Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 11

Закопченные факелами голые стены зияли унылыми пятнами снятых охотничьих трофеев.

Констант цепко ухватил его за локоть, гася готовую сорваться вспышку законного возмущения. Сандр огляделся: присутствовала практически вся верхушка знати, важные бородатые бояре, упитанные главы купеческих гильдий, суровые военачальники. Особой группкой выделялись послы, среди которых Сандр с возрастающим интересом заметил высокого поджарого мужчину обритого наголо, с печатью сурового аскетизма на недовольном челе. В присутствии столь нежданно объявившегося высокого наставника, местное древоградское жречество из числа просветленных, наспех облачилось в предписанные учением оранжевые туники, мятые, видимо извлеченные в великой спешке из пыльных сундуков. Сандр не смог сдержать улыбку при виде их посиневших от холода ступней, обутых лишь в узкие сандалии, лентяи и обжоры сейчас напоминали дрожащих и переминающихся на пронизывающем ветру домашних гусаков.

Перехватив улыбку юноши, худой нахмурился еще больше, и без того длинная шея его вытянулась пуще прежнего, но тут Сандра объявили, и по лицу его удивительным образом разлилось спокойствие и умиротворение, смывая гримасу недовольства. Все вежливо склонились. Сандр важно, как подобает без пяти минут князю, проследовал на середину палаты, где к своему раздражению обнаружил еще одну навязчивую деталь культа.

На низком деревянном столике восседал скрестив ноги блестящий толстопузый и толстощекий бронзовый божок. Грезящий отрешенно полуприкрыл глаза, в уголках губ блуждала тень блаженной улыбки познавшего абсолютную истину, мочки ушей оттянуты к плечам. Воздух вокруг безнадежно испорчен множеством ароматических палочек воткнутых в горшки с песком.

Последовал сухой и формальный обмен приветствиями, Сандр откровенно скучал и временами чихал, когда навязчивый приторный аромат щипал ноздри. Все это время тощий жрец не менял выражения лица, оставаясь точной копией своего божка, однако взгляд его, изучающий и внимательный, буравил Сандра, а цепкие пальцы шустро перебирали четки с наполированными до зеркальными блеска металлическими гайками. Когда же до него дошла очередь, он шагнул вперед и произнес сухим голосом похожим на треск гнилой ткани:

— Светлейший князь Урга, защитник веры и податель блага, приветствует тебя, о, князь, моими устами! Мир тебе. Я — Дмитр, настоятель северных епархий от имени Андроникса, двоюродного брата твоего почившего отца, пришел засвидетельствовать свою почтение и выразить надежду на то, что приемник славной череды древоградских правителей также будет чтить волю Грезящего и достойно подтвердит право на княжеский стол и венец. Я привез дары.

Дмитр небрежно махнул рукой, и по удару гонга в палату вошли послушники, неся тюки с желтыми свечами и ритуальной утварью, на лбах у них красовались нарисованные красной краской знаки смирения.

Воспрянувший было духом Сандр вновь напустил на себя кислую мину. Князья, представители высшего правящего сословия, купцы и воины по традиции исповедовали безбожие, разбавленное угасавшими огарками древних родовых механических культов. Духовники: монахи и проповедники религии Грезящего, напротив нашли горячую поддержку в широких кругах простого, и в особенности — обделенного жизнью люда. Само по себе учение, несшее надежду на посмертное лучшее существовании при условии соблюдения всех предписанных обетов и ритуалов, не представляло прямой угрозы сложившейся системы, но в нем таилась такая мощная антигосударственная склонность, которая со временем проросла во взаимную неприязнь, нетерпимость, обернувшиеся в дальнейшем неоднократными столкновениями. Конфликты выливались в не угасавшие бунты, покушения, перевороты, где было и великое самопожертвование и не менее великая низость. Так было пока две власти — правящая светская и духовная, господствующая в умах, не научились сосуществовать в новой системе, помогая и дополняя, взаимопроникая, или, по крайней мере, не мешая одна другой. А посему столь явное выпячивание собственной значимости заезжего выскочи, как бы он там себя напыщенно не величал, граничащее уже с прямым неуважением к наследнику власти, так покоробило Сандра. В глубине души он решил, что стоит непременно разобраться и с этим зарвавшимся жрецом и поставить на место всю здешнюю распоясавшую шатию. Он научит их всех должному уважению! А пока, мужественно взяв себя в руки, он подчеркнуто сухо произнес:

— И тебе мир, э-э… наставник. Я с удовольствием принимаю поздравления своего царственного дядюшки, равно как и дары. Ты прибыл как раз во время, чтобы принять участие в подготовке поминальных игрищ.

Главный духовник заметно оживился, и, подвинувшись, покровительственно и даже как-то фамильярно зашептал на ухо Сандру:

— Как раз об этом ваше сиятельство, я и уполномочен побеседовать с вами от имени вашего дяди, да благословит его Грезящий. Я предлагаю вам собрать военный совет сегодня же вечером, не откладывая дело в долгий ящик.

— Да будет так, — согласился заинтригованный княжич. — А теперь, любезные друзья, я объявляю собрание закрытым. Вечером, как только часы пробьют семь, я желаю посетить воинский лагерь, где ожидаю увидеть всех воевод и славных богатырей, дабы разработать стратегию подготовки к игрищам в честь поминовения моего венценосного предка.

Сандр по возможности величаво проследовал к выходу, с удовлетворением подмечая, как нехотя склоняются в поклоне головы подданных. Сердце выпрыгивало из груди от торжества момента. В это самое время, когда слуги уже распахнули перед ним двери, рядом раздался знакомый голос:

— Мой, господин, дозволь обратиться.

Мельком взглянув на говорившую, он коротко махнул рукой, делая знак следовать за ним. Конечно, он помнил эту высокую немолодую сухопарую особу, с совершенно лысым, как шар черепом, в неизменном наглухо застегнутом строгом темно-синем платье со стоящим воротником, с теми же неизменными скорбными линиями в уголках рта, и все с той же цепкой хваткой узких пальцев, когда в коридоре она взяла его под локоть. Слегка поморщившись, он лишь продолжил неспешно путь, как подобает владыке, отрабатывая походку.

— Сандр, мой милый мальчик, как рада я тебя вновь видеть, — заворковала Мара, ключница и поверенная всех гнусных тайн покойного папаши.

Сандр удивленно поднял брови и едва не сбился с шагу. С каких пор он стал милым мальчиком для этой карги не раз гонявшей его за невинные ребяческие шалости, и продолжавшей педантично доносить обо всех проделках князю, на которые тому по большей части было откровенно плевать? Ах да, спохватился Сандр, теперь он номинально хозяин всей древоградской берлоге, и старая плесень справедливо боится за свою морщинистую шею. Сандр сладко улыбнулся и повернул сияющий лик к Маре.

— Что ж, слушаю, матушка, — елейным голоском пропел он.

— Это истинное благословение для княжества, что во главе его станет такой умудренный не по годам, не юноша, но муж, — растеклась в лести ключница. И быстро оглянувшись, продолжила, похабно прижимаясь боком к Сандру, — Ты же знаешь, как хорошо я относилась к тебе в детстве, а что была, как могло порой показаться излишне строгой, так это чтобы не подать виду, как ты уже тогда мне нравился, русоголовый сорванец! Теперь же, я думаю, и вовсе должны исчезнуть те недоразумения, которые могли возникнуть когда-то между нами. Если тебе будет угодно, сей же ночью я приду поправить постель и взбить подушки, а так же ввести в курс дел, которые вел князь, да сохраниться его образ нетленным.

Неизвестно, каких усилий стоило Сандру в нахлынувшем приступе гадливости не отпрянуть от старой потаскухи. Нет, нужно непременно избавиться от этой твари, и чем скорее — тем лучше, подумалось ему. Не поддав виду, он лишь мягко, но настойчиво высвободил руку и, повернувшись, промолвил:

— Я ценю, твое рвение, матушка, что ж — не будем тянуть время, ты можешь обсудить все дела, будь то хозяйственные или государственные, в чем я сомневаюсь.

Все поняв, Мара отстранилась, вмиг превратись в черствый сухарь оскорбленного достоинства.