Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

Троцких поселили в принадлежавшем Фриде имении «Азуль», или «Голубом доме», на аванида Лондрес (то есть на Лондонской улице), хотя во имя безопасности было объявлено, что они будут жить в другом доме Риверы, в соседнем пригороде Сан-Анжель. «Голубой дом» был наследственным особняком, где в 1907 г. родилась Магдалена Кармен Фрида Кало Кальедерон, получившая известность под сокращенным именем Фриды Кало. Дом был назван «голубым», потому что окружал его высокий голубой забор. Полутораэтажный особняк окнами смотрел во внутренний двор с обширным садом тропических растений (такие дворы называются патио), с бассейном и узкими вьющимися дорожками, которые пересекались и расходились под, казалось бы, совершенно случайными углами.

Теплая встреча на мексиканской земле, прием и спокойствие «Голубого дома», знакомство с Диего Риверой, который появился через несколько дней и с которым сразу же установились очень теплые отношения[596], очарование хозяйки дома, познавшей уже немало мужчин и отлично понимавшей, как привлечь к себе внимание, — все это в какой-то степени расслабило Троцкого, пробудив у него, привыкшего за последние годы к полуспартанскому образу жизни, давние чувства и нравы не только политика, но и мужчины, тоже способного привлекать внимание прекрасного пола и проявлять подлинную страсть, несмотря на то что ему шел пятьдесят восьмой год. Объект внезапной любовной вспышки был налицо: Фрида, супруга гостеприимного Диего Риверы.

2. Диего Ривера и Фрида Кало

На Троцкого сразу же после прибытия обрушилась буря новостей. Прежде всего ему стало известно, что в Москве готовится новый судебный процесс против большой группы старых большевиков, в числе которых на этот раз были в свое время близкие ему Пятаков и Радек. Троцкий стал готовиться к тому, чтобы встретить этот судебный фарс во всеоружии. Он немедленно засел за переписку со своими сторонниками в США, обратившись к ним с дружескими и деловыми письмами. Чуть ли не ежедневно он давал теперь интервью американским и мексиканским журналистам, а также представителям прессы других латиноамериканских стран. В числе тех, кто поздравил Троцкого с прибытием в «наше полушарие», оказался и Макс Истмен, политические связи с которым были давно уже прерваны, но неформальные личные контакты сохранялись[597]. Помогали Троцкому в работе вскоре приехавшие в Мехико давние и верные помощники Хейженоорт и Франкель[598].

В начале апреля Троцкий принял представителя американского журнала «Нью стэтсмэн» Кингсли Мартина, который оставил подробное описание встречи и беседы, перепечатанное журналом через 60 лет[599]. «Он выглядел, — писал Мартин, — как будто только что принял горячую ванну. Его волосы были подстрижены, бородка аккуратно убрана, а костюм выглажен. Его шевелюра и бородка седоваты, а лицо — свежее и розовое». Троцкий был очарователен и настроен дружелюбно, сообщал журналист. Главной темой разговора были, естественно, московские судебные процессы и причины признания подсудимых. В ответ на недоуменные вопросы, почему подсудимые не отказываются от данных на следствии вынужденных показаний теперь, на открытом суде, Троцкий объяснил, что они страшно боятся за свою жизнь и за жизнь своих близких. «Но ведь большинство из них знает, что они все равно умрут», — возразил Мартин. Троцкий не согласился с этим: «Существует огромная разница между неизбежностью смерти и малейшей надеждой выжить», — пояснил он и жестом показал журналисту этот самый «миллиметр надежды». (Интересно, вспоминал ли Троцкий в те дни вынесение им смертного приговора Щасному?)

Больше всего Троцкого интересовали теперь взаимоотношения с очаровательной и гостеприимной хозяйкой дома. Его отношение к Фриде было проникнуто восторгом перед женщиной, которая оказалась в состоянии преодолеть тягчайшие недуги, сопутствовавшие ей всю недолгую жизнь. Отец Фриды Вильгельм Кало был евреем из Венгрии, жившим в Мексике с 1891 г., мать — Матильда Кальдерон происходила из индейской семьи. В возрасте 6 лет Фрида заболела полиомиелитом. Многие месяцы она провела в постели, испытывая неслыханную боль. Каким-то чудом, в основном благодаря усилиям отца, Фрида преодолела болезнь, хотя ее правая нога была чуть деформирована, и с детских лет она поэтому всегда носила длинные платья. В школьные годы Фрида вступила в кружок свободомыслящих студентов, интересовавшихся, в частности, идеями Маркса, проводила в этом кружке много времени, испытала не только наслаждение творческого поиска, но и все радости и страхи легкого отношения к сексу. В 18-летнем возрасте у нее появился постоянный любовник, член кружка Алехандро Ареас, ставший вскоре видным руководителем движения вольнолюбивого студенчества. Именно вместе с ним Фрида 17 декабря 1925 г. села в автобус, но на первой же остановке вышла, так как обнаружила, что забыла зонтик. Не найдя зонтик, она села в другой автобус, одна, и эта поездка оказалась для нее роковой. В автобус врезался трамвай. Фрида получила тяжелейшее ранение: металлический прут пронзил ее тело насквозь, кровопотеря была огромной. В больнице Красного Креста, куда она была доставлена, обнаружили множественные переломы правой ноги, несколько вывихов, повреждения позвоночника и таза. Как оказалось, железный прут прошел сквозь бедро, проник в глубь тела и вышел наружу через влагалище.

Проведя более месяца в больнице, Фрида возвратилась домой, но полностью вылечить ее не смогли, и она в течение ряда лет страдала от мучительных болей, и всю жизнь ее время от времени мучили новые тяжелые приступы. Преодолевая боли при помощи лекарств и силы воли, Фрида Кало оказалась способной вернуться к активной и плодотворной творческой жизни. Именно на больничной койке Фрида начала рисовать, а затем почувствовала, что только работа над художественными сюжетами, которые подчас (если не всегда) были диковинными, фантастическими, натуралистическими и даже антиэстетическими, возвращает ее к жизни[600].

Между тем в Мехико после длительной европейской поездки возвратился Диего Ривера, с которым Фрида раньше была знакома, а теперь, вновь с ним встретившись, стала его возлюбленной[601]. Диего родился в 1886 г. и воспитывался няней в индейских обычаях. Он рано проявил талант живописца, посещал курсы Художественной академии, начиная с 1906 г. регулярно получал в качестве наград возможность поехать в Европу, чтобы посетить музеи и побывать на художественных выставках. В 1909 г. он женился на русской художнице Ангелине Беловой, но через десять лет оставил жену и с тех пор вел свободный образ жизни, легко сходясь и расходясь с женщинами. К началу 20-х гг. Диего стяжал себе имя известного художника-кубиста, автора многочисленных настенных росписей, связанных как с древними мексиканскими сюжетами, так и с современными сюжетами, особенно с революционными. Особое его внимание привлекала тема мексиканского национально-освободительного движения. Именно через живопись Ривера пришел в коммунистическую политику, вступив в 1922 г. в компартию Мексики, став ее активистом, а на некоторое время даже генеральным секретарем[602].

В 1927 г. Ривера посетил Советский Союз, где провел десять месяцев. Он присутствовал на праздновании 10-й годовщины Октябрьской революции и собственными глазами наблюдал контрдемонстрацию оппозиции. Он решил запечатлеть увиденное им в монументальной росписи и предложил свои услуги хозяевам города, представив им проект настенных картин для только что построенного Дома Красной армии. Разумеется, советское партийное руководство было шокировано тем, как восторженно представлял в проекте мексиканский художник лидера оппозиции Троцкого. Проект Риверы не был принят, а самому ему в вежливой форме разъяснили, что его присутствие в СССР нежелательно.

596

По другим сведениям, Диего специально покинул больницу, чтобы на пригородной станции ворваться в поезд и заключить Троцкого в свои объятия, а затем возвратился в больницу (Herrera Н. Frida. A Biography of Frida Kahlo. New York: Harper & Row, Publishers, 1983. P. 205; Дотер И. Троцкий. Изгнанный пророк. 1929–1940. М.: Центрополиграф, 2006. С. 361).

597

Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-825—827, Т-831. Истмен просил Троцкого дать интервью корреспонденту либеральной газеты The St. Louis Post Dispatch и принять британского историка Джона Вилера-Беннетта, написавшего биографию фельдмаршала Гинденбурга, а теперь работавшего над книгой о Брестском мире. Указаний на то, что эта встреча произошла, нет. Вилер-Беннетт являлся крупным специалистом по истории Германии и международных отношений, автором нескольких десятков монографий. В данном случае речь идет о книгах: Wheeler-Be