Страница 6 из 149
Из-за почти непрекращающейся, тупой головной боли соображалось туговато, но, в общем, чувствовала я себя уже не так плохо. Пока я сидела в своих горестных мыслях, Нянь осмотрел, что хотел и прощупал некоторые места вокруг моих ран. Я сидела спокойно, лишь слегка морщилась от боли. Парень, довольно хмыкнув, обрядил меня обратно в повязки, и мы потопали назад.
Когда мы вернулись к землянке, я, не дойдя до входа, бухнулась на травку и, прислонившись к бревенчатой стене, перевела дух. Больная нога разболелась ещё сильнее, голова гудела, дыхание сбилось, и накатила слабость. «Да-а-а, слаба ты, старушка, слаба…― посетовала я.― Ну ничего… Руки-ноги целы, голова на месте хоть и болит, переломов нет, а мясо нарастёт. Главное, что до сих пор жива, и чего-то плохого мне никто ещё не сделал. Нянь, наверно, с того света вытащил, подлатал как мог, заботится как умеет. Всё очень даже неплохо: как-нибудь, потихоньку, помаленьку, выкарабкаюсь и разберусь во всём, всё выясню, рано или поздно. А пока, надо выздороветь».
В подтверждение моих мыслей Нянь сходил в землянку, принёс плошку с коричневой горькой бурдой и протянул мне. Скривившись, я выпила. Эх, знала бы я тогда, чем он меня поит, то не кривилась бы, а добавки просила! Приняв пустую плошку, парень присел рядом. Он внимательно рассматривал моё лицо, волосы, а потом взял мою ладошку в свои руки, и начал успокоительно и мягко поглаживать, при этом что-то говоря по-своему. Как хотелось понять, что он говорил! Я сидела и просто смотрела на него.
После этого первого «выхода в свет» я проспала почти сутки. Проснулась от голода, потому что снилась мне еда. Во сне я видела себя в гостях: сижу за огромным столом, заставленным всякими деликатесами. Вокруг люди: едят, пьют, громко разговаривают. Я пытаюсь что-то съесть или выпить, но ничего не выходит. Я накалываю на вилку сочный кусок мяса, а в рот попадает только вилка, пытаюсь что-то выпить из хрустального бокала, а ничего не льётся. Я злюсь, начинаю хватать с тарелок руками, но до рта ничего не могу донести, и вместо вкусных котлет, ловлю только воздух. От полного бессилия и «волчьего» голода я беру большую вазу, разбиваю её о пол и просыпаюсь...
Кроме Няня в хижине никого не было. Он сидел возле очага и что-то помешивал в котелке. От аромата ухи потекли слюни. Заметив, что я проснулась, он улыбнулся; на щеке появилась симпатичная впадинка, которая так мне нравилась, и, показав рукой на котелок, как бы спросил: «Хочешь?» Я бодренько закивала. В меня влезло: миска потрясающе вкусной ухи и две небольшие рыбины. Всё это время юноша сидел напротив и наблюдал за моим завтраком с довольной улыбкой.
После умывания над ведром и хождения в туалет на поводке, он уложил меня на лежанку и начал снимать повязки. Вскоре, я поняла, что он собрался делать-снять швы. Обрабатывал меня мой лекарь довольно долго. Иногда было больно, но я стойко терпела. Закончив с плечом, он перевернул меня на живот и размотал ногу. Мне очень хотелось посмотреть, но Нянь раз за разом, отпихивал меня, не давая взглянуть.
Когда же он всё сделал и протёр мою многострадальную конечность какой-то вонючей жидкостью, то разрешил посмотреть. Кое-как вывернувшись и привстав на здоровой руке, я оглянулась. Чего-то подобного я и ожидала. От середины задней стороны бедра начиналась самая большая и длинная рана, которая тянулась почти до пятки, другая-короче, из-под колена и до косточки на голеностопе, а третья, самая короткая, но самая страшная, в виде латинской буквы «V», с внутренней стороны икроножной мышцы.
Я внимательно рассмотрела свои раны. С медицинской точки зрения, они выглядели неплохо: ни воспаления, ни гноя, ни других подозрительных признаков; чистые, сухие, заживающие. «Дело идёт на поправку,― я облегчённо вздохнула.― Только смотреть жутковато».
― Спасибо тебе, Нянь!― вслух поблагодарила я.― Спасибо за всё!
Он вопросительно приподнял, рассечённую напополам бровь.
― Спасибо тебе,― я повторила и, взяв его за руку, пожала.
В ответ он слегка склонил голову и приложил ладонь к груди, как будто говоря: «Всегда, пожалуйста!» Я засмеялась ― он понял. Потом Нянь снова перебинтовал меня и вывел наружу.
«Волшебная» верёвка на моей ноге всё так же висела, один конец которой Нянь привязал к дереву возле хижины, а сам занялся своими делами. Я сидела на тёплом камне, подставив лицо солнцу, рассматривала лес и потихоньку наблюдала за парнем. Вопрос о том, где я, до сих пор оставался открытым.
Остальные вернулись ближе к вечеру. Сначала пришли Мелкий с Гоблином и принесли целый мешок свежевыловленной рыбы, а примерно через час вернулись Атаман с Плешивым ― эти были на охоте. На какого зверя они ходили, я не поняла, так как цельной туши при них не было: большие куски мяса были завёрнуты в крупные, как у лопуха, листья.
Следующие два дня я наблюдала бурную деятельность: рыбу чистили, солили, коптили, вялили и с мясом делали то же самое; точили ножи, кинжалы и короткие мечи, складывали в мешки верёвки, одеяла, одежду и какие-то железки. «Пойдут на "дело",― решила я.― Возможно, далеко и надолго».
Ни к каким работам меня не привлекали. Мелкий и Плешивый в мою сторону вообще не смотрели, их рожи ещё вовсю сияли шикарными «фонарями». Нянь вёл себя как обычно заботливо, Атаман лишь изредка поглядывал в мою сторону, а для Гоблина меня не существовало.