Страница 23 из 133
Среди проблем международного революционного движения второй половины 20-х гг., к которым имел отношение Сталин как фактический руководитель Коминтерна и входящих в него партий, Троцкий ставил на первое место развитие революции в Китае, чему была посвящена специальная статья[229]. В ней автор полагал, что китайская революция 1925–1927 гг. являлась самым крупным событием всемирной новейшей истории после революции 1917 г. в России. Какую же позицию, по мнению автора, занимал Сталин в ходе китайской революции? Троцкий с негодованием отвергал сталинскую установку на блок коммунистов с лидером Гоминьдана Чан Кайши, на вхождение компартии в состав Гоминьдана, на принятие Гоминьдана в состав Коминтерна в качестве «сочувствующей» партии. Троцкий всячески противопоставлял сталинский курс в Китае установкам Ленина на временный союз с буржуазно-демократическими движениями в колониях. При этом особое внимание он обращал на требование Ленина сохранить самостоятельность пролетарского движения, считая, что Сталин это ленинское указание грубо нарушил. Разумеется, Троцкий не упоминал о том, что и сам он поначалу был за вхождение компартии в состав Гоминьдана; что постоянная угроза японского нападения на Дальний Восток и японской агрессии в отношении Монголии и Китая требовала создания сильного национального Китая, руководимого жесткой рукой правителя; что Чан Кайши, сын которого находился в СССР в качестве студента (а на самом деле — в качестве заложника), советское правительство считало удачной кандидатурой на роль диктатора Китая; что коммунисты Китая, в случае победы, ввергли бы страну в многолетнюю кровавую гражданскую войну (точно так же, как в долгую гражданскую войну ввергли Россию большевики) и этим ослабили бы Китай настолько, что сделали бы его легкой добычей Японии. Троцкий занимался теорией. Сталин решал практические проблемы. Сталин, действительно, не был теоретиком. Сталин был практиком.
Исключительно с позиции теоретической порочности сталинского курса Троцкий оценивал конкретные поражения коммунистов в ходе китайской революции в Шанхае, Кантоне и ряде других мест. Он не ставит под сомнение, что при принципиально ином руководстве (имея в виду свою собственную политическую программу) китайская революция могла бы увенчаться успехом: победой коммунистов или, по крайней мере, ростом численности партии, превращением ее в значительно большую политическую силу, чем это имело место в реально сложившейся ситуации. «Могильщик второй китайской революции готовится погубить третью китайскую революцию в зародыше», — заключал Троцкий, не указывая, что по такой логике Ленин конечно же был не кем иным, как «могильщиком» немецкой и европейской революции 1918–1919 гг.
Вопросы, связанные с пагубной, по мнению Троцкого, ролью Сталина в международном коммунистическом движении, затрагивались и в ряде других статей. Эта роль оценивалась как деморализующая, дезорганизаторская, разрушительная. Автор считал ее одной из главных причин провалов компартий в Германии, Великобритании, ряде азиатских стран, не только в Китае. Естественно, сталинскому прагматическому курсу и веренице поражений противопоставлялась «теория» перманентной революции, для оправдания которой Троцкий стремился найти факты, которые подтвердили бы зрелость революционной обстановки в той или иной стране и высокую вероятность успеха коммунистов, если бы они порвали с Коминтерном и присоединились к руководимому им течению, тем более что на основе личного опыта и наблюдений Троцкий воспроизводил отрицательные психологические черты Сталина, в частности его замкнутость, недружелюбие, грубость, угрюмую сосредоточенность, развязность и вульгарность. Фактически сквозь ткань всех работ о Сталине просвечивало то, что в одной из статей было определено как «противоречие между крайней властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов».
Вполне естественно, что советский диктатор со все большим вниманием, раздражением и озлоблением следил за печатной продукцией Троцкого, которая, как он понимал, при всех заслонах неизбежно окажется доступной хотя бы небольшому кругу его высокопоставленных подданных. Стремление Троцкого проанализировать характер социально-политических отношений в СССР, подвергнуть разоблачению формировавшийся сталинский культ и единовластие вызывали все большее негодование Сталина. Он стремился всячески скомпрометировать Троцкого в глазах партийной верхушки, которая сохраняла еще остатки пиетета по отношению к бывшему вождю.
Важным публичным сигналом в этом смысле было появление в журнале «Пролетарская революция» письма Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма»[230].
Основной смысл этого письма состоял в том, что все дискуссии по проблемам истории партии должны быть прекращены, что в этой области может существовать только одно мнение — самого Сталина, растиражированное в формате выступлений и комментариев людей, получивших на это его высочайшее разрешение[231]. Какие бы то ни было возможности для полемики с Троцким, для новой «литературной дискуссии» Сталин раз и навсегда пресекал, дав новое определение троцкизма: «Некоторые большевики думают, что троцкизм есть фракция коммунизма, правда, ошибающаяся, делающая немало глупостей, иногда даже антисоветская, но все же фракция коммунизма. Отсюда — некоторый либерализм в отношении троцкистов и троцкистски мыслящих людей. Едва ли нужно доказывать, что такой взгляд на троцкизм является глубоко ошибочным и вредным. На самом деле троцкизм давно уже перестал быть фракцией коммунизма. На самом деле троцкизм есть передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущей борьбу против коммунизма, против Советской власти, против строительства социализма в СССР. Вот почему либерализм в отношении троцкизма, хотя бы и разбитого и замаскированного, есть головотяпство, граничащее с преступлением, изменой рабочему классу… Вот почему нельзя допускать литературную дискуссию с троцкистскими контрабандистами».
Сталин выразил даже недовольство «Историей ВКП(б)», выпущенной под редакцией его историко-литературного подхалима и ортодокса Ярославского. В плане своего предполагаемого ответа Ярославскому при «характеристике троцкизма» и его «своеобразии» он подчеркнуто указывал на принципиальное разногласие между взглядами Ленина и «троцкистской» теорией «перманентной революции»[232]. В «ответе слушателю Военно-технической академии в Ленинграде», помещенном в журнале «Большевик», Сталин объявлял, что, «свернув свои антибольшевистские взгляды и войдя таким образом в партию, троцкисты не отказались все же от этих взглядов, ввиду чего они, эти самые взгляды, давали о себе знать с особой силой при каждом повороте партии и Коминтерна», что троцкизм «стал вновь фракцией меньшевизма после изгнания троцкистов из нашей партии. «Собака вернулась к своей блевотине»[233].
В каком-то плане эту грубую фразу можно было отнести к самому Сталину. На какое-то время Троцкий и Сталин обречены были лаять друг на друга, как две собаки, находившиеся в разных клетках. Троцкий был лишен возможности оказаться в СССР. Сталин не покидал пределов своего царства. «Реальные Сталин и Троцкий обитали теперь… в созданном ими самими мире, в котором каждый питался фантазиями другого, — пишут в своей книге британский исследователь К. Эндрю и перевербованный английской разведкой, а затем нелегально вывезенный в Великобританию сотрудник КГБ О. Гордиевский. — Вера Сталина в почти не существовавший российский троцкизм заражала Троцкого, бурный энтузиазм которого (при открытии этих воображаемых последователей) в свою очередь убеждала Сталина, что троцкистская угроза была даже страшнее, чем он предполагал»[234]. Именно в этих условиях Сталин усилил в СССР репрессии, при помощи которых надеялся еще прочнее «обезопасить» свою власть от внутренних врагов, подстрекаемых главным внешним врагом — Троцким, которого он непредусмотрительно выпустил за пределы СССР, о чем теперь горько сожалел.
229
Троцкий Л. Сталин и Китайская революция: Факты и документы // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1930. № 15–16. С. 7—19.
230
Пролетарская революция. 1931. № 6; Стопин И. Сочинения. М.: Госполит-иадат, 1951. Т. 13. С. 84–102.
231
Сталин И В. Историческая идеология в СССР в 1920—1950-е годы. Переписка с историками, статьи и заметки по истории, стенограммы выступлений: Сборник документов и материалов. Ч. I. СПб., 2006. С. 113–117.
232
Сталин И.В. Историческая идеология в СССР в 1920—1950-е годы. Ч. 1. С. 139.
233
Сталин И. Сочинения. Т. 13. С. 126–130.
234
Andrew Ch., Gordievsky О. KGB. The Inside Story of Its Foreign Operations from Lenin to Gorbachev. New York: Harper & Collins Publishers, 1990. P. 134.