Страница 112 из 133
Чтобы осилить своих врагов и неприятелей, ему требовалось политиканство, умение в нужных случаях пренебречь принципами, пойти на выгодную сделку, тактическую уловку. Только так в конечном итоге можно было обыграть противника. Но политиканства в Троцком не было. Троцкий был «типом верующего фанатика»[988]. Он «не понимал, как манипулировать людьми… В этом была его великая слабость»[989].
Троцкий был фанфароном, мастером позы, любителем эффекта, не в полной мере учитывающим, что эти свойства значительно уступают по своей эффективности систематической, негласной работе по насаждению верных, лично преданных кадров. Политическую деятельность Троцкий рассматривал как огромную сцену, а себя как великолепного актера, который играет выдающуюся роль. Беспристрастные наблюдатели, имевшие возможность сравнивать Троцкого с другими большевистскими деятелями, неизменно отдавали ему пальму первенства в аргументации, в донесении своей мысли до широкой аудитории при помощи свободно льющегося устного слова. Юный студент Варлам Шаламов, позже — узник советских концлагерей и видный писатель, так запечатлел результаты своих наблюдений: «С авторитетом Троцкого речь Луначарского ни в какое сравнение не может идти (ни в политическом, ни тем более в литературном плане). Троцкий — оратор более талантливый, чем краснобай Луначарский. Троцкий — оратор стиля особого, где сначала делался вывод, а потом он доказывался… У Троцкого не было лишней фразы, смущающей главной мысли, которая уже высказана. Тебе предстояло лишь подсчитывать бесконечные аргументы — одетые, конечно, всегда в оригинальную, блестящую даже одежду. Студенческие скептики говорили даже, что из-за этого постоянного блеска слушатель, зритель отвлекается от глубины суждений Троцкого, которые были бы теснее, яснее при более простом, более шаблонном изложении дела»[990].
Личные черты Троцкого, особенности его характера как политика приводили к тому, что его деятельность почти всегда носила оппозиционный характер или же, по крайней мере, имела оппозиционные черты. Это относилось и к тому времени, когда он стоял у власти. Он не мог быть просто проводником определенной линии, тех или иных установок, даже если они были рождены им самим. Он постоянно стремился к постановке новых задач, что неизбежно вызывало раздражение, усиливавшееся недовольство, отпор или скрытый саботаж со стороны консервативных элементов во власти и даже в собственном окружении. А выдвижение новых рубежей всегда требовало разносторонней аргументации, анализа исторической ситуации.
Историко-аналитическая работа Троцкого, нашедшая выражение в ряде фундаментальных исторических и историко-политических исследований, была неотделима от его политической деятельности, точнее являлась одной из функций практической работы, направленной на создание принципиально новых общественных отношений, на укрепление большевистского режима, а позже на ликвидацию тем или иным путем этого режима в его сталинистском варианте. При этом аргументировать новые подходы или же отстаивать свое собственное понимание общественных реалий Троцкий стремился не просто убедительно и доходчиво, а красиво, с актерским блеском.
Ленину ненавистны были эти артистические черты в характере и облике Троцкого, которого он до 1917 г. не раз называл различными нелицеприятными кличками вплоть до Иудушки и про которого после прихода к власти говорил Горькому: Троцкий «с нами, но не наш». Что касается Сталина, то он не просто ненавидел Троцкого со всем его актерством, но еще и злобно ему завидовал. Чем иным, как не завистью, можно объяснить издевательское заявление, которое Сталин в 1927 г. бросил в покорную партийную аудиторию: «Я думаю, что Троцкий не заслуживает такого большого внимания. (Голос с места: «Правильно!») Тем более что он напоминает больше актера, чем героя, а смешивать актера с героем нельзя ни в коем случае»[991].
В отличие от Ленина и тем более от Сталина Троцкий был в полном смысле слова харизматической личностью[992]. Простые люди (разумеется, далеко не все) подвергались магическому очарованию его ораторского таланта. Для более интеллигентной публики решающими были публицистические печатные выступления. Троцкий отлично понимал базовые человеческие свойства, характерные для любой социальной формации, — лень, жадность, эгоизм, зависть, алчность; цинично называл людей «бесхвостыми обезьянами». Как и другие большевистские лидеры, он использовал все эти не очень приятные качества во имя реализации тех целей, которые ставила его партия и он сам — как руководитель государства. Он неизменно верил в возможность переделки человеческой природы при помощи социальноэкономических, идеологических, пропагандистских, педагогических и других мер, в которых основной удельный вес составляло принуждение, а во многих случаях — прямое насилие. Так социальная инженерия причудливо сочеталась в его облике с харизматическими качествами.
В революцию Троцкий всегда находился в эпицентре событий. Он порой оттеснял Ленина с решающих позиций, по крайней мере в прикладном смысле. Отдавая, с его точки зрения, должное партийному вождю и главе правительства, Троцкий не раз вступал с ним в острые споры. Эти столкновения, однако, не только не приводили к разрыву, но в конечном счете укрепляли сотрудничество. При этом отношения между обоими лидерами всегда оставались сугубо официальными. Не испытывая взаимных симпатий, Ленин и Троцкий сознавали, что они были необходимы друг другу и, разойдясь, не смогут сохранить власть. Для Троцкого такое понимание сохранилось вплоть до прекращения активной политической деятельности Ленина в конце 1922 г. Ленин же крайне тяготился этой ситуацией, стремился ее ликвидировать, но не мог.
Ленин предпочитал одиночество шумному митингу, сборищу крикливых, да еще и дурно пахнущих солдат. Речь Ленина не была гладкой, последовательной, артистичной. Он часто терял нить своей аргументации, сбивался, повторялся. Троцкий тоже не был лишен огрехов устного монолога. Но зачастую характерный недостаток его устного выступления, как и статей в прессе, превращался в своего рода достоинство. Этот недостаток состоял в излишнем разжевывании высказанной мысли. Троцкий с большой охотой разъезжал по всей стране, буквально упивался собственными выступлениями, умел блеснуть афоризмом, часто непонятным слушателю, причем создается впечатление, что крылатые выражения не готовились им заранее, а возникали спонтанно. Всего этого недоставало Ленину. В результате там, где для высших партийных кругов бесспорным лидером оставался Ленин, там для толпы и улицы действительным вождем был Троцкий.
Ленин всегда ощущал интеллектуальное превосходство Троцкого-трибуна. При этом Ленин, безусловно, понимал, что еврейское происхождение Троцкого-Бронштейна было главным препятствием к тому, чтобы тот в российских условиях стал первым лицом государства. Тем не менее для противостояния Троцкому Ленин приблизил к себе еще одного нацмена — не очень грамотного грузина, в котором он видел жесткого организатора, не ограниченного моральными соображениями и нравственными предрассудками, к тому же не отягощенного, как Троцкий, опытом дореволюционных столкновений с Лениным. В результате в период Гражданской войны и непосредственно после нее возник своеобразный треугольник, в вершине которого находился Ленин, а два остальных угла занимали Троцкий и Сталин. «Угол Троцкого» был значительно более мощным, но «угол Сталина» постепенно становился решающим.
Ленину важна была власть. Он готов был проиграть революцию, но не готов был выпустить из рук управление партией. Троцкому важна была революция. И поэтому он не мог удержать власть, не был в состоянии правильно взвесить соотношение сил, оценить реальное положение дел. Он принимал торопливые решения, вытекавшие из теоретических и стратегических догм, то есть не был приспособлен к решению текущих и практических вопросов в той игре, которая происходила закулисно, за кремлевскими стенами. Троцкий был догматичнее Ленина. Его больший догматизм состоял прежде всего в неуклонной приверженности концепции перманентной революции, которую он пронес, подобно боевому знамени, начиная с 1905 г. Он отвергал и отбрасывал любые указания и намеки на нереализуемость, утопичность этой идеи и пытался объяснить ее постоянные неудачи конкретными причинами, внутренне совершенно не связанными с сущностью самой концепции.
988
Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 163.
989
Eastman М. Since Lenin Died. London: Labour Publishing Company, LTD, 1925. P. 17.
990
Сталин И. Сочинения. Т. 9. М.: Госполитиздат, 1948. С. 283.
991
Американский исследователь А. Виллнер дает такое обоснованное определение: «Харизматическая власть не основана ни на должности, ни на статусе, а вытекает из способности конкретной личности вызывать и поддерживать веру в себя как источник легитимности» (Willner A.R. The Spellbinders. Characteristic
992
Political Leadership. New Haven: Yale University Press, 1984. P. 4). В отличие от харизматичности личности Троцкого Ленин, а тем более Сталин обладали качеством, которое можно определить как псевдохаризму. Речь идет об обожествлении лидеров, которое было предопределено не их личными качествами и действиями, а навязано систематической, однообразной, бьющей в одну точку пропагандой, сочетавшейся с карами по отношению к несогласным, что в конечном итоге порождало синдром толпы, материально и духовно порабощенной властелином. У толпы возникало понимание, что любое сомнение окончится плохо, масса начинала верить или, скорее, давала уговорить себя поверить в наличие у них гениальных способностей, которых в действительности эти люди не имели. Некая черная аура, которой обладали Ленин и Сталин, раздуваемая средствами коммуникаций, вызывала страх и вытекавшее из него поклонение толпы.