Страница 99 из 133
Были и другие варианты. Сталин мог заявить, что объявление Францией и Англией войны Германии меняет международную ситуацию, при которой подписывался пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом, и советское правительство аннулирует это соглашение вместе с его секретным протоколом. Разумеется, этот шаг Гитлер обязан был рассматривать как враждебный в отношении Германии со всеми последствиями. Такое заявление означало бы, что Советский Союз уже в 1939 г. вступает в мировую войну на стороне Польши, Англии и Франции. Но это же заявление могло заставить Гитлера отказаться от планов оккупации всей или Западной Польши и искать возможности для скорейшего урегулирования через посредничество, например, Италии начавшегося конфликта. Иными словами, Сталин мог предотвратить Вторую мировую войну даже после 3 сентября 1939 г.
Но Сталин не планировал останавливать германское вторжение в Польшу и начавшийся пожар Второй мировой войны. 5 сентября 1939 г., в ответ на запрос Риббентропа, Сталин подтвердил, что оставляет за собой права на Восточную Польшу, но пока что нападать не будет, даже если немцам и придется в ходе военной кампании и в связи с военной необходимостью то тут, то там вторгнуться в советскую зону влияния. Почему Сталин принял именно такое решение? Во-первых, потому, что в случае советского вторжения в Польшу и быстрой советско-германской оккупации этой страны Вторая мировая война могла затухнуть, не разгоревшись, и ограничиться исчезновением Польши с карты мира. Собственно, именно на это рассчитывал Гитлер. Во-вторых, Сталин принял решение не нападать пока на Польшу, чтобы поляки дольше и лучше сопротивлялись немцам и, соответственно, несли как можно большие потери. Чем дольше поляки воюют с немцами, тем слабее они будут сопротивляться советской агрессии. В-третьих, если бы Польша была поглощена СССР и Германией уже в первые дни сентября, стоило бы ради нее начинать большую войну? Наконец, Сталин не торопился вступать в войну, чтобы и немцы несли как можно большие потери в Европе и втянулись в мировую войну в рамках генеральной линии Сталина на превращение Германии в «ледокол революции».
Сталин планировал начать выдвижение в Восточную Польшу только после того, как немецкие войска захватят Варшаву. Тогда советское правительство заявит, что Польша — это «уродливое детище Версальского договора» — как назовет Польшу в своей речи Молотов — распалась и Красная армия вступает в Польшу для защиты живущих там украинцев и белорусов. 14 сентября Молотов потребовал захвата немцами Варшавы как предварительного условия для начала военных действий Красной армии против Польши. Но был один деликатный момент — угроза того, что Германия, захватив Варшаву и Западную Польшу, заключит с польским правительством соглашение о перемирии. И тогда перед Сталиным снова возникнет старая угроза — угроза того, что Вторая мировая война затухнет, не разгоревшись. Поэтому 10 сентября советское правительство сообщило в Берлин, что начнет военные действия против Польши, если немцы, со своей стороны, пообещают не заключать с поляками перемирия. 13 сентября Риббентроп заверил Сталина, что «вопрос о необходимости заключения перемирия с Польшей» германским правительством «не ставится».
Разумеется, ни о чем этом Троцкий не знал. Он читал лишь открытую прессу. В статье «Сталин после финляндского опыта» (о советско-финской «зимней» войне 1939–1940 гг.) и в ответах на вопросы американского журналиста Ю. Клеймана[881] бывший вождь революции и бывший член Политбюро ЦК ВКП(б) указывал, что никакие возможные военно-тактические выгоды, полученные Советским Союзом в результате расширения своей территории в западном направлении, не компенсировали морально-политического ущерба, понесенного СССР из-за союза Сталина с Гитлером. Автор напоминал слова Робеспьера, что народы не любят миссионеров со штыками: «Вторжение Красной армии воспринимается народными массами не как акт освобождения, а как акт насилия и тем облегчает империалистическим правительствам мобилизацию мирового общественного мнения против СССР. Вот почему оно в конечном счете принесет защите СССР больше вреда, чем пользы», тем более что, как полагал Троцкий, эти вторжения, как и нападение на Финляндию, встретили молчаливое осуждение со стороны народов СССР. (И этот вывод говорил о полном отрыве Троцкого от советской действительности 1939–1940 гг.) Гитлер же, по мнению Троцкого, при помощи советско-финской войны скомпрометировал Сталина и еще теснее привязал его к своей колеснице, спровоцировав исключение СССР из Лиги Наций, как агрессора. При этом Троцкий делал вывод, который зачеркивал все написанные им с осуждением Сталина и советской внешней политики тексты: Троцкий объявлял, что присоединение к СССР новых стран и земель носит позитивный характер, так как предполагает проведение на присоединенных к Советскому Союзу территориях социалистических преобразований.
Своеобразным аналитическим и эмоциональным итогом в оценке личности Сталина явилась статья «Сверх-Борджиа в Кремле», заказанная американским журналом «Лайф» после того, как в этом журнале был опубликован автобиографический набросок Троцкого. Статья была подписана к печати 13 октября 1939 г. В сопроводительном письме в редакцию Троцкий отрицал элемент личной ненависти в оценке кремлевского владыки, причем делал это в весьма своеобразной манере: «Ненависть есть все же форма личной связи. Между тем нас со Сталиным разъединили такие огненные события, которые успели выжечь и испепелить без остатка все личное. В ненависти есть элемент зависти. Между тем беспримерное возвышение Сталина я рассматриваю и ощущаю как самое глубокое падение. Сталин мне враг. Но и Гитлер мне враг, и Муссолини, и многие другие. По отношению к Сталину у меня сейчас так же мало «ненависти», как и по отношению к Гитлеру, Франко или микадо. Я стараюсь прежде всего понять их, чтобы тем лучше бороться против них»[882].
Это, однако, были лишь словесные ухищрения. Глубочайшая ненависть к Сталину во многом предопределила содержание этой статьи, в которой, в частности, Троцким впервые развернуто описывалась история борьбы Ленина со Сталиным в последние месяцы жизни председателя Совнаркома и высказывалось предположение, что Сталин отравил Ленина.
«Лайф» оказался в сложной ситуации. Выступать с такими обвинениями против руководителя другого государства было рискованно и непривычно. Возникла не очень приятная, хотя и весьма вежливая переписка между редакцией и Троцким. От Троцкого требовали «менее гипотетических и более очевидных фактов», которые он, разумеется, представить был не в состоянии. Статья об отравлении Ленина Сталиным была не более как гипотезой, основанной на личном опыте автора и видения им Сталина. В конце концов редактор журнала Ноэл Буш отказался от публикации заказанной у Троцкого статьи, написав ему, что материал «может быть опубликован когда-то в будущем». Обещанный гонорар за отклоненный материал при этом был выплачен как автору, так и переводчику Маламуту[883].
Буш, однако, в то же время заверял Троцкого, что никакого давления со стороны «сталинистской машины» оказано на него не было и если бы подобное давление было, то оно стало бы причиной решения редакции не публиковать материал Троцкого[884]. Такой ответ, разумеется, Троцкого не удовлетворил, он попрекал редакцию, угрожал судом, и американскому адвокату Троцкого Гольдману с трудом удалось объяснить вождю 4-го Интернационала, что тяжба по этому вопросу — дело бесперспективное, что в американском суде такое дело выиграть нельзя[885]. Еще несколько месяцев рукопись от отравлении Ленина кочевала из одного журнала в другой, пока, наконец, не была опубликована в сокращенном виде американским либеральным изданием «Либерти». Это случилось 10 августа 1940 г. А еще через 10 дней Троцкий был убит.
881
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-4833, Т-4824; St.-Louis Post-Dispatch. 1940. March 10, 17, 24; Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1940. № 82–83. С. 1–3, 4-12.
882
Троцкий Л. Портреты революционеров / Сост. Ю. Фельштинский. М.: Московский рабочий, 1991. С. 65.
883
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-2793, Т-2799.
884
Там же. Т-2800.
885
Там же. Т-8318, Т-8918, Т-8919, Т-8922, Т-8923, Т-8924, Т-8978.