Страница 6 из 17
…Решетов переступил порог тесной, душной камеры и негромко поздоровался с арестантами, ожидающими здесь кто – суда, а кто – отправки на зону.
– Проходи-проходи, присаживайся, – произнес знакомый голос, который Сергей никогда не спутал бы с тысячей других: невообразимые по глубине басы и плавающий характерный акцент.
Крупный, можно сказать, огромный мужчина кавказской национальности в спортивном костюме приглашающе кивнул на табуретку:
– Ну, что сказать о себе можешь, парень?
– А что, уши свободные есть? – дерзко улыбнулся Сергей и, предупреждая волну негатива, готовую обрушиться на него от мгновенно вскинувшегося грозного «сына гор», добродушно добавил: – Ну, Вартан, дал Бог – свиделись.
Вор недоуменно уставился на новичка, с минуту подумал, наморщив широкий лоб, и, наконец, удивленно спросил:
– Я тебя должен помнить?
– Не гадай, Вартан, не вспомнишь! – хитро прищурился вновь прибывший. – Серега – Решет!
– Вах! – изумленно вскрикнул пожилой авторитет и добавил длинную фразу на родном языке.
Затем, наповал сразив видавших виды зэков, старый вор вскочил и, вдоволь наобнимавшись с новеньким, засуетился, словно радушный папаша.
– Ну, говори: как, что, какими судьбами? Чем помочь смогу? – без остановки тараторил обрадованный неожиданной встречей Вартан.
– Да угомонись ты! – рассмеялся Сергей. – Наговоримся еще – времени навалом.
Но время сыграло со старыми друзьями злую шутку… Буквально через неделю после традиционной вечерней проверки Вартана не стало…
Привычные к подобным процедурам, заключенные торопливо покинули осточертевшие стены «хаты» и выстроились в галерее для переклички и положенного осмотра тюремным фельдшером. В этот роковой вечер обычное, по сути, мероприятие отклонилось от привычного сценария. Вартан слегка занемог и проигнорировал проверку, оставшись лежать на «шконке». И все бы ничего (не раз уже подобные вольности со стороны авторитета, как говорится, «прокатывали»), но в этот злополучный день дежурил капитан Лесков, отличавшийся особой говнистостью и жестокостью. Хуже того – сегодня он был изрядно навеселе. Зачем-то, может, забавы ради он прихватил с собой двух крупных кавказских овчарок, которых вели на поводках «цирики». Капитан пошатывался, пытался обнять молоденькую медсестру, шепча ей на ухо пошловатые шутки, и вообще вел себя вызывающе, даже по отношению к персоналу изолятора. Обнаружив, что ненавистного ему «смотрящего» нет среди построившихся, Лесков мгновенно вышел из себя. Его худое, синюшное лицо побагровело, а тонкие губы сложились в хищную усмешку. Словно предвкушая предстоящую разборку, капитан облизнулся и, вырвав поводок одной из овчарок из рук охранника, нырнул в проем камеры.
– Ты какого хера разлегся?! – заорал он, брызжа слюной. – А ну встань, придурок лагерный!!!
– Не пыли, капитан, – недобро сверкнув глазами, спокойно ответил вор. – Без меня сегодня обойдетесь – приболел я.
– Ты у меня сейчас приболеешь! – рассвирепел Лесков, видя, что ему и не собираются повиноваться. – Пообещаю паре быков свободу и закрою тебя с ними на несколько дней, смотришь – авторитет твой приопустят! – Капитан наигранно громко рассмеялся, приглашая присутствующих оценить его остроумие.
– Язык придержи, начальник! – сурово ответил Вартан. – Не ровен час – потеряешь.
– Урка, ты мне угрожать вздумал?! – зашипел Лесков и крикнул овчарке, натянувшей поводок: – Дара, тут кто-то пасть разевает!
Собака, повинуясь довольно замысловатой команде, сделала стойку и тихо зарычала, бдительно фиксируя умными глазами каждое движение потенциальной жертвы.
– А ведь напугал! – громко рассмеялся Вартан и притворно содрогнулся. – Мозгами не вышел ты, капитан, меня на понт брать!
– Ах ты… – Лесков отпустил поводок. – Взять!!!
Яростно рыча, Дара бросилась на заключенного…
Сергею, стоявшему среди прочих сокамерников в коридоре, все произошедшее в камере было слышно довольно отчетливо, как, впрочем, и остальным действующим лицам. На какие-то короткие мгновения все впали в психологический ступор, пораженные нереальностью происходящего. Поэтому, едва услышав последние слова Лескова и последовавший за ней шум схватки зверя и человека, Решетов сорвался с места и беспрепятственно вбежал в камеру. То, что он там увидел, на несколько минут заглушило в нем все цивилизованное, оставив лишь первобытного дикаря, охваченного жаждой крови. На еще подергивавшемся в конвульсиях теле дорогого ему человека распласталась неподвижная овчарка, мертвой хваткой сжавшая своими стальными челюстями горло Вартана. Из левого бока собаки торчала заточка – видимо, умирая, вор сумел-таки вытащить ее из-под матраса и вонзить в осатаневшего зверя. На эту жуткую кровавую картину с каким-то непередаваемым адским азартом пялился капитан Лесков, вытирая о брюки вспотевшие ладони.
Бесшумно, словно готовящаяся к прыжку пантера, надвигался побледневший Решетов на недочеловека с погонами капитана. Тот, краем глаза уловив движение в дверном проеме камеры, оторвал свой зачарованный взгляд от живописного зрелища. Увидев заключенного и почуяв угрозу, Лесков выхватил из кобуры пистолет, направил его на Сергея и истерично заорал:
– Тебе чего надо?! Завалю!
Холодная ярость мгновенно мобилизовала тренированное тело бывшего киллера спецслужб, пробуждая инстинкт выживания, а вместе с ним – и ту сверхъестественную скорость и реакцию, благодаря которым Решетов неизменно выходил победителем из большинства рукопашных схваток. Мгновенный выпад в сторону и вперед – ушел из простреливаемого пространства… Пытаясь проследить молниеносное передвижение потенциального противника, Лесков сам повернул шею – Сергею осталось лишь придать повороту нужную силу и направление… Секунду спустя Решетов тихо опустил на пол тело капитана, остекленевшими глазами уставившегося в разверзшиеся пред ним врата ада… Тишина…
Через несколько минут территорию следственного изолятора наполнили яростные крики, стрельба и вопли умирающих…
Необычный конвой
Вагон тихо качнулся и остановился. Спустя несколько минут, противно лязгнув замком, отворилась дверь камеры.
– По одному из камеры – на выход! – рявкнул конвоир.
Суетливо волоча тяжелые баулы, арестанты, один за другим, покидали душные стены столыпинского вагона. Выпрыгнув наружу, Седой уже привычно, скороговоркой, выкрикнул свои данные и статью и, присев на корточки, быстро осмотрелся: судя по невзрачному пейзажу, какая-то маленькая железнодорожная станция. Кряхтя, рядом присел Коваль и тихо буркнул:
– Где – не в курсе?
– Да хер его знает! – недовольно ответил Сергей.
– Разговоры! – прервал их задушевную беседу молоденький солдат внутренних войск, стоящий в оцеплении и пытающийся сурово сдвинуть тонкие белесые брови.
Решетов улыбнулся, кивнул в знак безоговорочного повиновения и приложил палец к губам.
Жара стояла неимоверная, но зэки блаженно вдыхали полными легкими нагретый воздух, который после камеры вагона казался им чистым горным ветерком. Каждый пытался впрок надышаться, готовясь к посадке в «автозак», где вряд ли будет лучше, чем в камере вагона, – от раскаленных стен металлического фургона в воздухе колыхалось зловещее марево.
– Если долго ехать – сваримся, – обреченно обронил Коваль, мотнув головой в сторону транспорта для перевозки заключенных.
Сергей задумчиво кивнул и неожиданно обратился к тому самому солдату, что стоял в паре шагов от них:
– Слышь, братишка, далеко поедем-то?
Такое обращение, видимо, польстило бойцу, и он, тяжело вздохнув, кивнул:
– Далеко… – По грустным глазам конвоира было заметно, что и ему эта поездка не в радость.
Ехали, с короткими остановками, почти сутки… За это время изнывающие от жары арестанты сумели-таки вытянуть из разомлевшего конвоира информацию о том, что точкой назначения является село Калевала. Это малознакомое название никому из присутствующих не дало абсолютно никакой пищи для размышлений о том, куда же их все-таки этапируют. Ситуация становилась все более невыносимой: полнейшее неведение о своей дальнейшей судьбе, треклятая жара и теснота – все эти факторы влияли на психику людей отнюдь не лучшим образом. Все чаще были слышны матерные речи на повышенных тонах, пока наконец не дошло дело до драки – тот самый толстяк, что получил от Коваля «выговор» в камере вагона, вновь достал своим брюзжанием одного из арестантов, на этот раз – Черепа. Сцепившись, оба упали на пол, хрипя и матерясь. Происходящее вывело из полудремы солдата-срочника – передернув затвор автомата, он воскликнул, срываясь на истеричные нотки: