Оползень

Тут я стал свидетелем по-настоящему смелого поступка. Новак подошел к коряге, наклонился и выдернул из нее шнур с электрическим детонатором. Он небрежно бросил его на землю и вернулся к нам.

– Я сказал, не будет никаких взрывов. Теперь уматывай отсюда, Бурке. И иди вон по той дороге, к турбинному залу не спускайся.

Бурке пожал плечами.

– Ладно, ты – начальник. – Он повернулся и пошел. Затем остановился. – Если нужно прекратить взрывы, поторопитесь. Скиннер собирался взрывать три пня одновременно. Этот лишь один из них.

– Боже! – сказал я, и мы с Новаком одновременно посмотрели в сторону нагромождения камней, где находился Скиннер. Но было уже поздно. Оттуда послышался резкий хлопок и одновременно сухой щелчок неподалеку – это оказался безобидный взрыв детонатора, который Новак вытащил из коряги ярдах в пятидесяти от нас. В воздух взметнулись два облачка пыли и дыма, и ветер неторопливо стал относить их в сторону.

Я затаил дыхание, потом стал медленно выпускать воздух из груди. Новак улыбнулся:

– Похоже, в этот раз пронесло. – Он приложил руку ко лбу и посмотрел на влажные пальцы. – Взмокнешь от этих дел.

– Давай-ка удалим Скиннера оттуда, – сказал я, и в этот момент до моего слуха донесся слабый гул, как будто где-то вдалеке прогремел гром. Я воспринял его даже не ушами, а всем своим существом, как и легкое дрожание почвы под ногами.

Новак замер на полушаге.

– Что это? – Он с удивлением посмотрел вокруг себя.

Звук, если это был звук, повторился, и колебания почвы стали сильнее.

– Смотри! – крикнул я Новаку, показывая на высокие тонкие деревья. Их верхушки тряслись, словно трава под напором ветра. На наших глазах дерево вдруг стало наклоняться и упало на землю.

– Оползень! – закричал я. – Началось! На склоне появилась фигура.

– Скиннер! – закричал Новак. – Беги оттуда!

Земля затряслась под моими ногами, и окружающий пейзаж стал стремительно меняться. Скиннер побежал в нашу сторону, но не успел покрыть и половины расстояния, как изменения вокруг приобрели катастрофический характер.

И Скиннер исчез. Там, где он только что находился, мы увидели поток движущихся камней, из которого, как пробки, иногда вылетали отдельные валуны. Весь склон буквально потек, и все, что было на нем, плавно поехало вниз. Одновременно возник страшный, оглушающий гул, какого я до сих пор не слыхал. Он был похож на гром, на тысячекратно усиленный рокот оркестровых литавр, на близкий рев реактивного бомбардировщика и в то же время не похож ни на что. А из глубины шел еще один звук – чавкающий и сосущий, – такой бывает, когда вытаскиваешь из трясины ногу, только сейчас это была нога великана.

Новак и я стояли, словно пригвожденные к земле, и беспомощно смотрели на то место, где исчез Скиннер. Собственно, местом это назвать было нельзя, потому что само это понятие предполагает нечто определенное, неподвижное. В ущелье же ничего неподвижного уже не существовало и "место", где Скиннера перемололо камнями, оказалось уже ярдах в ста от нас и быстро уносилось вниз.

По-видимому, мы стояли так не больше чем две-три секунды, но они показались нам вечностью. Преодолев шок, я вышел из состояния оцепенения и крикнул Новаку, стараясь перекрыть шум:

– Беги, Новак. Оно разрастается.

Мы повернулись и стремглав пустились бежать вверх к дороге, которая означала для нас безопасность и жизнь. Но цепная реакция, развивавшаяся в слое глины в тридцати футах под нашими ногами, шла быстрее нас, и земля, казавшаяся твердой, начинала колебаться, скользить, раскачиваться, словно океан.

Мы бежали через рощу молодых деревьев, которые наклонялись и падали в разные стороны, и одно рухнуло прямо передо мной, с обнаженными корнями. Я перепрыгнул через него и продолжал бежать, но тут сзади до меня донесся звук – наполовину крик, наполовину стон. Я обернулся и увидел, что Новак лежит на земле, придавленный ветвью другого упавшего дерева.

Я подбежал к нему и понял, что он почти без сознания. Напрягая все свои силы, я начал высвобождать его. Это было нелегко, хотя дерево, к счастью, оказалось небольшим. Я чувствовал тошнотворную слабость, невероятный грохот оказывал на меня почти паралитическое воздействие. Впечатление было такое, что я находился внутри гигантского барабана, по которому что есть мочи лупил какой-то великан.

Но я все же вытащил Новака из ловушки и как раз вовремя. Громадный валун, подпрыгивая, как мячик, скатился в том месте, где только что лежал Новак. Глаза его были открыты, но остекленели, и он явно ничего не соображал. Я дал ему сильную пощечину, и он пришел в себя.

– Беги! – прокричал я. – Беги, Новак, черт тебя возьми!

И мы побежали снова, только теперь Новак тяжело опирался на мое плечо. Я старался придерживаться прямого курса к дороге, но это было почти так же невозможно, как при переходе реки с сильным течением. Прямо перед нами неожиданно взлетел фонтан высотой футов пятнадцать и окатил нас грязной водой, выдавленной из плывучей глины. Ко всем трудностям добавилась новая. Земля под нашими ногами становилась влажной, и мы начали беспомощно скользить и спотыкаться.

И все же нам удалось выбраться из опасной зоны. По мере того, как мы приближались к краю оползня, колебания земли уменьшались, и наконец у меня была возможность сбросить Новака на твердую почву и судорожно перевести дыхание. Неподалеку я увидел лежащего Бурке, руки которого двигались, словно он хотел загрести под себя всю землю. Он пронзительно кричал.

Со времени падения первого дерева до того момента, когда мы очутились в безопасности, прошло, вероятно, не больше минуты, одной долгой минуты, понадобившейся нам, чтобы пробежать целых пятьдесят ярдов. Это, конечно, не было рекордом, но я сомневаюсь, что какой-нибудь чемпион спринта мог бы его улучшить.

Я хотел помочь Новаку и Бурке, но что-то, скорее всего профессиональный интерес, заставило меня задержать внимание на самой катастрофе. Я увидел, что вся земля вокруг ущелья двигается вниз с возрастающей скоростью. Фронт оползня оказался уже почти у турбинного корпуса. Из потока вылетали, как спички, целые деревья, громадные валуны бились друг о друга с громоподобным грохотом. И вот фронт потока ударил в турбинный корпус, стены его рухнули, и все строение, как бы сложившись и превратившись в плоскость, исчезло под рекой плывущей почвы. Она двинулась дальше на юг, и мне казалось, что этому теперь не будет конца. Повсюду виднелись фонтаны выжимаемой из глины воды, а подошвами ног я чувствовал вибрацию миллионов тонн потревоженной земли.

Но конец все-таки наступил. Стало тихо, если не считать отдельных, возникавших то тут, то там шумов, свидетельствовавших о том, что давление внизу постепенно выравнивается, напряжение спадает. Не прошло и двух минут после взрыва пней, а оползень приобрел громадные очертания, две тысячи футов в длину и пятьсот футов от одного склона до другого. Повсюду стояли озера мутной воды. Глина отдала всю свою жидкость, и опасность нового оползня стала теперь невелика.

Я посмотрел вниз, на то место, где был генераторный зал, и увидел там лишь голое пространство взрытой земли. Оползень уничтожил его и, пройдя ниже, перекрыл дорогу на Форт-Фаррелл. Группа машин, которая стояла на дороге, тоже исчезла, а из-под языка оползня вырвался поток воды, который быстро пробил себе русло в мягкой почве и побежал на слияние с Кинокси. Никакого другого движения внизу не наблюдалось, и меня пронзила мысль о том, что Клэр погибла.

Новак, шатаясь, встал на ноги и покрутил головой, словно стараясь вернуть на место мозги.

– Как же, черт возьми... – зарычал он, потом с удивлением посмотрел на меня и начал еще раз, более спокойно: – Как же, черт возьми, нам удалось спастись от всего этого? – Он махнул рукой в сторону оползня.

– Удача и крепкие ноги, – ответил я.

Бурке все еще продолжал цепляться за землю и кричать. Новак повернулся к нему.

– Ради Бога, заткнись, – рявкнул он. – Ты же спасся. – Но Бурке не обратил внимания на его слова.