Остров, поделенный насилием

Я внимательно слушала моего любимого и с каждым его словом приходила в шок. Сын Энергии? Что это значит? Он… Он говорит правду или это розыгрыш перед словами: «а знаешь, я просто имею болезнь. Она самый настоящий раритет. Она называется…» Но нет. Он дальше не говорил. Неужели на самом деле в космосе течет глобальная жизнь? Неужели все настолько серьезно?

Виктор был женат. Много раз. От этих слов что-то внутри зашевелилось. Ревность? Неужели я могу его ревновать к трупам? Или же…

— А разве… Все дети твои и жены… Они мертвы? — ревность заставила задать этот вопрос, и от этого мне было стыдно. Мной правят такие грубые чувства.

Мужчина заметил сразу, что мне не по себе. Или почувствовал.

— Стыдишься ревности? Не нужно, любовь моя. Ревность правит миром. Без нее не было бы ни любви, ни денег, ни человеческого общества. Ревность — это соль земли, — сказал он с улыбкой и надеждой успокоить меня. — А насчет жен, да, я видел смерть всех их. И жизнь тоже. В моей власти продлевать жизнь, но Джина, родная, закон запрещает это делать, если это твоя ненастоящая жена. У нас моногамия и жены на всю жизнь. Никаких однополых отношений. Ничего подобного нет.

Как он мог наблюдать за их смертью, жить с ними, зная, что все они окажутся в гробу? И не возникало у него желания помочь им? Хоть один раз нарушить этот странный закон? В его власти было спасти их всех, но он не спас никого.

— А разве тебе не жаль… Жаль их?

Это моего мужчину удивило. Он прикрыл глаза, отдаваясь своим давно забытым чувствам, эмоциям.

— Оставь жалость себе. У нас все по другому. Совершенно. Мы не понимаем ни жалости, ни сострадания, ничего из того, что вы называете мораль, чувства.

Все это ломало мне голову. И что же ими правят? Сухие законы? Ведь чувств у них, по видимому, нет совсем. Усталость съедала, начиная с тела, медленно ползя по позвоночнику к голове. Я чувствовала её тяжелые лапы, но пока она не добралась до головы, могу рассуждать и думать.

— Я не понимаю тебя, Виктор. Ты говоришь такие вещи… Они совсем нереальны для меня. И наш брак… Фактически его нет. А что если этот ген… Что если он попросту отключится?

— А я и не надеялся, что ты поймешь. И сам бы я себе не поверил, если бы был человеком. Но я не лгу. А брак… Что ты называешь фактическим браком? Тот, что проводится в ЗАГСе и подтверждается печатями и подписями? Джина, зачем тебе это? Я живу пол вечности, а тебе и в наследство нечего отдать. У меня по бумагам ничего нет: ни дома, ни жизни, ничего. Так что с этим все сложно.

Постепенно я засыпала. Ничего целый день не делала, а устала. И от чего это у меня? Я прижалась к любимому, не желая расставаться с ним хоть на минуту. Не хочу думать, правда ли то, что он говорит, но надеюсь, что решил пошутить надо мной. В моей жизни мало веселого, но самое интересное и подозрительное, что я ничего вспомнить не могу. Что с моей памятью и прошлой жизнью? Она вообще была… Эта жизнь до острова?

Часть

Я стою под дождём,

Всё пылает огнём,

Холодя мои голые плечи,

Распевая невнятные речи.

Я смотрю далеко,

Как же все велико,

Слишком много его,

Непонятно чего…

Я горю от стыда,

Здесь — дурная игра,

Прочь, уйди от меня,

Занавесь-ка себя…

Я смеюсь над собой,

Что за глупый герой,

Наступая на пятки,

Задаёт мне загадки.

Я кричу о беде

Моей глупой судьбе,

Что не слышит меня,

Тихо что-то жуя.

Я стою на ногах,

Умирая в годах,

Я кричу о себе,

Умирая в судьбе.

Я играю с огнём,

Поливая дождём,

Заглушаю я речи,

Что сжимают мне плечи.

(Кохэйри-неко)

Мне снились белоснежные пустыни, что бороздили по миру моей памяти. Эти безжалостные пустыни составляли планету моей памяти. Я должна что-то помнить!

Хотя бы что-то из прошлой жизни. Но каждый раз, идя вперед, я натыкалась лишь на снег. Все белое… Все холодное и безжалостное. Оно жалит меня изнутри! Эта пустота…убивает, режет…делает невыносимо больно! Почему вместо сладостных плодов — насыщенных воспоминаний, у меня лишь пустыня? Что способствовало её образованию? Где моя семья… Где моя жизнь вне острова?

Во сне я бродила полуголой по бескрайней белоснежной пустыне. Мороз на удивление не трогал меня, словно меня что-то согревало извне. И это что-то было пушистое… Но здесь, рядом, со мной совершенно ничего не было! Странно.

Где же вы, воспоминания? Вы стали этими холодными снегами или просто…Просто превратились в прах? Что-то мягкое продолжало тереться об мою кожу и частично я знала, что это в реальности. Неужели Виктор привел тех самых зверей? Я ведь хотела на них посмотреть…

Я продолжала искать. Фрагменты воспоминаний действительно стали холодными снежными сугробами. И больше ничем. Я не могла что-то больше вспомнить. Я стояла и просто смотрела на эту чудесную картину. Кто украл отсюда солнце? Кто превратил мою память в льды и сугробы? Пустыня постепенно стала меркнуть, будто кто-то медленно выключал свет. Я пыталась понять, что происходит, но все произошло быстро — пустыня стала пустотой. В мои ноздри ударил странный кисловатый запах. Значит, проснулась. Я открыла глаза, готовая увидеть любимого, но то, что я увидела лишь породило во мне первобытный страх. Передо мной была морда непонятного существа. Водянисто-желтые глаза смотрели неотрывно на меня. Я закричала, поспешно спрыгнув с кровати. Это существо… У него крылья! Откуда?! Что это такое вообще?! Я нашла в себе силы быстро подняться и побежать что есть мочи к окну. В этот момент вспыхнуло перед глазами недавнее воспоминание — прыжок у Люка. Тот самый прыжок через окно. Однако глупо их сравнивать. Тут за мной никто не гонится. Зверь даже не сделал ни одно усилие, чтобы остановить меня. Откуда он на кровати? Я перебралась через окно и спряталась. А ведь сейчас ночь!

На небе горели звезды и я заметила, что если собрать их все воедино, то я получу глаза… Глаза этого зверя. Прохладный воздух немного успокаивал мое тело. А ведь я не останусь здесь сидеть. Хоть спать уже не хочется, но мало ли кто ночью здесь ходит. Тихий скрип двери. Виктор? Я поднялась и повернулась к окну. Пусть меня будет немного видно.

В комнату вошел совершенно не мой спаситель! В комнату плавно вошла полуголая Эйра. На ней было лишь нижнее белье золотого цвета и пара украшений, которые из простого человека делали её чем-то необыкновенным, особенным. Она выглядела очень красиво при лунном свете. Её глаза были полны неведанной мне надежды, а тело изящно двигалось в такт невидимой музыки. Зверь напрягся. Он выглядел довольно устрашающе, но Эйра, видимо, его совсем не боялась. Рыжеватая шерсть с черными круглыми пятнами. Морда у него очень странная. Челюсть — сплошной голый череп с длинными клыками. А крылья птичьи, с перьями и довольно большие. На голове бежевого цвета красовались острые рога, похожие на те, что можно созерцать у оленей. Они величественно поднимались вверх. Из меня постепенно вытек страх. Интересно, почему?

Эйра сделала один поклон перед зверем, а затем рухнула перед ним на колени. Что происходит? Что она творит? Зверь смотрел на неё с равнодушием, хотя если честно признаться, то я не совсем понимала, куда смотрит это существо. У него нет зрачков и глаза неподвижны.

— Любимый, мой бог, выслушай меня, выслушай меня! — молила она. Никогда бы не подумала, что такая гордая девушка может так говорить. — Дай мне сына, дай мне воина. Я склоняюсь перед тобой, предлагаю тебе свое тело, душу. Прошу, любимый!

Она протянула к нему руку и погладила пушистую лапку. Она была с ним нежна и аккуратна. Затем она взяла его лапку в руки и я заметила, что его лапа очень большая. Она помещалась лишь в двух ладонях. Эйра с любовью стала покрывать её поцелуями. Существо будто застыло как статуя. Оно точно живое? Статуя… В голову врезалось лишь одно имя. Теперь я поняла кто это. Но неужели все это реально? Неужели…я не сплю? Виктор вытащил лапу из её рук, а затем замахнулся и ударил по идеальному лицу. В лунном свете я отчетливо увидела уродливую рану от здорового когтя моего любимого. Темная кровь стала бороздить по щеке Эйры, держа курс вниз. Во мне в этот момент что-то дрогнуло. Я не могла смотреть это дальше. Это было насилие! Насилие! Как у Люка… Совсем как у него. Фарфоровое лицо сморщилось, из сапфировых глаз брызнули алмазные слезы. Эйра заплакала, опустив голову. Но зверь не спешил утешать её. Он совершенно к этому не стремился. Я пристально смотрела на эту завораживающую картину, не в силах оторваться. В этот момент морда зверя медленно повернулась ко мне. В его глазах я ничего не могла прочитать. Зато мне стало страшно, будто он меня поймал на каком-то страшном преступлении. Я быстро опустилась вниз, не желая видеть больше это насилие и испытывать страх. Надо пойти прогуляться. Если бы меня заметила Эйра, то было бы хуже. Она, быть может, больше не заговорила со мной, потому что я видела её слабость. Её боль. Зачем мой любимый с ней так жесток? И мой любимый ли это?