Оползень

Кроме того, я постоянно вслушивался в крики – одни громче и ближе, другие – слабее и дальше. Судя по всему, группа моих преследователей вытянулась в цепочку с наиболее выносливыми из них впереди. Если бы их было только двое, как вначале, я бы остановился и поборолся с ними, но против десятка у меня шансов не было. И я еще наддал, увеличивая скорость, несмотря на усиливавшуюся боль в боку.

Деревья приближались – высокие до неба ели, кедры, лиственницы, громадный лес, простиравшийся отсюда к северу до Юкона. Нырнув в него, я обретал возможность бороться. Здесь показались стволы, за которыми мог скрыться не то что человек – грузовик; здесь существовала игра света и тени, когда лучи солнца, пробиваясь сквозь кроны, создавали на земле мозаику из пятен; здесь имелись поваленные деревья, за которыми можно было укрыться, и ямы; толстый слой хвои внизу помогал двигаться бесшумно. Словом, лес – это мое спасение.

Наконец я достиг ельника и позволил себе оглянуться. Один из парней был на расстоянии двухсот ярдов, остальные бежали за ним длинной цепочкой. Я сделал перебежку к другому дереву, затем сменил направление и перебежал к прежнему. На опушке леса деревья росли еще довольно редко, и человека было хорошо видно, но все же это, конечно, лучше, чем открытое пространство.

Теперь я передвигался медленнее, но более аккуратно, чтобы пореже попадаться на глаза преследователям. Я делал зигзаги и перебегал от дерева к дереву, наклонившись. Гонка кончилась, началась игра в кошки-мышки. И мышкой был я.

Поскольку я сбавил обороты, то немного отдышался, хотя сердце продолжало бешено колотиться и буквально выпрыгивало из груди. Я все же улыбнулся, подумав, что преследователи, вероятно, не в лучшей форме, и нырнул поглубже в лес. Вдруг стало как-то тихо, и я даже решил, что погоня прекратилась, но тут раздался крик слева и ответный крик справа. Значит, они рассыпались и решили прочесать лес.

Я опять ускорил свой бег, надеясь, что следопытов среди них не окажется. Однако такой возможности не стоило исключать. До заката оставалось еще много времени, часа четыре, и я не знал, хватит ли у маттерсоновской братии энтузиазма, чтобы покончить со мной. А пока я решил отыскать хорошее место, чтобы спрятаться и дать погоне пройти мимо.

Впереди виднелось скопление валунов, покрытых растительностью, – отличное укрытие, но я миновал его. Такое место они не пропустят и обыщут каждую щель. Это потребует некоторого времени, а таких дыр – видимо-невидимо, и в этом состоял один из моих шансов. По крикам сзади я понял, что преследователи поотстали, что было естественно: им приходилось тыкаться туда и сюда, заглядывать во всякие дыры и под поваленные деревья.

Я не хотел забираться в лес слишком далеко. Я беспокоился о Маке, о том, сколько времени он продержит Говарда и его сестру. Когда Клэр поехала за Гиббонсом, ситуация была не такой острой, Гиббонс мог не торопиться. В общем, мне надо как-то вернуться в дом, и лишний ярд в глубь леса означал лишний ярд обратно.

Кругом меня вздымались вверх ели с массивными голыми стволами футов на пятьдесят. Но вскоре мне попалось то, что нужно, – молодой кедр с достаточно низко росшими ветвями, по которым было легко карабкаться. Я взобрался на одну из ветвей, пролез немного вверх и устроился в зелени так, что снизу меня не увидели бы. На всякий случай я снял свою красную рубашку, свернул ее в комок и стал ждать.

В течение десяти минут ничего не произошло. Затем они появились – так тихо, что сначала я заметил только какое-то движение, а лишь потом – легкий звук шагов. На краю небольшой полянки возник человек и стал озираться по сторонам. Я замер. Человек стоял ярдах в пятидесяти от меня и пристально вглядывался через полянку в лес, внимательно исследуя каждый метр пространства. Затем он сделал жест рукой, и к нему подошел еще один. Вместе они начали осторожно продвигаться вперед.

Обычно люди редко смотрят вверх, и эти двое не были исключением. Ни дать ни взять герои Фенимора Купера, они пересекли полянку и остановились под кедром. Один из них сказал:

– Кажется, мы его упустили.

Другой резко рубанул рукой воздух.

– Тс-с! Он может быть где-то рядом.

– Да нет, он уж, наверное, милях в пяти отсюда. Ой, как болят ноги!

– У тебя не только ноги заболят, если Вейстренд узнает, что ты провалил дело.

– Ух, гаденыш!

– А что ты с ним сделаешь? Давай попробуй, только я на тебя не поставлю. Все равно этого парня надо изловить, Маттерсон велел. Так что кончай скулить.

Они отошли, но я не расслабился. Вдалеке послышался крик, но рядом со мной все было тихо. Я просидел на дереве целых пятнадцать минут, затем спустился. Было довольно прохладно, но рубашку я оставил на дереве, заткнув ее между ветвями так, чтобы она была не видна.

Я не пошел обратно по своим следам, а сразу взял угол в направлении на домик Мака. Если бы я сумел добраться туда и если Мак все еще держал Говарда под присмотром, я получил бы хорошего заложника, своего рода охранный паспорт. Я неторопливо трусил, тщательно всматриваясь в каждое более или менее открытое место, прежде чем выйти на него. К тому моменту, когда я подошел к выходу из леса, я не встретил никого.

В любом коллективе всегда найдется человек, который стремится подбросить товарищу свою долю работы или просто сачкует. Вот такой и сидел под деревом на опушке, неторопливо сворачивая цигарку. Он, видимо, натер ноги, и его ботинки были расшнурованы – он, конечно, снимал их и теперь надевал вновь.

Он оказался для меня страшной помехой, так как, несмотря на то, что явно сачковал, его позиция на опушке оказалась идеальной для обзора поросшего кустарником пространства, которое мне предстояло пересечь. Вообще говоря, если бы Вейстренд оставил его здесь специально, лучшего места он не придумал бы.

Я бесшумно отошел и огляделся в поисках какого-нибудь орудия. Атака должна была быть внезапной и быстрой. Я ведь не имел представления о том, сколько его приятелей находилось поблизости. И если бы он только квакнул, мне пришлось бы опять пуститься в бегство. Я поднял с земли длинный сук и ножом сострогал с него ветки. Когда я вернулся, он все так же сидел под деревом. Цигарку он уже скрутил и теперь наслаждался, попыхивая ею.

Я тихонько подобрался к дереву сзади и выскочил из-за него, занеся свою палицу. Он даже не сообразил, что свалило его. Удар пришелся по скуле, и он, не охнув, упал на бок, выронив из размякших пальцев цигарку. Я отбросил свою дубину и подошел к нему, машинально погасив ногой огонек вспыхнувшей сухой хвои. Быстро подхватив парня под мышки, я втащил его в кусты.

Холодок пробежал по моей спине: мне показалось, что он мертв. Но он застонал, веки его задрожали. Угрызений совести, что я ударил его сзади, у меня не было, но убивать я никого не хотел – за это можно оказаться и на виселице. Закон в таких случаях очень суров, а мне нужно иметь Гиббонса на своей стороне.

На нем была темно-серая рубашка, как раз то, то мне нужно. Я снял ее с него и обшарил его карманы. В них ничего особенного не оказалось: кошелек с тремя долларами, какие-то личные бумаги, табак и спички, складной нож. Нож и спички я взял, остальное оставил. Затем я надел его рубашку, которая могла послужить мне хорошим маскировочным средством.

Я положил его в таком месте, где вряд ли кто-нибудь споткнулся бы об его тело, и смело вышел из леса, чтобы пересечь большую, поросшую кустарником поляну. Дом Мака, по моим расчетам, должен был находиться не больше чем в миле отсюда. Вдруг кто-то окликнул меня. К счастью, он стоял довольно далеко и в наступающих сумерках не мог различить моего лица.

– Эй! Что там случилось?

Я сложил руки рупором и прокричал в ответ:

– Мы потеряли его!

– Всех собирают у дома Мак Дугалла, – прокричал он. – Маттерсон хочет поговорить с тобой.

Сердце мое упало. Что произошло с Маком? Я помахал рукой и ответил:

– Иду туда.

Он двинулся в мою сторону, и когда расстояние между нами сократилось, я отвернулся и сменил направление. Как только он скрылся из вида, я бросился бежать. Вскоре в густеющей темноте засветились огни, и я остановился, соображая, как поступить дальше. Надо было выяснить, что случилось с Маком, поэтому, описав круг, я подошел к дому с тыла и услышал раздававшиеся в нем голоса.