Переплетенный (ЛП)

Она только простила предательство подруги и сейчас столкнулась нос к носу с другим предательством. Предательством человека, который должен был защищать ее от всего на свете, того кто всегда вселял в нее мужество говорить правду, какой болезненной бы она не была.

Мэри Энн не хотела больше здесь оставаться и поднялась с кресла.

— Я пойду наверх собирать вещи. Я не сбегаю из дома, — добавила она, когда отец с волнением в глазах поднялся. — Мне просто нужно немного времени. Я останусь у подруги. Мне это нужно, ты должен понимать.

Отец резко сгорбился. Ему было за тридцать, но сейчас он выглядел как измученный старик на пороге смерти.

— Что за подруга? Кто-то из школы? Или с работы?

— Пока не знаю, но не беспокойся. Я не буду пропускать школу. Хотя на работу позвоню и скажу, что заболела. — И это почти и не было ложью. Она никогда еще не чувствовала себя подавленной.

— Возьми хотя бы машину.

— Нет, я…

Перебив, он взял ее за руку.

— Или возьми машину, или останься. Выбери сама. — Он подошел к своему столу, взял ключи и кинул дочери.

Она не поймала, и ей пришлось нагнуться за ними. Все мышцы свело так, что она еле разогнулась.

— Возьми еще это, — сказал отец. Он выдвинул нижний ящик стола и на этот раз достал оттуда желтую записную книжку. — Это принадлежало твоей матери. Анне.

Все это время у него была вещь ее матери, ее настоящей матери, и он прятал это от нее. Она взяла тетрадь трясущимися руками. Как ей хотелось сейчас ненавидеть отца. В тишине она вышла из кабинета и поднялась в свою комнату, чтобы собрать вещи. Рюкзак был тяжелее, чем всегда: обычно он был заполнен книгами, а не одеждой и весил не так много.

Мэри Энн уезжала, дом, в котором она прожила большую часть жизни, медленно исчезал в зеркале заднего вида. Она не могла сдержать слезы, бегущие по ее щекам. Она оплакивала мать, которую никогда не видела, отца, которого, казалось бы, должна была знать, и неизвестность, в которой прибывала всю жизнь.

Она хотела обвинить во всем отца, но не могла, тем более после того, как он рассказал свою историю. Она вполне могла убить свою мать.

Как и Эйден, ее мать путешествовала во времени. Это означало, что как и Эйден, ее мать обладала сверхъестественной способностью. Мэри Энн нейтрализовывала эти способности. В момент ее зачатия ее мать перестала путешествовать во времени. Это факт. В течение девяти месяцев она находилась в матке матери и ослабляла ее, постепенно истощив силы. Тоже факт. Затем, в момент ее рождения ее матери просто не стало. Из-за нее?

Часами Мэри Энн ездила, пытаясь взять над собой контроль, но безуспешно. Дневник матери словно насмехался над ней. Она кружила по округе, затем проехала мимо Д и М. Остановившись, она поняла, что была слишком переполнена эмоциями, чтобы зайти, поэтому развернулась и поехала домой. Высоко в небе сияла золотистая луна. С каждой минутой по пути становилось все меньше людей — тех, что работали на своих участках или просто отдыхающих. Но что скрывалось в тенях, выжидая, чтобы ударить? Она боялась ответа на этот вопрос.

В нескольких милях от дома она заметила волка, бегущего рядом с автомобилем. Она узнала черный мех, пылающие зеленые глаза и свернула на обочину. Хорошо, что она остановилась — слезы застилали глаза. Но Мэри Энн никак не могла избавиться от рыданий, засевших в горле. Гортань горела, будто ее обожгли кислотой.

«Подожди», — прозвучал голос Райли в ее голове.

Она не могла. Он был нужен ей, но также ей было нужно остаться одной. Больше всего ей было нужно… она не знала что. Уйти, забыть. Мэри Энн выпрыгнула из автомобиля и побежала. Она бежала от того, что знала, от боли и неуверенности. Слезы продолжали литься из глаз. Волк продолжал преследовать ее, с силой отталкиваясь лапами от земли.

Он догнал ее и прыгнул на спину, прибив к земле. Она лежала, задыхаясь, и не могла пошевелиться.

«Здесь опасно, — сказал он ей мысленно. — Вернись к автомобилю. Сейчас же.»

Он был прав, она знала это, но осталась там, где была, рыдая и задыхаясь. Его теплый язык коснулся ее щеки, уголка ее глаза.

«Пожалуйста, Мэри Энн. Ты же не хочешь столкнуться с гоблином.»

Она кивнула и замерла, а потом двинулась назад к автомобилю. Он не запрыгнул внутрь, как она ожидала, а унесся к ближайшим деревьям. Прошло всего несколько минут, прежде чем он вновь появился в человеческом обличье. На нем были мятая рубашка и свободные брюки, очевидно, надетые второпях. Петли заскрипели, когда он забирался внутрь, Райли уселся, и блокировка дверей щелкнула.

— Мне жаль, если ты пострадала, — сказал он. — Как я уже сказал, сегодня вечером снаружи могут быть гоблины, и я не хотел, чтобы они уловили твой запах. Мои братья отслеживают их, и я не хотел бы, чтобы ты оказалась в их поле зрения.

Она повернулась к нему:

— Где ты был?

Слова прозвучали визгливо, вырвавшись и сменившись рыданием. Ее тело сотрясала дрожь, все сильнее и сильнее, пока она не начала задыхаться в рвотных позывах, потерявшись в горе и гневе. В себе, ее отце.

— Эй, эй, — произнес Райли, потянув ее на свои колени. — Что не так, любимая? Скажи мне.

Любимая. Он назвал ее любимой. Это было так удивительно, так желанно, что она расплакалась еще больше. Между рыданиями она рассказала ему о том, что узнала. Он качал ее в колыбели рук все это время, успокаивая ее так же, как она успокаивала Пенни. Затем он поцеловал ее, его губы поймали ее, его язык был теплым, приятным и диким, пальцы путались в ее волосах.

На мгновение огни осветили их, когда мимо проехал автомобиль, и они замерли. Но в ту же минуту, когда темнота окутала их, и они снова целовались. И это было самым замечательным, прекрасным и горячим, что она когда-либо делала. Ее руки путались в его волосах, его — в ее. Они прижимались друг к другу, впитывая друг друга. Она чувствовала себя в безопасности, несмотря на то, что тонула в ощущениях, в нем. Она хотела, чтобы это никогда не заканчивалось, и хотела быть медленней, как он однажды просил ее.

— Мы должны остановиться, — хрипло произнес он.

Очевидно, они по-разному воспринимали их отношения.

— Я не хочу.

Когда он так обнимал ее, она не могла ни о чем думать, только чувствовать его и ощущать счастье от того, что он рядом.

Его большой палец ласкал ее щеку:

— Доверься мне. Так будет лучше. Мы в автомобиле, у всех на виду. Но мы можем… мы продолжим позже.

Хотя она все еще была против, но кивнула.

— Теперь расскажи, куда ты направлялась? — спросил он, его беспокойство вернулось.

Сделав глубокий, дрожащий вдох, она сказала:

— Как только я взяла себя в руки, то поехала на ранчо, на котором живет Эйден. Я собиралась забрать его как-нибудь и отвезти туда, где живут его родители. Или жили. Я говорила тебе, мы родились в одной и той же больнице в один и тот же день?

— Нет. — Райли склонил голову вбок, и его руки, все еще обнимающие ее, перестали рисовать круги на ее спине. — Это странно.

— Знаю.

— И очень важно, я уверен.

— Согласна. Это не может быть простым совпадением. После того, как мы навестим его родителей, я хочу сходить в больницу, где он — мы — родились.

— Я пойду с вами. Виктория на пути к Эйдену сейчас. Мы можем подобрать их обоих. — Он открыл дверь и встал, легко потянув ее за собой, затем обошел вокруг и посадил ее на пассажирское сидение. — Я поведу.

Когда он сел за руль, она сказала:

— Куда ты пошел, когда мы разделились? Я волновалась.

Двигатель работал на повышенных оборотах, и Райли расслабился на теперь уже пустой дороге. Он вел автомобиль так легко, словно тот был его продолжением.

— Я должен был помочь Виктории с кое-какой проблемой. И мне жаль, любимая, — добавил он, переплетая их пальцы и поднося ее руку к своим губам. — Я пока не могу рассказать тебе о ней. Виктория не сказала о ней Эйдену, но он должен узнать первым.

— Понимаю.

— Правда?

— Конечно.