Страница 14 из 16
Вау записывает и обводит названия туров: «Широкие горизонты», «Европа без границ», «Мир тесен», «Суперприключения», «Уезжай», «Молодежные туры!» и «Крутая Европа».
– Предполагаю, что твоя таинственная незнакомка купила один из них.
– Да, но их семь, – говорит Хенк. – И что?
– Мне всех обзванивать? – пытаюсь угадать я.
– Именно, – подтверждает Вау.
– И спрашивать… черт! – до меня снова доходит, что я даже не знаю ее имени.
– А какие опознавательные знаки у тебя есть? – спрашивает Вау.
Я помню тембр ее голоса. Тепло дыхания. Оттенок ее кожи в лунном свете.
– Она путешествовала с подружкой, – говорю я, – с блондинкой, а сама Лулу темноволосая, волосы короткие, боб, как у Луизы Брукс. – Ребята переглядываются. – И вот тут у нее было родимое пятно. – Я касаюсь пальцем собственного запястья. С того самого момента, как она показала мне его в поезде, я все думал, какое оно на вкус. – Но она старалась прикрывать его часами. Да, и у нее были дорогие золотые часы. Были. Теперь они у меня.
– Ее часы?
Я киваю.
Вау записывает.
– Хорошо, – говорит он. – Особенно то, что это именно часы. По ним можно определить человека.
– К тому же у тебя появляется предлог, – добавляет Брудж. – Повод ее найти, помимо того, чтобы присунуть ей еще пару раз, чтобы выкинуть из головы. Можешь сказать, что хочешь вернуть часы.
Полчаса назад доска была пустой, а теперь она заполнена наполовину этими кружочками, тонкими нитями, которые связывают меня с ней. Вау тоже поворачивается лицом к доске.
– Принцип взаимосвязанности, – говорит он.
В ходе следующей недели один за одним кружочки на доске Вау превращаются в кресты, рвутся связи, которых, как я понимаю, никогда и не было. «Мир тесен» предлагает туры подросткам вместе с родителями, так что он отпадает. В «Уезжай» сказали, что не помнят темноволосой девушки с бобом и золотыми часами. «Суперприключения» отказываются выдавать информацию о своих клиентах, «Крутая Европа», похоже, закончила свое существование, а «Молодежные туры!» не берут трубку, хотя я оставил несколько сообщений и писал по электронке.
Это все очень угнетает. Да и трудно, ведь они находятся в других часовых поясах, а еще и Ана-Лусия становится все более подозрительной. Она недовольна тем, что я стал чаще уходить, хотя я говорю, что, типа, вступил в футбольный клуб.
Однажды уже после одиннадцати у меня звонит телефон.
– Твоя девушка? – бесстрастно спрашивает Ана-Лусия. «Моей девушкой» она называет Бруджа, так как считает, что с ним я провожу больше времени, чем с ней. Говорит она это в шутку, но я каждый раз испытываю укол вины.
Я беру трубку и ухожу в другой угол комнаты.
– Алло. Я ищу Уиллема де Ройтера, – говорят на английском, коверкая мое имя.
– Да, здравствуйте, – отвечаю я, притворяясь, будто это деловой разговор, поскольку Ана-Лусия рядом.
– Уиллем! Это Эрика из «Молодежных туров!» насчет пропавших часов.
– А, хорошо, – говорю я беззаботно, хотя Ана-Лусия уже подозрительно щурится, и до меня доходит, что это из-за языка – с ней я тоже говорю по-английски, но с друзьями только по-голландски.
– Мы своим клиентам предоставляем страховку на случай утери или кражи ценных вещей, так что если бы девушка потеряла что-нибудь дорогое, она бы подала претензию.
– А, – отвечаю я.
– Я проверила все заявки, был лишь украденный в Риме айпад и браслет, но их нашли. Если вы знаете имя девушки, я могу проверить еще раз.
Ана-Лусия уже демонстративно на меня не смотрит, так что я знаю, что слушает она очень внимательно.
– Сейчас не могу сказать.
– А. Ну ладно. Сможете перезвонить позже?
– Тоже не смогу.
– Ох. Вы уверены, что это были именно «Молодежные туры!»?
Вся эта история с пропажей напоминает мне эти треснувшие часы. Даже если это точно то агентство, все равно никто не знает о том, что Лулу потеряла часы, ведь к тому времени официально тур уже закончился. Это фикция. Все это – вымысел. А правда в том, что я ищу девушку, имени которой не знаю, которая лишь едва похожа на Луизу Брукс. И вслух я в этом признаться не могу. И не хочу. Это бред.
Эрика продолжает:
– Знаете, вожатой в этом туре была одна из наших самых опытных сотрудниц, она точно в курсе, пропадало ли там что-то. Дать вам ее номер?
Я поворачиваюсь к кровати. Ана-Лусия поднимается, скидывает одеяло.
– Ее зовут Патриция Фоули. Дать вам ее номер?
Ана-Лусия встает и идет ко мне, совершенно нагая, словно знает, что ставит меня перед выбором. Но это и не выбор никакой, ведь другого варианта, по сути, нет.
– Не надо, – говорю я Эрике.
На следующее утро я просыпаюсь от стука. Щурясь, я смотрю на стеклянную дверь. Это Брудж с какой-то сумкой, он прижимает палец к губам.
Я приоткрываю дверь. Он всовывает голову и отдает мне сумку.
Ана-Лусия с недовольным видом начинает тереть глаза.
– Прости, что разбудил, – кричит он ей. – Я хочу его похитить. У нас матч. Лапландцы поражены, так что теперь играем с Висбаденом.
Лапландия? Висбаден? Ана-Лусия в футболе ничего не смыслит, но это уже перебор. Но, судя по лицу, эти названия у нее подозрений не вызывают, она просто недовольна, что Брудж так рано приперся.
В сумке чья-то старая форма – толстовка, шорты, бутсы и тонкий спортивный костюм, чтобы надеть сверху. Я смотрю на Бруджа. Он – на меня.
– Иди, переодевайся, – говорит он.
– Ты когда вернешься? – спрашивает Ана-Лусия. Костюм мне коротковат на несколько сантиметров. Не знаю, заметила ли она.
– Поздно, – отвечает Брудж. – Игра на чужом поле. Во Франции. – Он поворачивается ко мне. – В Довиле.
Довиле? Нет. Поиск закончен. Но Брудж уже в дверях, а Ана-Лусия скрестила на груди руки. Расплата мне уже обеспечена, так что можно и преступление совершить.
Я подхожу к ней и целую.
– Пожелай мне удачи, – прошу я, на секунду забыв, что играть я не буду, по крайней мере, в футбол, и что уж ей меньше всех на свете была бы выгодна моя удача.
Хотя она все равно не желает.
– Надеюсь, вы просрете, – говорит она.
Тринадцать
Туристический сезон в Довиле закончился, приморский курорт уже закрыт на замок; с Ла-Манша дует холодный ветер, словно хлещет кнутом. Уже издалека я вижу морской вокзал, в сухом доке рядами стоят лодки, мачты вынуты из гнезд. Мы подходим, и оказывается, что он вообще закрыт, как на зимнюю спячку. И похоже, это верное решение.
Мы приехали сюда в машине Лин. Когда мы только сели, в ней пахло лавандой, а теперь по непонятной причине – мокрой и грязной одеждой, мальчики постарались. Вау накануне поздней ночью нашел баржу с названием «Виола», и решил, что надо ехать во Францию.
– Не проще ли позвонить? – спросил я, когда мне изложили план. Но нет. Им кажется, что надо ехать. Естественно, они-то оделись нормально, а я в этом жалком спортивном костюме. И им терять нечего, разве что один день учебы. Мне вообще-то и того меньше, но кажется, как будто бы больше.
Мы принялись колесить по лабиринту причала, наконец отыскали офис, но он оказался тоже закрыт. Ну, естественно. Ноябрь, уже четыре часа и темно; любой здравомыслящий человек уже нашел себе теплую норку.
– Ну, значит, придется искать ее самим, – говорит Вау.
Я оглядываюсь. Со всех сторон лес мачт.
– Не представляю, как это сделать.
– Тут есть какая-нибудь сортировка по типу судов? – спрашивает он.
Я вздыхаю.
– Иногда бывает.
– Значит, может быть целый сектор с баржами?
Я снова вздыхаю.
– Возможно.
– Ты говорил, что Жак живет на барже круглый год, значит, она не в сухом доке?
– Наверное. – Нам приходилось каждые четыре года снимать наш хаусбот с воды для технического обслуживания. Я знаю, что поставить в сухой док судно такого масштаба – дело нелегкое. – Может быть, он стоит на якоре.
– Где? – спрашивает Хенк.