Люди нелепы. Они никогда не пользуются свободой, которая у них есть, но требуют той, которой у них нет.

Сёрен Кьеркегор ©.

***

В такие моменты время тянется совсем медленно, противно и невыносимо; нельзя было сказать точно, сколько они ехали: размытая дождём неровная сельская дорога казалась бесконечной. Грузовик почти не делал поворотов, следуя по какой-то устрашающей прямой. В промежутки между тревожными снами Джону уже виделось, будто они давно умерли и едут по пути в Ад, а эти бесконечные тряски, мотания вперёд-назад — лишь часть запланированной для них тёмными силами программы. Он уже представлял Люцифера, который говорил: «Пусть через бесконечность они доедут до пункта назначения!». Осталась малость — пережить бесконечность!

Разговоры под конец пути совсем стихли: были слышны только храп, простуженное дыхание, чей-то кашель и тихий-претихий плач… Это звуковое сопровождение стало привычным.

Но вот неожиданно грузовик дрогнул, резко затормозил, и всех его пассажиров откинуло назад, перед этим хорошенько тряхнув. Чес задавил Джона, Джон задавил кого-то в свою очередь; мотор заглох, и люди тут же всполошились, зашуршали, заговорили взволнованными охрипшими голосами. Константин наконец проснулся полностью.

Уже всеми ожидалось, что скоро откроют створки и их выпустят наружу (хотя стало совершенно всё равно, что там ожидало снаружи — пусть даже там было намного хуже, чем здесь), однако грузовик вновь тронулся на малой скорости и делал такие остановки минуты через две. Несмотря на то, что они вновь куда-то ехали, людей внутри явно не покидало чувство, будто конечной цели они достигли.

И вот, когда они в очередной раз остановились, стало слышно, как дверь в кабинке водителя хлопнула и тяжёлые сапоги прошлёпали по грязи до конца грузовика. Засов нехотя и гулко сдвинулся в сторону, и створки распахнулись, с грохотом ударившись о стенки машины. Люди внутри зажмурились и прикрыли руками глаза от столь непривычного яркого света; громкий низкий голос скомандовал им «Выходить в колонну по одному». Джон тогда сразу понял: это начало нового этапа в его жизни, в который, как и в предыдущие, важным было только одно: выжить и пережить это. По сосредоточенному лицу Чеса можно было понять, что он тоже давно всё понял и теперь лишь старается оценить масштаб новой беды. А оценивать тут пришлось ого-го…

Как только ноги коснулись чавкающей грязи, Джон, ещё щурясь и привыкая к свету, оглядел место, в которое их привезли. Это оказался широкий внутренний двор, огороженный высоким забором с проволокой наверху — вероятно, когда-то давно по ней шло электричество и радостно убивало сбегающих отсюда; здесь спокойно уместилось четыре грузовика, таких же, как и их. Джон глянул налево — там находились высокие железные ворота, теперь поспешно закрывающиеся; направо расположилось широкое, серое, четырёхэтажное здание, состоящее из трёх связанных корпусов. Бесцветными полосками люди тянулись ко входам в здание; теперь они с Чесом стали частью одной из таких.

Внутри их ожидали длинные очереди, обшарпанные коридоры и конвоиры с выставленным наготове ружьём. С каждым вёлся разговор за закрытыми дверями, после чего людей отводили те же самые конвоиры — наверное, по камерам. Джон не увидел ни одного радостного лица среди уходивших. Там-то окончательно пропала его надежда на возможность избежать наказания. Да и куда им отсюда идти с Чесом, если их уже увезли за много километров от Ирвайна? Конечно, Джону всё ещё казалось глупым, что на них, якобы преступников, которых посадят, потратили столько редкого сейчас топлива, чтобы довезти до этого места. Если бы он организовывал всё это, то гнал бы несколько километров этих людей — как знать, по пути бы многие подохли, уже меньше кормить…

Наконец настала их очередь пройти в отдельную комнату; перед этим один из многочисленных конвоиров, похожий на остальных злым, наполовину закрытым лицом, спросил, знакомы ли они с Чесом, и отправил их вдвоём проходить «собеседование» с одним исходом. Они вошли в довольно просторную, содержащую из мебели лишь стол и пару стульев комнату с серыми обшарпанными стенами и разбитым окном. За столом сидело существо, похожее чем-то на отца Молл; Джон теперь понял, почему никто не выходил счастливым. Перед человеком был толстый журнал, в котором он что-то черкал и, кажется, не обратил внимания на вошедших. Прошло около полминуты, прежде чем этот человек поднял голову и окинул их хитрым взглядом.

— Стало быть, и вы считаете себя невиновными… — усмехнулся он, нервно крутя ручку в руках.

— Никто не предупреждал, что собрание будет ложным, для того, чтобы захватить сектантов, — отвечал Джон, хоть уже ни на что и не надеялся.

— Может, и верно не предупредили… У нас там находятся специальные люди, мы им доверили распространение информации. Видимо, они посчитали вас таковыми, — мужик равнодушно пожал плечами и приготовился писать что-то в журнале.

— Люди не всегда бывают верны в своих суждениях, ох не всегда… Более чем видно, что из прибывших сюда меньше половины настоящих сектантов. Остальные — просто невинные люди, попавшие под раздачу.

— Знаете что, — вдруг прервал его мужчина, — мне нет причины не доверять вам — я вижу, что вы в уме-разуме, вроде, не сошедший с катушек, рассуждаете даже… Но то, что вы здесь, всё-таки говорит о том, что намёк на какие-то ваши странности всё же есть. С этим нельзя поспорить. Я не могу проигнорировать это. Вам вдвоём придётся до поры до времени отсидеть в камерах. Я даже дам вам верхние этажи — там сидят люди, менее подозреваемые в преступлении. Пока вокруг творится такой кошмар, ни в чём толком разобраться нельзя. Если тихо отсидите месяц или больше, пока обстрелы не прекратятся, а после на собеседовании у вас не выявится ничего подозрительного — считайте, что вы свободные люди. Будем считать, что договорились? — занеся руку над журналом и пристально окинув их взглядом, спросил он.

— Да, — про себя Джон усмехнулся альтернативному правосудию, что вершилось нынче, когда справедливый суд нужен был как никогда; Креймер лишь коротко кивнул.

— Тогда, господа, называйте свои фамилии и имена! — мужчина наклонился над журналом, приготовившись писать; Джону и Чесу хватило одного быстрого взгляда, чтобы молча договориться об одном: говорить фальшивые имена.

— Джек Адамс.

— Майк Холи, — без запинки выдал Чес.

Мужчина быстро начеркал это, потом стал писать что-то ещё; продолжалось это минуту, потом он громко крикнул какого-то Сэма, впоследствии оказавшегося охранником, что доводил людей до камер. Он сказал ему букву и номер, тот кивнул и приказал Джону с Чесом следовать за ним. Вероятно, это было обозначение камеры. Сначала им пришлось вилять по коридорам среди измученных, уставших и бледных людей, потом подниматься по широким лестницам до самого четвёртого этажа.