Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 5



Каждый детективный автор допускает ошибки, и никто из них никогда не узнает всего того, что должен бы знать. Конан Дойл порой ошибался так, что это начисто убивало смысл его некоторых рассказов, но он был пионером, и его Шерлок Холмс — это прежде всего емкий символ и несколько десятков строк незабываемого диалога. Не он выводит меня из себя, но леди и джентльмены того периода, который Говард Хейкрафт называет золотым веком детектива. Это было совсем недавно. Если верить Хейкрафту, этот золотой век начался после мировой войны и завершился в начале 30-х. Хотя, по сути дела, он еще продолжается. Две трети, а то и три четверти выходящих сейчас детективов по-прежнему придерживаются формулы, которую гиганты этой эпохи создавали, совершенствовали, шлифовали, а затем предлагали всему свету под видом загадок в области логики и дедукции. Это суровые слова, но не надо волноваться. Это лишь слова. Попробуем взглянуть на один из шедевров такой литературы, великий образец искусства водить за нос читателя и притом на самых законных основаниях. Называется он «Загадка Редхауза», написан А. А. Милном и провозглашен А. Вулкогтом (весьма щедрым на эпитеты в превосходной степени) «одним из трех лучших детективов всех времен». Такими словами не бросаются. Книга была опубликована в 1922 году, но она совершенно не стареет: она вполне могла бы появиться в 1939 году или — с незначительными поправками — на прошлой неделе. Она выдержала тринадцать изданий за шестнадцать лет, причем в первоначальном оформлении. Такое редко случается с мастерами любого жанра. Это приятная, легкая, увлекательная, написанная с обманчивой простотой вещица.

Ее герой Марк Эблетт решает разыграть своих друзей и выдает себя за своего брата Роберта. Марк — владелец Редхауза, типичнейшего английского сельского особняка. У него есть секретарь, который всецело одобряет его план и всячески способствует его претворению в жизнь. Если обман удастся, секретарь убьет Марка. Никто в Редхаузе никогда не видел Роберта, вот уже пятнадцать лет живущего в Австралии и пользующегося весьма сомнительной репутацией. По слухам, от Роберта приходит письмо (которое никто не видел), где сообщается о его приезде, причем Марк дает понять, что приятного в этом визите будет мало. Как-то днем человек, назвавшийся Робертом, прибывает в усадьбу, его встречают двое слуг и препровождают в кабинет хозяина, который (согласно показаниям свидетелей) должен был пройти туда к своему гостю. Затем Роберта находят мертвым на полу, с дыркой от пули на лбу, а Марка, разумеется, и след простыл. Прибывает полиция, высказывает подозрения, что к убийству причастен Марк, начинается следствие.

Милн знает о наличии одного весьма серьезного препятствия и старается поскорее его преодолеть. Коль скоро секретарь намерен убить Марка, притворившегося Робертом, розыгрыш надо продолжать, дабы сбить с толку полицейских. Поскольку же все обитатели Редхауза прекрасно знают Марка, тот был вынужден замаскироваться: он достигает этого, сбрив бороду, загрубив кожу рук (ничего похожего на холеные руки джентльмена, как показывают свидетели), говорит грубым голосом и выказывает грубые манеры. Но этого мало. Полицейские должны будут осмотреть труп, одежду и все, что имеется в карманах убитого. Естественно, что ничто не должно указывать на Марка. Милн, следовательно, дабы убедить всех, что Марк настолько тщательно продумал свою роль, что учтены все мелочи — от носков и нижнего белья (с которого его секретарь спорол ярлыки), — ни дать ни взять исполнитель роли Отелло, который мажет всего себя черной краской. Если читатель на это клюнет (а судя по тиражам, клюет очень даже охотно), Милн и сам не прочь поверить в свои мистификаторские способности. Но при том, что ткань повествования тонка до прозрачности, роман выдается за логически-дедуктивную загадку. Если в нем нет загадки, то тогда нет и романа. Ибо ничего другого там тоже нет.

Если ситуация фальшива, то книгу Милна нельзя назвать даже «развлекательным романом», ибо в ней нет ничего такого, что присуще легкому жанру. Если детективная загадка не содержит элементов достоверности и правдоподобия, если в ней лишь видимость логики, то тут нечего разбирать и анализировать. Если оказывается, что розыгрыш невозможен на тех условиях, что сообщены читателю, то тогда перед нами типичный обман. Конечно, это не умышленный обман, ибо Милн не взялся бы за роман, если бы отдавал себе отчет, на что себя обрекает. А обрек он себя на необходимость решать проблемы, о существовании которых и не догадывался. Как не догадывается о них и простодушный читатель, который, всей душою желая полюбить эту историю, воспринимает ее совершенно всерьез. От читателя и не требуется знания жизни, тут считается экспертом автор. Но вот что совершенно упускает из виду Милн:

1. Коронер и его жюри приступают к официальному осмотру трупа, не произведя компетентного, сообразного с законом его опознания. Временами коронерам, обычно в больших городах, приходится производить осмотр трупов, которые невозможно опознать (в случае пожара, стихийного бедствия, подозрения в убийстве). Здесь такой необходимости нет, и тем не менее никто не привлекается для опознания. Пара свидетелей заявила, что покойник назвался Робертом Эблеттом, Но это лишь гипотеза, которая нуждается в подтверждении. Опознание — необходимое условие, предваряющее осмотр. Даже в смерти своей человек имеет право оставаться собой. Коронер обязан, если это только возможно, охранять это право. Забывая об этом, он нарушает свои должностные обязанности.

2. Коль скоро Марк Эблетт, числящийся пропавшим и подозреваемый в убийстве, не может опровергнуть обвинение лично, крайне важную роль играет информация о его передвижениях до и после убийства (равно как и вопрос, были ли у него деньги, которые могли бы позволить ему совершить побег), но вся эта информация сообщается человеком, способным оказаться причастным к убийству, и не получает подтверждения. Тем самым она автоматически должна бы оказаться под сомнением, пока ее истинность не будет доказана.

3. Полиция путем прямого опроса устанавливает, что Роберт пользовался среди местного населения неважной репутацией. Стало быть, кто-то должен его хорошо знать в лицо. Но никто из таких лиц не привлечен к осмотру, иначе сюжет просто развалился бы.



4. Полиции известно, что в предполагаемом визите Роберта был элемент угрозы, им также должно быть понятно, что тут прямая связь с убийством, тем не менее они и не пытаются навести справки о Роберте в Австралии, о том, какой он там пользовался репутацией, с кем общался, наконец, действительно лион уехал в Англию и если уехал, то с кем. Наведи они такие справки, выяснилось бы, что он уже три года как умер.

5. Полицейский хирург осматривает покойника, у которого недавно сбрита борода (под которой необветренная кожа), искусственно огрубленная кожа рук, но тело состоятельного, изнеженного человека, к тому же давно живущего в холодном климате. Роберт не отличался изнеженностью и пятнадцать лет жил в Австралии. Такова информация, которой располагает хирург. Удивительно, что он не заметил тут никаких противоречий.

6. На одежде нет личных меток, ярлыки удалены, карманы пусты. Тем не менее человек, ее носивший, выдавал себя за конкретное лицо. Предположение, что он совсем не тот, за кого себя выдавал, самоочевидно. Однако ровным счетом ничего не сделано, чтобы прояснить эти необычные обстоятельства. Более того, никто даже не счел их необычными.

7. Пропал человек, хорошо известный в округе, причем покойник в морге очень его напоминает. Просто невероятно, чтобы полицейские сразу исключили возможность, что покойник и пропавший одно и то же лицо. Нет ничего легче установления тождества. Но эта мысль удивительным образом почему-то никому не приходит в голову. Полицейские выставлены такими болванами, что зарвавшийся дилетант может обвести всех вокруг пальца мошенническим трюком.

За расследование дела берется беззаботный субъект по имени Энтони Гиллингэм, симпатичный и жизнерадостный обладатель изящных манер и уютной квартирки в Лондоне. Он не является сыщиком-профессионалом, но всегда тут как тут, когда местная полиция заходит в тупик. Английские блюстители порядка терпят его штучки с поразительным стоицизмом, но я содрогаюсь при мысли о том, что сделали бы с ним ребята из отдела по особо тяжким преступлениям в моем родном городе.