Круги на воде

Сами боги видать пожелали обустроить в Суровой Киликии пиратское гнездо. Береговая линия здесь изрезана бесчисленными бухточками, усеяна скалами – идеальное пристанище для быстрых и вёртких пиратских судёнышек. Горцы стали морскими разбойниками, а эллины сочинили поговорку:

«Три худших слова есть в эллинском языке на букву К – критянин, каппадокиец и киликиец».

В восточной части Киликии Тавр отступает от моря, образуя долину, рассеченную руслами нескольких больших и малых рек. Здесь стоят богатые города – Адана и соперничающий с ней Тарс, древний город, основанный ассирийским царём Сарданапалом, оставившим после себя надпись:

«Сарданапал основал Анхиал и Тарс в один и тот же день; ты же, чужеземец, ешь, пей и люби; все другие блага человека не стоят внимания».

Город стоял в сотне стадий от моря, на реке Кидн, которая разделяла его на две части. Река текла с севера, со склонов Тавра, образуя восточную часть прохода, соединяющего Каппадокию с Киликией Равнинной и носящего гордое имя: «Киликийские ворота». Несмотря на величественное название, проход представлял собой довольно тесный коридор. Дорога извивалась среди горных хребтов, как змея, ползущая с запада на восток, круто взбиралась на перевалы между вершинами, а потом резко сворачивала на юг и ныряла в глубокую и узкую долину студёного Кидна.

Путь непрост и длинен, протяжённость прохода – пятьсот стадий. На равнине войско способно преодолеть это расстояние за четыре дня, но здесь ему потребуется намного больше времени. Обходной путь лежит слишком далеко.

Образующие проход обрывистые склоны густо поросли пихтой, длинноиглой сосной, можжевельником и кедром. В самой узкой части прохода дорога такова, что отойди всего на десять шагов с тропы, и ты уже лезешь вверх по отвесному склону, продираясь сквозь густые колючие заросли.

Здесь горстка людей вполне способна сдержать стотысячную рать, это прекрасно понимает любой полководец, ведущий войско Киликийским проходом, потому каждый стремится скорее очистить себе весь путь стремительным броском передовых отрядов, но сделать это весьма непросто.

Защищать Киликийские ворота очень легко, потому персы никогда не держали здесь много войск, лишь малые отряды, препятствующие разбоям горцев на дороге. Флота у сатрапа Киликии Аршамы вообще не было. Зачем он ему? С пиратами побережья борется близкий Кипр, покорный царю царей.

Уцелевший при Гранике Аршама имел в своей сатрапии всего четыре тысячи воинов, боеспособность которых была весьма низкой. Он ничего не смог противопоставить лихому налету Птолемея, который тайно высадился в устье Кидна и, совершив быстрый переход, овладел Тарсом. Город был плохо укреплён со стороны реки, да и ворота закрыть персы, застигнутые врасплох, не успели. Птолемею не понадобились ни машины, ни даже штурмовые лестницы.

Аршама едва спасся бегством, но выбравшись с малым отрядом из города, он совершил непростительную глупость: вместо того, чтобы отступать в горный проход, сатрап бежал к юго-востоку и укрылся в городе Малл, где начал спешно готовиться к осаде. Отсюда он отправил гонца к царю царей с просьбой о помощи. Это оказалось ещё одной ошибкой запаниковавшего сатрапа. Дарий разгневался и повелел Аршаме немедленно занять Врата, дабы воспрепятствовать соединению македонских войск.

Легко сказать, займи. Аршама, словно Геракл на распутье оказался. Только у того по одну руку лежал путь трудный, ведущий к славе, а по другую – лёгкий, привлекательный, полный удовольствий, хотя и заканчивающийся посмертным забвением. Аршама про Геракла слышал, но не очень много. Таких подробностей не знал, а перед собой видел пути несколько иные.

Первый – стать героем, напугав македонского ежа своей голой задницей. Второй – принять мучительную смерть в руках палача, не выполнив царский приказ. Был ещё и третий – опустошить в Малле винные погреба и перепортить всех местных девок, затрахавшись вусмерть.

Пока Аршама мучительно думал, от страха осуществляя третий вариант, Птолемею без боя сдалась Адана, а с Кипра пришли вести о восстании Сол. Дальше сидеть на заднице невозможно, что-то нужно уже делать.

Птолемей отрезал Аршаму от Киликийских врат, и сатрап бросился бежать на восток, к вратам Сирийским. Добежав до города Исс, он встретил ещё одного царского гонца. Тот сообщил, что царь царей всем войском идёт к Сохам и, грозя Аршаме расправой, требует, чтобы тот перекрыл северный проход, отрезав Одноглазого.

У сатрапа душа совсем ушла в пятки, он лихорадочно искал пути спасения. Мысли завязались в сотню узелков, мозги ворочались так, что сера в ушах дымилась. Думал-думал и придумал. Нашел-таки сатрап лазейку и, приободрившись, радостно бросился в Сохи, встречать царёво войско.

Ещё в начале лета заняв без сражения Анкиру, стратег-автократор Азии развернул здесь кипучую деятельность, стремясь привлечь под свои знамёна побольше союзников. Помчались послы во главе с Леоннатом в независимые эллинские колонии на южном берегу Понта Эвксинского – Гераклею и Синопу. Пердикка договаривался с вождями племён Пафлагонии, сам Одноглазый с каппадокийцами.

Все лето пролетело в лихорадочном пополнении войска и его подготовке. Македонские стратеги нещадно гоняли ополченцев и наёмников, создавая из них декады, лохи и таксисы «пеших друзей». Не всем сие понравилось. Многие из тех, кто зарабатывал на жизнь мечом, и считал, что владеет им вполне сносно, оскорбились. Немалое число таких пришлось оставить в покое. Разве что вынудили обходиться в походе без обоза. По заведённому Филиппом установлению каждой декаде придавался мул и слуга. Никаких телег.

Возникло много забот со снаряжением. Если изготовить нужное число сарисс не составило труда, то большие круглые щиты, что были у каждого гоплита, для строя македонской фаланги совсем не годились, поэтому увеличить численность педзетайров Антигону удалось незначительно и преимущество в вооружении перед эллинскими наёмниками Дария осталось ничтожным. Впрочем, стратег не сильно расстраивался на сей счёт. Гораздо больше беспокойства вызывала малая численность конницы.

Антигон своевременно получил от Птолемея послание, сообщавшее о количестве войск Дария, и вполне отдавал себе отчёт в том, что уступая в людях пятикратно, сможет лишь доблестно сложить голову. Македоняне, конечно, обсуждали идею отступить с безлесной каменистой равнины в горы, но каппадокийцы сообщили, что персы сторожат проход. Историю Антигон знал хорошо. Не требовалось ему напоминать про давние подвиги спартанцев.

Каппадокийцы совещались долго, под персами им жить надоело, но и в успехе антигонова дела они изрядно сомневались. Среди знати не было единодушия. Те аристократы варваров, чьи земли располагались восточнее реки Галис, продолжали смотреть в сторону персов, хотя столица сатрапии, Газиура, ныне пустовала без высокого начальства. Западные вожди все же решились предоставить Монофтальму около пяти тысяч воинов, из которых две тысячи пришли конными. Ни стратеги эллинов-союзников, ни старшие гетайры не верили в надёжность этого отряда, но Антигон искренне радовался приобретению. Ещё бы не радоваться. На безрыбье-то. Пафлагонцы ответили отказом, а из Гераклеи, дорийской колонии, Леонната едва не пинками выдворили, обидев и обозлив неимоверно. Гордые дорийцы спешили не отстать в высокомерии от своих дальних родичей – спартанцев.

Зато пришёл отряд из Синопы, милетской колонии. Этот город обладал автономией, подобной той, что персы предоставили его метрополии, формально подчиняясь сатрапу Малой Каппадокии. Впрочем, сей сатрап, Митробазан, погиб при Гранике, а нового Дарий не назначил. Пятьсот гоплитов и около тысячи пельтастов пополнили войско Антигона.

Последним с запада подошёл Кен, который привёл новые пополнения: конный отряд лидийцев и ещё две тысячи наёмников, в основном из Вифинии.

Теперь войско союзников лишь немногим не дотягивало до тридцати тысяч человек. Уже что-то, хотя персы по-прежнему подавляюще превосходили их числом, да и надёжное ядро македонян оставалось совсем небольшим.