Страница 2 из 4
А вечером у Агнес внезапно начался жар. Повитуха так и ахнула - горячка! Но все же было хорошо! Она сразу догадалась, в чем дело - Агнес украдкой велела служанке поменять ей сорочку, когда за Паулиной прислали пажа от герцога, и пришлось ненадолго отлучиться. А уж как она предостерегала герцогиню, что ей нельзя раскрываться - у рожениц смерть еще долго за плечами стоит! Но Агнес подумала, что герцог захочет увидеть ребенка и придет, а она такая неприбранная. Повитуха знала, что девочки редко интересуют отцов, вот и герцог был не рад - он так надеялся на сына. А теперь и вовсе - жди беды! В сердцах она отхлестала по щекам молоденькую служанку - за дурь ее и ослушание, но битьем дела не поправишь. Паулина засуетилась в своем уголке, быстро смешивая лечебные травы, чайник уже закипал на каминной решетке...
Всю ночь и следующий день, сидя у изголовья постели, она поила госпожу травяным отваром, чтобы сбить жар, и обтирала раствором уксуса, но страдания не становились легче. Хуже того - она впала в беспамятство, и начался бред... Сам герцог, забеспокоившись о жене, приходил несколько раз, и присев на кровать, подолгу хмуро смотрел на метавшуюся Агнес.
И вдруг случилось ужасное... Герцог сидел возле бредившей Агнес, когда она отчетливо простонала"Сандро!" Повитуха застыла в недоумении, а потом ей стало страшно - так дико исказилось лицо герцога. Он приник ухом к губам жены и замер в ожидании... Агнес бормотала неразборчиво, а потом, запрокинув голову, опять позвала с тоскою: "Сандро!" Герцог опустил глаза, и даже под бородой было видно, как яростно ходили его желваки... Он тяжело поднялся и вышел.
И еще одна бессонная ночь подходила к концу. Повитуха, почти не отходя, сидела возле Агнес и уже теряла надежду ей помочь. Она готовила в каморке отвар и слышала шаги герцога, но не ожидала увидеть того, что предстало ее глазам, когда с кружкой она выглянула из-за ковра. С перекошенным от ненависти лицом, герцог навис над колыбелью и уже занес подушку над спящей девочкой, явно намереваясь ее удушить! Паулина громко ахнула - герцог отпрянул и пробормотал:
- Вот, показалось, что голове слишком низко. Хотел подушку подложить, да не знаю - как взяться... Помоги-ка!
- Ах, Ваша светлость... младенцев нельзя класть на подушку - спинка сгорбится.
- Да? Я не знал...
Резко повернувшись и даже не взглянув на Агнес, он вышел из спальни. А испуганной Паулине вдруг спешно понадобилось забежать в чуланчик в дальнем конце коридора. Когда она оправляла юбки, то услышала рядом на лестнице приглушенные мужские голоса - это были герцог и его слуга-оруженосец Йохан.
- ... велю привезти лекаря из города - раз сама ничего не может, ты поедешь с ней. Мост минуете - кольнешь по-тихому и прикопай в лесу. Проще ее в ров скинуть, но могут заметить - пойдут слухи. И запрягай скорее, а то светать начнет!
Услышав те слова, Паулина обмерла и чуть не осела в поганое ведро... Ведь это ее герцог приказывет убить за то, что она видела и знает! Спину и ноги до пят обдало холодным потом... Но известно, что всякая повитуха, по роду ее занятий, должна обладать бестрепетным сердцем и быстрым умом. Убедившись, что шаги на лестнице стихли, она на цыпочках мимо комнаты кормилицы, неслышно проскользнула в спальню. Бедняжке Агнес теперь едва ли кто поможет - головой вовсе с подушки съехала и все бредит... Ох, горе!
Паулина торопливо перекрестила ее, запахнулась в накидку с капюшоном, схватила мешочек со снадобьями, а деньги она всегда держала при себе, в потайных карманах юбки. И уже метнулась к двери, как взгляд, обежавший напоследок спальню, на мгновенье задержался на колыбели. Малышка была сыта - кормилица только недавно принесла ее, и сладко спала. Необъяснимое чувство толкнуло в сердце - повитуха прижала к себе девочку, закрыв накидкой, сунула в карман пару тонких пеленок и так же быстро шмыгнула в дальний чуланчик. Она знала - там была дверца на черную лестницу, по ней утром уносили ведро и поднимали воду. Держа на одной руке ребенка, протиснулась через узкую дверцу, и впотьмах спустившись по винтовой лестнице - жить захочешь, еще не то сделаешь! - оказалась на заднем дворе.
На ее удачу, во дворе никого из слуг замка не было, зато стояли две крытые повозки, и заспанный паренек впрягал в них лошадей. Повитуха в отчаянии бросилась к нему и, хватая за руку, умоляла подвезти до ближайшей деревни. Притворяться нужды не было - зубы ее так и стучали от страха! Парень опешил и позвал то ли отца, то ли старшего из них. Тот оказался сострадательным и подсадил Паулину в повозку. Она забилась в уголок и закрылась кусками выделанной кожи, лежавшими внавалку. Мужчина заглянул внутрь: " Только смотри, мать, за ребенком - товар нам не попорти!"
Вскоре тронулись в путь. Это были кожевники, приехавшие торговать из другого города и задержавшиеся на ночь в замке. Повитуха глаз не смыкала от тревоги, часто оборачиваясь назад и зорко оглядывая незнакомые места. Одну деревню они уже миновали, но всхлипнув, повитуха уклончиво попросилась ехать дальше. Девочка проснулась и запищала, а скоро, голодная, раскричится - беда! "Мать я не уберегла, вечный мой грех, так ребенка должна выходить, хоть костьми лягу!"
Вдруг в стороне показалось одиноко стоявшее жилье. Подъехав ближе, увидели домик среди фруктовых деревьев и пасущихся на холме овец. А у крыльца сидела женщина, и по ее нежно склоненной позе повитуха поняла - она не могла обмануться! - это мать кормила грудью ребенка. Радостно вскрикнув, Паулина попросила возницу остановиться, иначе ребенок совсем зайдется в крике. От души поблагодарила добрых людей за помощь, и спотыкаясь затекшими ногами, кинулась к домику. Подбежав, плюхнулась на колени перед молодой женщиной, умоляя покормить девочку: "Дочка моя померла вчера, зять из дому выгнал с ребенком - так разозлился, что не сына она родила. И куда идти теперь, не знаю... Помогите, ради Христа, приютите хоть на пару дней, внучку спасите!" Женщина сначала только испуганно смотрела на плачущую повитуху, но потом отняла от груди уже засыпающего младенца, и положив его на лавку, взяла на руки девочку.
На голос Паулины из дома вышел крепкий старик, повязанный фартуком - она со слезами и его стала умолять помочь. Он молча выслушал ее рассказ и ответил просто:
- И вовсе у нас живи, коли с хозяйством сможешь управиться.
- Смогу, родимый, все смогу!
- Вот и ладно. Руки нам очень нужны, а то, видишь, сноха всего неделю, как родила - еле стоит еще. Взяли девчонку из деревни, да неумехой оказалась. Сыновья мои оба при овцах, а скоро и стрижку начинать! Сам вот кухарю...
И осталась повитуха с девочкой жить у пастухов. Детей вскоре в ближней деревне окрестили вместе, как брата и сестру, а муж с женой с любовью приняли сиротку. Назвавшаяся Ханной, Паулина просила не говорить девочке о ее умершей матери, а сама она будет ей тетушкой. Да еще, исполнив пожелание бедной Агнес, дала малышке имя Розалинда, Рози.
Шли дни, незаметно складываясь в годы... Подрастая, веселая малышка Рози все больше походила на красавицу-мать.
А названные родители не могли надивиться на дочурку - так отличалась она от белобрысых деревенских ребятишек.
И Паулина всегда уводила ее подальше с чужих глаз, когда приезжали покупатели за овечьим сыром или шерстью, и не позволяла ездить с отцом на рынок в город. И глядя на ее красоту, на удивительные - цвета фиалок - глаза, слушая, как мелодично поет она простые деревенские песни, Паулина тихо радовалась. Но в сердце чувствовала затаенную тревогу. "Скоро уж ей пятнадцать - весь век в девках не просидишь, от людей не спрячешься. Что-то дальше будет? Ох, грехи наши тяжкие..."
* * *
После смерти Агнес герцог Конрад сделался мрачен и свиреп. В первом порыве ярости он приказал хоть из-под земли найти повитуху и готовил ей лютую погибель за то, что она коварно извела герцогиню с младенцем. Крошечный гробик, не открывая, закопали, как и положено, за церковной оградой - ведь ребенка окрестить еще не успели. Служанку, что была при герцогине, с тех пор никто не видел. Кормилица знала не больше других - только, что ребенок внезапно умер, и ее отпустили обратно домой. А люди в замке, а потом и в городе всякое говорили, но - тишком и опасливо оглядываясь.