Страница 6 из 11
– Слышь, милок! А который часик сейчас, не подскажешь? – неожиданно услышал он старчески-скрипучий голосок откуда-то, кажется, прямо из-под ног.
Глянув вниз, Гуров увидел весьма приветливого на вид дедка, улыбавшегося ему всеми морщинками, сидевшего перед опрокинутой картонной коробкой с разложенной на ней сушеной рыбой.
– Половина первого, – ответил Гуров, взглянув на часы и только сейчас вспомнив, что, наскоро выпив утром стакан чая с бутербродом, больше ничего сегодня не ел.
– Половина первого?! – почти в испуге вытаращил глаза старик. – Вот это да! Как время-то летит. Кажись, только что я пришел, а оно вон как. Половина первого уже. А ты милиционер, что ли? – снова полностью сменив мимику, совсем другим тоном спросил дед, глянув проницательно и лукаво.
– Вроде того, – ответил Гуров, догадываясь, что новый знакомый проявил общительность неспроста.
– То-то. Я тебя сразу вычислил. Ходишь, разглядываешь тут, вынюхиваешь. Я наблюдательный. Рыбак. А рыбаки, они знаешь какие! О-го-го! Все видют.
– Всегда здесь сидишь? – решил перейти ближе к делу Гуров.
– А то как же! Это, почитай, самое мое законное место. Даже участковый меня не трогает. Так уж все и знают, это – Семеныча место. Семеныч меня зовут.
– Вчера хорошо рыбу брали? – снова пытаясь направить разговор в нужное русло, спросил Гуров.
– Вчера-то? Нет, вчера, почитай что, совсем не брали. Молодежь, что они понимают. Надуются этой «Фанты» своей или «Кукаколы» там всякой. Она под рыбу не идет. Под рыбу пивко хорошо идет. Вот когда…
– А долго ты сидел здесь вчера? – начиная терять терпение, перебил Гуров словоохотливого собеседника.
– А то как же! Почитай что, до самого конца досидел, до самого до того, как покойничка-то этого увезли. Вашего. Это же из ваших кого-то уложили-то здесь вчера? Ась?
Внимательно вглядываясь в хитро блистающие глаза старичка и поняв, что он знает что-то не всем известное по этому делу, Гуров решил спросить напрямик.
– А ты и правда, я смотрю, наблюдательный, дед. Ты, может, и того, кто уложил, видел?
Хитрые глазки засияли пуще прежнего и, захлебываясь от удовольствия, старичок проговорил:
– А беленькую дашь?
– Беленькую? – не понял Гуров. – «Беленькая» – это что?
– Эх, милок! – изумленно вскинул брови старик. – Беленькая-то! Этого-то не знать! Вот это ты сказанул. А еще милиционер. Сто рублёв это, беленькая-то! Испокон веку так она называется. И отцы наши, и дедушки…
– На, – проговорил Гуров, снова прервав неугомонного деда и сунув ему под нос сторублевую бумажку. – Так кто стрелял?
– Ух ты, какой быстрый, – говорил старик, засовывая деньги куда-то под мышку. – Кто стрелял ему подавай. Да почем же я знаю? – Но, увидев, как меняется выражение на лице Гурова, хитрый дед поспешил добавить: – Кто стрелял, я не видел, но, когда они все разошлись тутотка и ваши тоже уехали, стал и я собираться. И тут смотрю – мужик идет. Быстро так, поспешает. Он-то меня не видел, потому что он вон там по дороге шел, а я, сам видишь где. Место мое укромное, тихое. Ни от ветру, ни от бури обиды нет. Ни от дурного глазу.
– Так что там про мужика-то? – снова сориентировал Гуров.
– Да, мужик. Здоровенный такой, высокий. Битюг. И волос на нем светлый, белый совсем.
– Седой, что ли?
– Да нет. Говорю же – светлый. Как у девушки крашеной. И чемодан с ним. Я-то сразу тут как-то подумал: и зачем это человек шляется в такую темень? Зимой без шапки. Уже, почитай, ночь на дворе, а он…
– Что за чемодан?
– Чемодан-то? А что – чемодан? Чемодан как чемодан. Длинный такой, смешной. Как от скрипки. Я-то сразу тут как-то подумал – музыкант, что ли? Может, скрипняк или дударь какой. Только у нас тут ансанблиев нету. У нас только коты по ночам воют. Вот ты и думай. А я его сразу приметил. Вычислил. Потому что я наблюдательный. Рыбак. А рыбаки, они знаешь…
Оставив разговорчивого старичка договаривать свой нескончаемый монолог самому себе, Гуров направился к машине, стараясь сложить воедино установленные факты и сделать из них какой-то более-менее внятный вывод.
Первый и главный пункт, определившийся уже совершенно точно, состоял в том, что Сергея Кравцова, рядового полицейского, вершиной карьеры которого был выезд на разгон не в меру разгулявшихся юнцов, кто-то и зачем-то хотел убрать. И это, пожалуй, было самым странным из всего.
Под вторым номером вырисовывалось удивительное несоответствие спланированности и продуманности, какими обычно сопровождается подготовка такой рискованной акции, как убийство человека, и спонтанности самого факта осуществления этого убийства. Кравцова, несомненно, контролировали более или менее плотно, следили за ним, иначе не узнали бы, что он окажется на стадионе. А с другой стороны, о том, что он там окажется, и сам-то он узнал за минуту до выезда.
Неувязочка.
Или, может быть, все дело в том, что заклятый враг – кто-то из ближайших коллег? Мало ли что в жизни бывает. Неосторожное слово, неуместная шутка. Насолил кому-нибудь из товарищей, а тот злопамятным оказался.
Решив при первом удобном случае обязательно пообщаться с ребятами из группы, в которой дежурил Кравцов, Гуров сел за руль и набрал в навигаторе «ресторан «Овидий».
Был еще третий, очень интересный и не менее загадочный, чем два первых, пункт в этом деле. Рассказ наблюдательного рыбака о «здоровенном битюге», поспешавшем куда-то аккурат после окончания всех трагических событий возле стадиона, вызвал у Гурова неподдельный интерес. Он чувствовал, что появление этого мужчины как-то связано со всеми событиями, но пока не мог определить, как именно.
Размышляя об этом и не очень внимательно следя за дорогой, Гуров повернул туда и сюда, следуя указаниям навигатора, и совершенно неожиданно для себя оказался перед витыми, художественной ковки воротами, преграждающими вход на территорию парка-ресторана «Овидий».
С удивлением отметив, что от стадиона он ехал сюда не больше десяти минут, но не придав этому факту особого значения, Гуров вышел из машины и направился к воротам. Они, как и полагается, были заперты. Но сбоку виднелась гостеприимно распахнутая довольно широкая калитка, в которую мог войти любой желающий недешево и изысканно пообедать.
«Овидий» не был обычным рестораном. На обширной территории располагался большой развлекательный комплекс, где летом среди огромных деревьев роскошного парка устраивались аттракционы для детей, а в холодное время года активно использовали не менее роскошный зимний сад на крытой террасе, где проходили корпоративы для взрослых.
Любуясь мощными кронами, вместо листвы покрытыми сейчас белыми полосками инея, Гуров подходил к большому, несколько претенциозной архитектуры двухэтажному зданию, в котором находился ресторан. Зимний сад и большой зал, где проводились многолюдные праздники, сейчас были закрыты, и через обычную одностворчатую дверь Гуров попал в уютное помещение, где за столиками совершали трапезу постоянные и не очень, но всегда не бедные клиенты. Столики были разделены перегородками, и гости укромно располагались каждый в своем «гнездышке», имея возможность за обедом решить и какие-то насущные вопросы, не мешая другим и не опасаясь, что их тайны кто-то подслушает.
– Добрый день, рады вас видеть, – обратилась к Гурову миловидная улыбчивая девушка в кружевном фартучке и кокетливом подобии чепчика, сделанном из тех же кружев. – Вы можете пройти вон за тот столик. Принести вам меню или желаете…
– Нет, спасибо, – прервал поток этих гостеприимностей Гуров, доставая удостоверение. – Я, собственно, с другой целью. Вчера здесь произошел некий инцидент. Я из полиции.
– А! Вы по жалобе. Одну минуту.
Мельком взглянув в раскрытое удостоверение, девушка, к удивлению Гурова, улыбнулась еще лучезарнее и скрылась где-то во внутренних помещениях.
Ловя на себе любопытные взгляды из-за столиков, Гуров в растерянности стоял посреди зала, не зная, что ему предпринять. Но ожидание было недолгим. Через несколько минут улыбчивая девушка снова появилась в зале, но уже не одна, а в сопровождении весьма подвижного, с выразительной мимикой мужчины. Тех, кто его видел впервые, всегда поражала какая-то бесконечная овальность форм.