На том стою (Обратный ход)

Я сказал:

– Вы не женщина, а целый женский комитет. Сейчас рассуждаете как преступница. Когда я увидел вас впервые, вы были спокойной, хорошо воспитанной дамочкой. Вас воротило от ковбоев вроде Митчелла. Затем вы купили пачку сигарет и зачем-то выкурили одну через силу. Затем вы дали ему себя приласкать, когда приехали сюда. Затем порвали свою блузку для меня, циничная, как цаца с Парк-авеню, когда ее кормилец-поилец решит вернуться домой к жене. Затем вы дали мне приласкать вас. Затем вы трахнули меня по башке бутылкой виски. Сейчас вы говорите о роскошной жизни в Рио. Которая из вас проснется со мной поутру?

– Пять тысяч долларов на бочку. И куда больше в будущем. Полиция не даст вам и пяти зубочисток. А если вы иного мнения – телефон к вашим услугам.

– Что я должен сделать за пять тысяч? Она выдохнула медленно-медленно, как будто кризис миновал.

– Отель стоит на самом краю обрыва. Внизу у стены узкий, очень узкий проход, а ниже – скалы и море. Сейчас прилив. Мой балкон нависает над морем.

Я кивнул.

– Есть служебная лестница?

– Есть. Она начинается с нижней площадки лифта, прямо у гаража. Но это долгий, трудный подъем.

– За пять кусков я поднимусь и в водолазном скафандре. Вы вышли через вестибюль?

– Я спустилась по служебной лестнице и прошла через гараж. Ночной вахтер спал в машине.

– Вы сказали, что Митчелл лежит в шезлонге. Много ли натекло крови? Ее передернуло.

– Я... я не заметила. Думаю, что должна быть.

– Не заметили? Вы заметили, что он окоченел. Куда попала пуля?

– Я не видела. Наверно, он лежал раной вниз.

– Где был револьвер?

– На балконе, возле его руки.

– Какой руки?

Ее глаза расширились:

– Какая разница? Я не знаю. Он лежал поперек шезлонга, голова свешивалась с одной стороны, а ноги – с другой. Нужно ли столько говорить об этом?

– Хорошо, – сказал я. – Я ни черта не смыслю в здешних приливах и течениях. Его может вынести на берег и завтра, и через две недели. Если мы провернем это. Может быть, его найдут не скоро и не узнают, что его застрелили. А может быть, его вовсе не найдут. В здешних водах водится барракуда и прочая дрянь.

– Если вы хотите, чтобы меня стошнило, вы близки к успеху, – сказала она.

– Таковы обстоятельства. Кроме этого, я думал, не могло ли это быть самоубийством. Тогда нужно положить револьвер обратно. Он, знаете ли, был левша. Поэтому я спросил, у какой руки лежал револьвер.

– А-а. Да, он был левша. Вы правы. Но это не самоубийство. На это не способен этот ухмыляющийся самодовольный типчик.

– Иногда человек убивает самое любимое существо на свете, говорят.

Может быть, даже самого себя?

– Не этот тип, – сказала она коротко и решительно. – Если нам очень повезет, подумают, что он упал с балкона. Господь свидетель, он был достаточно пьян. А тем временем я окажусь в Южной Америке. Мой паспорт все еще действителен.

– На чье имя выписан ваш паспорт?

Она протянула руку и провела кончиками пальцев по моей щеке.

– Скоро ты обо мне все узнаешь. Не спеши. Все узнаешь, все мои секреты.

Потерпи пока.

– Угу. Посекретничай пока с дорожными чеками. У нас в запасе час или два темноты, а потом еще час-два, пока туман не рассеется. Займись чеками, пока я одеваюсь.

Я вытащил ручку из кармана пиджака и дал ей. Она подсела к лампе и принялась подписывать чеки, высунув кончик языка от усердия. Она писала медленно и тщательно. Она подписывалась: Элизабет Мэйфидд.

Значит, смена имени была задумана еще до выезда из Вашингтона. Пока я одевался, я задумался: неужели она по дурости и впрямь верит, что я помогу ей избавиться от трупа?

Я отнес стаканы на кухню и захватил пистолет. Немного подождал, пока за мной закроется дверь, и спрятал пистолет и обойму в духовку. Я сполоснул стаканы и вытер их. Вернулся в комнату и быстро оделся. Она даже не посмотрела в мою сторону, подписывая чеки.

Когда она закончила, я взял чековую книжку и пролистал ее чек за чеком, проверяя подписи. На все эти тысячи мне было наплевать. Я сунул чековую книжку в карман, выключил лампу и открыл дверь. Бетти стояла совсем рядом.

– Выходи незаметно, – сказал я. – Я подберу тебя на шоссе, там, где кончается забор. Она обернулась ко мне;

– Можно ли тебе доверять? – тихо спросила она.

– В определенной степени.

– Что ж, по крайней мере, искренний ответ. Что будет, если нам не удастся провернуть это дело? Если кто-то сообщил о выстреле в полицию, если его нашли, если мы войдем, а отель кишит полицейскими?

Я стоял, не сводя глаз с ее лица, и не отвечал.

– Я думаю вот что, – сказала она очень тихо и с растяжкой, – ты меня живо продашь. И пяти тысяч долларов у тебя не будет. Эти чеки станут просто бумажками. Ты не посмеешь предъявить их к оплате.

Я по-прежнему не отвечал.

– Ах ты, сукин сын, – она не повысила голоса и на полтона. – Зачем я вообще пришла к тебе?

Я взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы. Она вырвалась.

– Не за этим, – сказала она. – Точно не за этим. Есть одно мелкое обстоятельство. Я знаю, что оно ничего не значит, – этому меня научили учителя-профессионалы – уроки были долгие, трудные, мучительные, их было много, и я их выучила наизусть, И все же – так уж получилось, что я его не убивала.

– Может, я верю в это.

– Не трудись, – сказала она. – Больше никто не поверит.

Она повернулась и выскользнула за дверь, сбежала по ступенькам, пробежала меж деревьев и скрылась в тумане.

Я запер дверь, сел в машину и поехал по дорожке мимо закрытой конторы с лампочкой над ночным звонком. Эсмеральда крепко спала, но грузовики неслись по каньону со стройматериалами, нефтью, контейнерами – всем, что нужно городу для каждодневной жизни. Они ехали с включенными фарами, медленно и тяжело поднимаясь в гору.

В пятидесяти метрах от ворот она вышла из тени забора и села в машину.

Я включил фары. Где-то в море завывала сирена катера. Наверху, в просвете между облаками, с ревом пролетела эскадрилья истребителей. Не успел я вытащить зажигалку из щитка и прикурить, как они скрылись.

Она сидела недвижно рядом со мной, смотрела прямо вперед и молчала. Она не видела тумана, не видела кузова грузовика, ехавшего перед нами. Она не видела ничего. Она просто сидела, окаменев от отчаяния, словно по дороге на эшафот.

А может, она просто умела наводить понт, как мало кто другой на моем веку.

Глава 9

«Каса дель Пониенте» стояла на краю обрыва, окруженная семью акрами газонов, клумб и садов. Центральный патио располагался с подветренной стороны, столики за стеклянной стенкой, посередине аккуратная дорожка вела к выходу. В одном крыле был бар, в другом – кафе; с обеих сторон здания – крытые стоянки для машин за изгородью из цветущих кустарников.

На стоянках стояли машины. Многим было лень спускаться в подземный гараж, хотя соленый, влажный морской воздух вреден для хромированных деталей.

Я поставил машину у въезда в гараж. Совсем рядом рокотал океан. Можно было ощутить брызги волн, запах и вкус. Мы вышли из машины и подошли к входу в гараж. Узкая пешеходная дорожка шла вдоль по скату. Над скатом висел указатель: «Спускаться на малой скорости. Сигналить при въезде». Она схватила меня за руку и остановилась.

– Я пошла через вестибюль к лифту. У меня нет сил подыматься по лестнице.

– Ладно. Законом это не воспрещается. Какой у тебя номер?

– 1224. Что с нами сделают, если нас застигнут?

– Застигнут за чем?

– Сам знаешь за чем. За сбрасыванием тела с балкона. Или еще за чем-нибудь.

– Меня растянут на муравейнике. А тебя – не знаю. Смотря, что еще за тобой числится.

– Как ты можешь острить в такую рань?

Она повернулась и ушла быстрым шагом. Я зашагал вниз по скату. Он изгибался, как заведено в гаражах. Сначала я увидел маленькую застекленную будку вахтера, в которой горел свет. Спустившись пониже, увидел, что будка пуста. Я прислушался, не раздастся ли звон гаечных ключей, шум воды в мойке, шаги, посвистывание, любой звук, указывающий, где находится вахтер и что он делает. В подземном гараже можно уловить самый тихий звук. Я ничего не услышал.