Страница 24 из 80
Глава десятая. Ведро крови
К концу дня Вессхаузеров поместили в наиболее безопасную каюту с мягкими стенами. Они старались храбриться и даже подшучивали над тем, что не ожидали оказаться в клетке для умалишенных, но их нервное веселье никто не разделил, потому что все знали, что грядет.
Экипаж кормили досуха прожаренным мясом и поили очень крепким кофе. Те, кому требовался бензедрин, получили таблетки от корабельного врача.
Оставшиеся матрасы с коек команды были связаны вместе и прикреплены к фальшборту так, что свисали ниже ватерлинии — это позволило создать пятидюймовый щит, который мог хоть немного помешать снарядам проделывать пробоины в корабле. Члены экипажа стояли на страже вдоль палубы и наблюдали с мачт. Дождь лил с перерывами, море пенилось и закручивалось волнами, а «София» — раненая и перепуганная — продолжала свое путешествие к родине Шекспира. Сквозь туман отдалившееся для будущей атаки «Копье» не было видно.
Майкл Галлатин стоял с подзорной трубой, стараясь разглядеть врага через завесу непогоды, и в это время услышал, как она приближается. Она остановилась с другой стороны спасательной шлюпки, которой не посчастливилось поймать пятнадцать пуль пулеметной очереди с «Копья».
— Тебе не следует быть здесь, — настоятельно сказал Майкл, опустив подзорную трубу.
— Я хотела погулять…
— Тогда продолжай гулять, но лучше делай это не на палубе, а на нижних уровнях. Здесь небезопасно.
— Вы говорите, как мой отец.
— Я удивлен, что твой отец позволил тебе сюда прийти. Разве ты не знаешь, что может случиться?
Мариэль с опаской выглянула из-за пробитой шлюпки. Она снова была одета в свою старую шинель с поднятым воротником, ее светлые волосы выглядывали из-под винно-красного берета. Девушка стояла, опустив руки в карманы.
— Я знаю, — сказала она и вновь посмотрела мимо Майкла. — И мой отец тоже знает. Но он думает, что с наступлением темноты мы уже будем на пути в Германию, так что…
— Нет, если я помогу вам, — он вновь поднял подзорную трубу и продолжил поиски.
— Мой отец не уверен, что хоть кто-то способен помочь, — вздохнула Мариэль. — Они нашли нас и собираются забрать. Вы ведь знаете, они не остановятся.
Майкл хмыкнул.
— Не думал, что твой отец так легко сдается. О тебе тоже так не думал, кстати сказать.
— Мы не сдаемся. Мы принимаем реальность. Так говорит отец.
— Чью реальность? Гитлера? — вопрос Майкла повис в воздухе. Он снова опустил трубу и повернулся, стараясь найти взгляд зеленовато-голубых глаз Мариэль. Она отстранилась, но не столь резко, как раньше. — До сих пор твой отец держался очень храбро. Ему необходимо было быть по-настоящему храбрым человеком, чтобы пойти на такой риск для себя и своей семьи. Он ведь и в самом деле рисковал. Я — не сдаюсь, капитан этого корабля тоже. Так почему же он…
— Он не хочет, чтобы кто-то еще пострадал.
— Кто-то еще пострадает вне зависимости от того, заберут вас с этого корабля или нет. Так действуют нацисты, — он выдавил из себя слабую, натянутую улыбку.
Девушка несколько мгновений изучала его, а затем оглянулась по сторонам и прошептала:
— В вас есть что-то странное, — сказала она и решила исправиться. — Другое, я хочу сказать. Ни на кого не похожее.
— Может, и так.
Он невольно задался вопросом: может, она чувствует, что внутри меня сидит зверь? Там, в той клетке, где я его запер…
Она смотрела на море.
— Я думаю, — вновь заговорила Мариэль. — Вы джентльмен, который пытается притворяться мужланом.
— Интересная мысль, — усмехнулся он, вновь вглядевшись в туман через подзорную трубу. — Я всегда думал о себе, как о мужлане, который притворяется джентльменом.
— Вы что-то скрываете.
— А кто в наше время ничего не скрывает?
— Да, но вы… скрываете что-то совсем другое. Это, — Мариэль нахмурилась. — Нечто очень глубокое.
— Не думаю, что настолько, — ответил Майкл, понимая, что не может сказать больше.
Некоторое время она молчала, и Майклу вдруг искренне захотелось, чтобы она ушла, потому что, вглядываясь в глаза этой молодой девочки, можно было сказать, что увидела она гораздо больше, чем думает.
— Вы смотрите на меня, как на калеку, — печально произнесла она вдруг, заставив его встрепенуться. — Поэтому и рассказали ту историю о Вулкане? Потому что он тоже был калекой?
— Я рассказал тебе историю о Вулкане, потому что видел, как он работает в своей небесной кузнице.
— Нет, — на удивление твердо произнесла Мариэль, сделала шаг вперед, качнувшись из-за своего корректирующего ботинка, и посмотрела на Майкла со спокойным и понимающим хладнокровием истинной женщины. — Герр Галлатин, я никого не прошу жалеть меня. Я не хочу этого и никогда не хотела. Мне не очень-то нравится, какая я. Мне не нравится звук, который сопровождает мою походку, не нравится внимание, которое это привлекает, потому что постоянно находятся люди, которые жалеют меня. Другие же смеются у меня за спиной. Но у меня не самая худшая жизнь, бывает намного хуже. Мне противно стоять, вглядываться в лица людей и видеть в них жалость ко мне. Они думают, что я бедный жалкий ребенок, который вынужден носить тяжелый ботинок. Ребенок, который никогда не сможет ходить прямо или танцевать. Но я не прошу никого из них жалеть меня, герр Галлатин. Я увидела это в ваших глазах, как только посмотрела на вас впервые. То же самое, что у других матросов на этом корабле. Вы жалеете меня и сторонитесь меня из-за своей жалости. Да, я могу быть калекой, и, возможно многим неприятно и неуютно находиться рядом со мной, я уже об этом говорила, но… — она поколебалась, потому что явно собиралась сказать нечто, идущее из глубины души. — Пожалуйста, не калечьте свое достоинство красивыми историями для девочки-урода.
В глазах ее застыли слезы. Он стоял, возвышаясь над ней.
— Я и помыслить о таком не мог, — серьезно ответил Майкл. — Я рассказал тебе о Вулкане не потому, что он был калекой. Нет. Я сделал это, потому что Вулкан знает, что такое боль. И я думаю, ты тоже знаешь это, Мариэль. Я думаю, это именно то, что скрываешь ты, и скрываешь очень глубоко. А еще я думаю, что тебе нужно найти способ отпустить ее, чтобы продолжать жить.
Глаза ее остекленели, а рот немного покривился.
— Да что вы можете знать об этом? — спросила она горьким шепотом.
Как ответить на такой вопрос? — спрашивал он у своего внутреннего голоса и не получал ответа. Одновременно с тем он осознал, что Мариэль не видит себя. Не понимает, насколько красива, не понимает, сколько радости может испытать. Она не замечает, насколько прекрасны ее глаза или какие мягкие у нее волосы. Она не видит розового немецкого румянца на своих щеках или стройной фигуры под бесформенным пальто. Она видит только искалеченную ногу и тяжелую обувь, держащую ее, словно якорь. И из всех лиц, которые испытывали жалость к Мариэль Вессхаузер, никто не испытывал ее больше, чем она сама, глядя в зеркало.
С левой стороны раздался крик с мачты. С правой тут же отозвались.
«Копье» приближалось. Майкл ожидал со стороны левого борта. Пусть он пока и не видел судно, но услышал, что кричали дозорные и понял, что вражеский корабль подготовил пушки. Похоже, пальба начнется прямо сейчас.
Билли Бауэрс находился на доступном расстоянии. Майкл напряженно окликнул его.
— Билли! Иди сюда! Отведи девушку вниз.
Билли подоспел, и, хотя Мариэль испуганно отпрянула, он успел поймать ее за руку и ободряюще улыбнуться.
— Не бойся, я тебя не укушу, — сказал он. Она принялась сопротивляться, отшатнулась, потеряла равновесие и упала на фальшборт. Билли, похоже, испугался не меньше, чем она. — Черт возьми, девочка! Сиди смирно! — после этого он схватил ее на руки и припустился бежать с ней по палубе.