Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 26

Бланш берет меня под руку и ведет к саду – в сторону, противоположную общему потоку. Я оказываю символическое сопротивление.

– Кажется, Матильда приглашает нас всех наверх…

– Не глупите! Семи еще нет! – Бланш понижает голос: – Как, по-вашему, это немецкая штучка?

Она подводит меня к стеклянной двери, открывает ее на крохотную полоску сада, отделенную от соседей высоченной стеной, увешанной незажженными китайскими фонариками. Официанты собирают оставленные бокалы с оранжадом[16] и ликерами. Все уже ушли наверх. Осталась только одна женщина, и когда она поворачивается, я вижу Полин. Она улыбается.

– Ну, – произносит Бланш со странным надрывом в голосе, – видите? Сюрприз!

Концерты всегда устраивает Бланш. Сегодня она представляет свое последнее открытие, молодого каталонского гения мсье Казальса[17]. Ему всего восемнадцать. Она нашла его в театральном оркестре Фоли-Мариньи, где он был второй виолончелью. Музыкант начинает с сонаты для виолончели Сен-Санса, и с первых аккордов становится ясно, что он чудо. Обычно я сижу и восторженно слушаю музыку, но сегодня чувствую себя рассеянным. Я оглядываю публику – люди сидят у стен большого зала лицом к исполнителям в центре. Среди приблизительно шестидесяти слушателей я насчитываю с десяток военных форм, в основном это кавалеристы, как Эмери, половина из них прикреплена к Генеральному штабу. По прошествии некоторого времени мне начинает казаться, что я и сам привлекаю косые взгляды: самый молодой полковник в армии, холостяк, сидит рядом с привлекательной женой видного чиновника из Министерства иностранных дел, а ее мужа и следа нет. Если полковник, занимающий такую должность, будет уличен в адюльтере, разразится скандал, который может погубить его карьеру. Я пытаюсь выкинуть эти мысли из головы и сосредоточиться на музыке. Но чувствую себя неловко.

В антракте мы с Полин возвращаемся в сад, Бланш идет между нами, держа нас под руки. Ко мне подходят два офицера, мои старые приятели, поздравляют меня с повышением, и я представляю их Полин.

– Майор Альбер Кюре – мы с ним и с Эмери служили в Тонкине. А это мадам Монье. Капитан Уильям Лаллеман де Марэ…

– Известный также как Полубог, – вставляет Бланш.

Полин улыбается:

– Почему?

– В честь Полубога огня Логе из «Золота Рейна», конечно. Вы должны заметить сходство, моя дорогая. Посмотрите на эту страсть! Капитан Лаллеман – Полубог, а Жорж – Добрый Бог.

– К сожалению, я плохо знаю Вагнера.

Лаллеман, самый увлеченный ученик в нашем музыкальном кружке, напускает на себя вид шокированного неверия.

– Плохо знаете Вагнера! Полковник Пикар, вы должны пригласить мадам Монье в Байройт![18]

– А мсье Монье любит оперу? – слишком уж многозначительно спрашивает Кюре.

– К сожалению, мой муж не любит музыку ни в каких формах.

Когда они отходят в сторону, Полин вполголоса спрашивает у меня:

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Нет. С чего бы мне этого хотеть?

Мы пьем оранжад. Великая вонь сошла в последние дня два. Ветра из Сен-Жерменского предместья теплы и благоухают ароматами летнего вечера.

– Но тебе неловко, мой дорогой.

– Нет, просто я не знал, что вы с Бланш знакомы, только и всего.

– Изабель взяла меня на чай с Алис Токнэ месяц назад, там мы и познакомились.

– А где Филипп?

– Его сегодня нет в Париже. Вернется только завтра.

Скрытый смысл, невысказанное предложение повисают в воздухе.

– А девочки? – Дочерям Полин десять и семь лет.

– За ними присматривает сестра Филиппа.

– Ага, теперь я понимаю, что имела в виду Бланш, говоря «сюрприз»! – Я не знаю, то ли мне смеяться, то ли раздражаться. – Почему ты решила довериться ей?

– Я не доверялась. Я решила, это ты.

– Не я!

– Но по тому, как она говорила, у меня возникло впечатление, что это ты, – отвечает Полин. – Поэтому я и позволила ей устроить эту нашу встречу. – Мы смотрим друг на друга. А потом с помощью интуиции и дедукции, за быстротой которых я не успеваю уследить, она говорит: – Бланш в тебя влюблена.

– Ничего не влюблена! – издаю я встревоженный смешок.

– Тогда у тебя был с ней роман?

– Моя дорогая Полин, она на пятнадцать лет моложе меня. – Я лгу. А что еще должен делать джентльмен в таких ситуациях? – Я для нее как старший брат.

– Но Бланш не сводит с тебя глаз. Она одержима тобой, а теперь еще догадалась про нас.

– Если бы Бланш была в меня влюблена, – тихо говорю я, – вряд ли она стала бы устраивать нашу ночь вдвоем.

Полин улыбается и качает головой:

– Именно так она и поступила бы. Если тебя она не может заполучить, то будет удовлетворяться контролем над той, которая тебя заполучила.

Мы оба инстинктивно оглядываемся, не видит ли нас кто-нибудь. Слуга обходит гостей и шепотом сообщает, что концерт вот-вот должен продолжиться. Сад начинает пустеть. Драгунский капитан останавливается на пороге и оборачивается на нас.

– Давай уйдем сейчас, – вдруг говорит Полин, – до начала второй части. Не будем оставаться на обед.

– Оставим два пустых места, на которые все обратят внимание? С таким же успехом можно дать объявление в «Фигаро».

Нет, тут ничего не поделаешь, придется вынести вечер до конца. Струнный квартет во второй половине, два бисирования, потом шампанское, неторопливые прощания тех, кого не пригласили на обед, но кто надеется на изменение приговора в последнюю минуту. На протяжении всего этого времени мы с Полин тщательно избегаем друг друга, а это первый признак пары, имеющей тайный роман.

За стол мы садимся после десяти. Нас шестнадцать человек. Я сижу между вдовствующей матерью Эмери, вдовой-графиней, – она сплошь гофрированный черный шелк и мертвенно-бледная кожа, словно призрак из «Дон Жуана», – и сестрой Бланш Изабель, недавно вышедшей замуж за члена невероятно богатой банкирской семьи, владельцев одного из пяти крупнейших виноградников в Бордо. Она с видом знатока говорит об апелласьонах и гранд крю[19], но для меня это чистая тарабарщина – я ничего не понимаю. Я испытываю некое странное, чуть ли не пьянящее чувство разобщенности: умный разговор – всего лишь набор звуков, музыка – просто скрежет и звон струн и проводов. Я смотрю на дальний конец стола, где Полин слушает мужа Изабель, банкира, молодого человека, чья родословная придала ему внешность столь утонченную, что он напоминает созревший плод. В мерцании свечи я перехватываю взгляд Бланш, она смотрит на меня из-под своего птичьего плюмажа – женщина, которой пренебрегли. Я отворачиваюсь. Наконец в полночь мы поднимаемся.

Я спешу покинуть дом прежде Полин, чтобы соблюсти приличия.

– Вы – коварная женщина, – говорю я Бланш у двери и грожу ей пальцем.

– Спокойной ночи, Жорж, – печально отвечает она.

Я иду по бульвару, смотрю, не появится ли белый огонек экипажа, направляющегося на стоянку у Триумфальной арки. Мимо проносится множество красных и желтых фонарей, но наконец появляется белый, и когда я выхожу на мостовую, чтобы остановить его, и стук копыт замедляется и смолкает при остановке, Полин уже присоединяется ко мне. Я беру ее под руку, помогаю сесть в экипаж и говорю извозчику:

– Улица Ивон-Вилларсо, угол улицы Коперник.

После этого сажусь сам. Полин позволяет мне поцеловать ее, потом отталкивает меня.

– Нет, мне нужно знать, что это такое было.

– А может, не нужно? Ты уверена?

– Уверена.

Я вздыхаю и беру ее за руку:

– Бедняжка Бланш просто очень несчастна в любовных делах. Если в доме появляется человек, совсем ей неподходящий или для нее недоступный, можно быть уверенным, что Бланш в него влюбится. Года два назад случился громкий скандал, его удалось замять, но семье это стоило большого конфуза, в особенности Эмери.

16

Оранжад – напиток, аналогичный лимонаду, но приготовленный из апельсинов или с использованием готового апельсинового сока. – Примеч. ред.

17

Пабло Казальс-и-Дефильо (1876–1973) – каталонский виолончелист, дирижер, композитор.

18

Байройт – город в Баварии; знаменит регулярными Вагнеровскими фестивалями.

19

Апелласьоны, или наименования, контролируемые по месту происхождения, законодательно были оформлены лишь в прошлом веке. Однако как понятие они существуют примерно с тех же пор, что и вино. Системы апелласьонов и отдельных виноградников (крю), сложившиеся во Франции, стали моделью и для других стран.