Приговоренный

О чем Беллингер хотел сообщить прессе? Они не знают, Беллингер соображениями на этот счет с ними не делился. Как Беллингер чувствовал себя? Превосходно, он даже с утра позволил себе глоток виски. Он пил? Скорее, его можно отнести к умеренным трезвенникам. Он был подвержен депрессиям? Ноу коммент. Он выглядел как человек, принявший важное решение? Несомненно.

Доктор Хэссоп и литературный агент Беллингера на любой вопрос отвечали в высшей степени аккуратно.

Беллингер готовил к изданию какие-то новые вещи? Он что-нибудь написал за годы затворничества? Возможно. У Беллингера были любовницы? Беллингер отличался высокой нравственностью. А его известные литературные скандалы? О, это в прошлом. А его предполагаемые симпатии к крайне левым движениям? Домыслы. Скорее всего, домыслы.

Доктор Хэссоп и литературный агент Беллингера отбили все предварительные атаки журналистов. Но сама пресс-конференция не состоялась.

За пятнадцать минут до ее начала в номере Беллингера раздался телефонный звонок. Старик сам снял трубку, но разговор не продлился долго. Если быть точным, разговора в общем-то и не было. Беллингер выслушал неизвестного, ни слова не сказав в ответ. Потом он аккуратно опустил трубку на рычаг, подошел к письменному столу, выдвинул нижний ящик и что-то из него достал. Ни доктор Хэссоп, ни литературный агент не придали этому никакого значения. Но затем прогремел выстрел.

Беллингер застрелился из старого “вальтера”. Разрешение на хранение оружия у него имелось.

Что это был за звонок? Беллингер часто разговаривал по телефону? Он ожидал звонка? Он прятался от кого-то? Ему грозила опасность?

Никто на эти вопросы пока не ответил.

4

“Господи, господи, господи, господи…”

Я спас Джека Берримена на острове Лэн, а Джек вытащил меня из бэрдоккской истории; мы не раз рисковали, мы прошли с ним через многое, но всегда вместе! А вот Беллингер, насколько я мог судить, ни на кого не мог опереться.

Что надо услышать по телефону, чтобы, повесив трубку, не раздумывая пройти к столу, вытащить из ящика пистолет и пустить пулю в лоб, не обращая никакого внимания на людей, которые, может быть, могли оберечь его от опасности?

Могли?

К черту!

Я ничем не хотел забивать голову. Я даже газеты не стал просматривать. Я устал от вранья, я сам не раз прикладывал к вранью руку. Я чувствовал: вокруг Беллингера разверзнется океан вранья, чем дальше, тем его больше будет. Я даже с Паном не встречался два дня — валялся на пляже, благо, вновь появилось солнце; а вечером сразу ускользал в свой домик.

Потом резко похолодало.

— Вам надо что-то купить, — заметил мне Пан, когда я все-таки у него появился. — Плащ. Или пальто. Что вы предпочитаете?

— Мне все равно.

Он подмигнул:

— Могу дать машину.

— Машину?

Рано или поздно я должен был связаться с доктором Хэссопом. Почему не сейчас?

— Ну, ну, — поощрил меня Пан, потирая рукой длинный небритый подбородок! — Вам тоже надо развлечься. Только я предупреждал — дороги неважные. Составить компанию?

— Не стоит.

— Я вижу, вы не из трусливых.

Он растянул тонкие губы в глупой усмешке, и я вдруг увидел — он не просто пьян, он по-настоящему пьян. И это с утра! Если он свалится вместе с машиной с обрыва, здесь отбоя не будет от полицейских и журналистов.

— Давайте ключи, — сказал я. — Пожалуй, лучше поехать мне, чем вам. Поменяемся ролями: я отправлюсь за припасами, а вы на пляж.

— На пляж? — Эта мысль развеселила его. — Почему нет? Почему не поваляться на камешках, пока они не остыли?

И пожаловался:

— Я даже пугаться стал с опозданием. С чего бы это? Поворот за спиной, а меня морозом прихватывает.

— Это джин, — сказал я. — Это реакция на большие порции джина. — И спросил: — Что вам привезти?

— Газеты, прежде всего газеты, — перечислил он. — Что попадет под руку, то и берите. Ну, и кое-что от зеленщика. Он знает, что мне надо. Сошлитесь на меня. Идет?

Я кивнул.

Я чувствовал: заляжет Пан не на камешках, а где-нибудь здесь, в баре, хотя бы вот в том кресле, с бутылкой джина в руках. Дай бог, если к моему возвращению в бутылке останется хотя бы на донышке.

Но насчет дороги Пан нисколько не преувеличивал.

Некоторые повороты оказались даже опаснее, чем я думал. Тут мало кто ездил. Я едва успевал проскакивать над обрывами, подернутыми глубокой океанской дымкой, а пару раз царапнул бортом о нависающие над дорогой скалы.

Глухо. Пусто. Ничто не радовало взгляд.

И городок оказался под стать дороге — унылый и пыльный. Аптеки и бары почти пусты, в магазинах ни души, я и зеленщика разыскал с трудом. Тоска провинции запорошила и глаза единственного увиденного мною полицейского. Он кивнул мне, как знакомому, но к машине не подошел. Может, прилип к стене питейного заведения, на которую опирался. Не знаю.

Впрочем, все это вполне устраивало меня. И у первой телефонной будки я остановил машину.

— Наконец-то, — сказал доктор Хэссоп, удостоверившись, что голос в трубке принадлежит мне. — Я ждал звонка.

— Я не хотел звонить раньше.

— Понимаю.

Я не стал тянуть время:

— Я видел газеты.

Он сразу понял, что речь идет о Беллингере, но ничего не сказал.

— Это они ?— спросил я.

— Думаю — да.

— Вы планируете продолжение?

— Его не надо планировать, оно последует само по себе.

— Что это значит?

Он сделал вид, что не расслышал меня:

— Как ты?

— Гораздо лучше.

— Перед отъездом ты выглядел неважно.

— Я отдохнул.

— Это хорошо. Скоро ты нам понадобишься.

— Как скоро?

— Ты поймешь сам.

— Вы дадите мне знать?

— Ты поймешь сам, — повторил он. Видимо, техники Консультации, записывающие разговор, уже растолковали, из какого города я звоню, потому что он не стал спрашивать адрес. Он спросил: — На какое имя писать?

— Писать? — удивился я. Кажется, за всю свою жизнь я ни с кем не состоял в переписке.

— Вот именно, — ровным голосом подтвердил доктор Хэссоп. — Через пару дней загляни на почту. Не теряй время. Имя?

— Л.У.Смит.

— Я так и знал, — удовлетворенно заметил доктор Хэссоп и положил трубку.