Блюзы Бэй-Сити

Внезапно обеими руками он дернул ногу бандита, тело которого взлетело в воздух и с грохотом рухнуло вниз. Но и тогда черноволосый полицейский не выпустил ногу Большого Подбородка, продолжая выкручивать ее. Мосс Лоренц стал кататься по земле, издавая нечленораздельные звуки. В этот миг Ал Диспейн в последний раз дернул ногу Лоренца, который испустил вопль, напоминающий треск одновременно разрываемых простыней.

– Ребятам, за то, что я сейчас делаю, платят денежки, и не жалкие гроши, а настоящие бабки. Надо будет как-нибудь всерьез заняться кэтчем.

– Я буду говорить! – завопил Большой Подбородок. – Я все скажу.

Диспейн сильно раздвинул его ноги. При этом он сделал еще что-то, и Мосс обмяк. Большой Подбородок потерял сознание, и полицейский не сумел удержать тушу. Ал вытащил платок и вытер лицо и руки.

– Тьфу, какой рыхлый, – разочарованно заметил он. – Слишком много пива, а производит впечатление сильного парня.

Он пнул Большого Подбородка в ребра. Только после третьего пинка раздался стон, и веки Лоренца задрожали.

– Вставай, – приказал Диспейн. – Я тебе больше ничего не сделаю.

Большой Подбородок поднялся на ноги. Вставал он целую минуту. То, что осталось от его рта, было открыто в молчаливом крике. Я вспомнил рот другого парня и перестал жалеть Мосса Лоренца. Он замахал руками, словно пытаясь найти какую-нибудь опору.

– Мой приятель считает, что ты крут только когда у тебя пушка. Не хочу, чтобы такого сильного парня считали слабаком. Бери мой револьвер, – он легко подтолкнул револьвер к ногам громилы.

Сгорбив плечи, так как его шея почти не гнулась, Большой Подбородок неловко посмотрел вниз.

– Я буду говорить, – пробормотал он.

– Никто не просит тебя говорить. Я велел тебе взять револьвер. Не заставляй меня опять сгибать тебя вдвое для этого. Ну, бери!

Большой Подбородок, шатаясь, опустился на колени и медленно взял кобуру. Диспейн наблюдал за ним с бесстрастным лицом.

– Молодец, – похвалил он. – Теперь ты опять с пушкой, теперь ты опять крутой парень. Сейчас ты можешь грохнуть еще нескольких девчонок. Вытащи револьвер.

Очень медленно, с огромным усилием Мосс Лоренц вытащил револьвер, и рука с тяжелой пушкой повисла между ног.

– Что, неужели ты больше не собираешься никого убивать? – продолжал издеваться бывший лейтенант-детектив.

Большой Подбородок выронил револьвер и зарыдал.

– Эй, ты! – пролаял Диспейн. – Засунь пушку туда, откуда ее взял. Я не хочу, чтобы она испачкалась. Я всегда держу оружие в чистоте.

Мосс Лоренц нащупал револьвер и медленно затолкал его в кожаную кобуру. Эта работа отняла у него последние силы, и он рухнул лицом на землю.

Ал Диспейн перекатил его на спину и вытащил из-под него кобуру. Он вытер ручку полицейского револьвера, повесил кобуру на место и надел пиджак.

– А сейчас мы дадим ему возможность выговориться, – заявил он. – Я не верю ребятам, которые говорят по принуждению. Есть сигарета?

Я вытащил левой рукой пачку, вытряхнул сигарету, вставил в его протянутые толстые пальцы и щелкнул зажигалкой.

– Не надо, – брюнет достал спички, закурил и глубоко затянулся. Он смотрел на раскинувшееся вдали море. – Здорово здесь.

– Прохладно, – возразил я, – даже летом. Я бы не отказался выпить.

– Я тоже, – согласился Ал Диспейн.

8

Встреча с доктором Остриэном

Ал Диспейн остановился перед городской поликлиникой и посмотрел на освещенное окно на шестом этаже.

– Слава богу! Мы застали его, – удовлетворенно произнес Ал. – Этот парень, похоже, никогда не спит. Посмотри на ту колымагу.

Перед темной аптекой, находящейся рядом со входом в поликлинику, на парковочной стоянке стоял длинный черный автомобиль. Его поставили аккуратно, строго на отведенное ему место, словно сейчас был час пик, а не три часа утра. Рядом с номером виднелась докторская эмблема – чаша Гиппократа с обвившейся вокруг змеей. Я посветил вовнутрь фонариком и вернулся к Диспейну.

– Откуда ты узнал, что это его окно? И что он делает в поликлинике в такое время?

– Заряжает шприцы, – ответил полицейский. – После смерти его жены я немного пас доктора. Поэтому и знаю.

– Следил? Зачем?

Он молча посмотрел на меня, затем оглянулся на заднее сиденье.

– Как дела, дружище?

Из-под коврика на полу донесся низкий звук, очень отдаленно напоминающий человеческий голос.

– Ему нравится кататься, – насмешливо заметил Ал Диспейн. – Все эти крутые ребята обожают разъезжать в машинах. О'кей. Я оставлю телегу в аллее, и мы заскочим к доктору.

Не включая фары, он завернул за угол. На другой стороне улицы, за рядом огромных эвкалиптов находились теннисные корты. От океана пахло водорослями.

Диспейн вышел из-за угла. Мы подошли к тяжелой стеклянной двери и постучали. Где-то в глубине холла, за большим бронзовым почтовым ящиком светился открытый лифт. Оттуда вышел старик. Он подошел к двери, держа в руках связку ключей. Ал показал полицейский значок. Старик открыл дверь, запер ее вслед за нами, не проронив ни слова. Он поправил лежанку из мягких стульев, погремел вставной челюстью и спросил:

– Что вам нужно?

Наверное, с его длинной, серой физиономии никогда не сходило выражение недовольства. На старике были брюки с потрепанными отворотами. Из одного из черных, сильно изношенных туфель торчал скрюченный подагрой палец. Голубая форма шла ему так же, как стойло лошади.

– Доктор Остриэн у себя? – поинтересовался Ал Диспейн.

– Я бы не удивился.

– Я и не пытаюсь тебя удивить, – произнес черноволосый фараон. – Я уже износил свои клоунские розовые штаны.

– Да, он наверху, – кисло подтвердил старик.

– Когда ты в последний раз видел Греба, того с четвертого этажа?

– Сегодня я его не видел.

– Во сколько заступил на вахту, отец?

– В семь.

– Ладно. Подними нас на шестой этаж.

Двери с шипением закрылись, и старик поднял нас наверх. Старик вновь открыл двери и замер, как похожая на человека коряга. Диспейн снял отмычку, висящую под потолком.

– Эй, ее нельзя трогать! – заволновался лифтер.

– Кто сказал, что нельзя?

Старик сердито покачал головой, но промолчал.

– Сколько тебе лет, отец? – неожиданно спросил Ал.

– Шестьдесят.

– Черта с два! Тебе за семьдесят. Интересно, как тебе удалось раздобыть лицензию лифтера?

От злости дед в ответ только щелкнул фальшивыми зубами.

– Так-то лучше, – объявил полицейский. – Держи поддувало закрытым, и все будет тик-так. Спускайся, отец.

Мы вышли из лифта, который плавно спустился вниз.

– Слушай, – начал Ал, играя с отмычкой. – Его контора находится в конце коридора и состоит из четырех комнат. Самую большую разделили перегородкой и сделали две приемных для разных врачей. Кроме приемной у него еще пара маленьких комнатушек и кабинет. Усек?

– Угу. Ты что, собираешься вломиться к нему?

– После смерти жены я некоторое время пас этого эскулапа.

– Жаль, что ты не следил за рыжей медсестрой, той самой, которую грохнули сегодня ночью.

На физиономии фараона не дрогнул ни один мускул. На меня пристально смотрели невозмутимые черные глаза.

– Может, и следил, насколько позволяли обстоятельства.

– Да, конечно. Ты даже не знал, как ее зовут. Пришлось тебя просветить.

– Видеть ее в белом халате в приемной – одно, а голой – на кровати – совсем другое, – после некоторой паузы объяснил он.

– Логично, – согласился я, не сводя глаз с Ала Диспейна.

– О'кей, ты постучишься в кабинет доктора Остриэна. Это третья дверь от конца. Когда он откроет, я прошмыгну в соседнюю дверь, в приемную, и оттуда услышу все, о чем вы будете говорить.

– Звучит, как наполеоновский план, – признался я. – Но что-то мне не по себе.

Мы прошли по коридору почти в самый конец. Я приложил ухо к двери, на которую показал Диспейн, и услышал внутри слабое движение. Крепкая деревянная дверь так плотно прилегала к косяку, что из-под нее совсем не пробивался свет. Я кивнул полицейскому, который аккуратно вставил в замок отмычку, и громко постучал. Дверь внезапно распахнулась. Уголком глаза я заметил, как Ал бесшумно скользнул вовнутрь.