Бег вслепую

Затем я подтащил его к жерлу и сбросил вниз. После нескольких глухих ударов наступила тишина — тишина, которая, как я надеялся, будет длиться вечно. Я вернулся к машине и, переодевшись в чистый костюм, запихал запачканную одежду внутрь чемодана, свернув ее так, чтобы кровь не соприкасалась с его содержимым. Дубинку, пистолет и этот проклятый сверток Слейда — я тоже швырнул в чемодан, перед тем как его закрыть, после чего отправился в долгий путь к Рейкьявику.

Я чувствовал себя очень усталым.

2

Был уже поздний вечер, когда я остановился перед входом в отель «Сага», хотя в легких сумерках северного лета видимость все еще оставалась хорошей. Мои глаза болели из-за того, что последние несколько часов я ехал навстречу уходящему за горизонт солнцу, и чтобы дать им отдых, я на некоторое время задержался в машине. Если бы я остался в машине еще на две минуты, то последующего рокового события могло и не произойти, но я этого не сделал; я выбрался наружу, и когда уже вытаскивал с заднего сидения свой чемодан, в дверях отеля появился высокий мужчина, который, увидев меня, сразу остановился и воскликнул:

— Алан Стюарт!

Я поднял голову и беззвучно выругался, поскольку мужчина в униформе исландского летчика был последним человеком, которого я хотел встретить — Бьярном Рагнарссоном.

— Привет, Бьярни, — сказал я.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Элин не сказала мне, что ты приезжаешь.

— Она ничего не знает, — признался я. — Я принял решение в последний момент. У меня не было времени даже для того, чтобы позвонить.

Он посмотрел на мой чемодан, стоящий на тротуаре.

— Ты собираешься остановиться в «Саге»? — Спросил он удивленно.

Мне было необходимо быстро найти ответ.

— Нет, — сказал я. — Я остановлюсь на квартире.

Я не собирался вмешивать Элин во все это, но теперь ее брат знает, что я в Рейкьявике, о чем несомненно сообщит и ей, а мне не хотелось обижать Элин подобным образом. Мои отношения с ней были весьма особенными.

Я заметил, что Бьярни смотрит на машину.

— Я оставлю ее здесь, — сказал я небрежно. — Просто я обещал другу доставить машину к отелю. До квартиры я доберусь на такси.

Он принял это, после чего спросил:

— Останешься надолго?

— До конца лета, как обычно, — ответил я беспечно.

— Мы должны съездить на рыбалку, — сказал он.

Я согласился.

— Ты еще на стал отцом?

— Остался еще месяц, — произнес он мрачно. — Я просто в ужасе от того, что меня ожидает.

Я засмеялся.

— Мне кажется, это Кристина должна беспокоиться: ты проводишь в стране меньше половины своего времени. Вряд ли тебе придется часто менять пеленки.

Мы провели еще несколько минут за обычной неспешной болтовней внезапно повстречавшихся старых приятелей, после чего он взглянул на часы.

— У меня рейс в Гренландию, — сказал он. — Я должен идти. Я позвоню тебе через пару дней.

— Позвони обязательно.

Я проводил его взглядом, затем поймал такси, которое как раз остановилось около отеля, и объяснил водителю, куда ехать. Я расплатился с ним, выйдя из машины возле самого дома и в нерешительности замер на тротуаре, размышляя над тем, правильно ли я поступаю.

Элин Рагнарсдоттир занимала в моей жизни особое место.

Она была школьной учительницей, но как и многие другие исландцы ее профессии, трудилась на двух работах. Существуют определенные факторы, свойственные только Исландии — малочисленность населения, размеры страны и природные условия северных широт, — совокупность которых и определяет ее социальную систему, которая иностранцу может показаться несколько странной. Но поскольку сложившаяся система вполне устраивала исландцев, их совершенно не беспокоило, что подумают иностранцы, как в общем-то и должно быть.

Одним из результатов этой системы являлось то, что школы закрывались летом на четыре месяца и большинство из них в этот период использовалось как отели. Вследствие чего у учителей появлялось множество свободного времени, и они имели самые различные летние профессии. Когда три года назад я впервые встретился с Элин, она работала агентом в бюро путешествий и сопровождала туристов в экскурсиях по стране.

Двумя сезонами раньше я убедил ее стать моим личным гидом на все летнее время. Я опасался, что ее брат Бьярни сочтет этот заработок слишком ненадежным и начнет чинить препятствия, но такого не произошло — возможно, он решил, что его сестра достаточно взрослая для того, чтобы улаживать свои дела самостоятельно. Элин ничего от меня не требовала, и наша связь была очень легкой, но, очевидно, так не могло продолжаться вечно, и я собирался кое-что предпринять по этому поводу, только следовало выбрать более подходящее время — нужно быть человеком с железными нервами, для того чтобы сделать женщине предложение, предварительно сбросив в тот же день мертвое тело в жерло вулкана.

Я поднялся по лестнице, и хотя у меня имелся ключ, я им не воспользовался; вместо этого я постучал в дверь. Элин открыла ее и замерла с выражением удивления на лице, тотчас же сменившегося радостью. При виде ее стройной фигуры и соломенного цвета волос у меня внутри что-то сжалось.

— Алан! — воскликнула она. — Почему ты не сообщил мне о своем приезде?

— Внезапное решение, — сказал я и потряс в воздухе зачехленной удочкой. — Я купил новую.

Уголки ее губ опустились вниз в гримасе притворного негодования.

— Итого их будет шесть, — произнесла она сердито и распахнула дверь пошире. — Ну входи же, дорогой!

Я вошел, бросил на пол чемодан с удочкой и заключил ее в свои объятия. Она прижалась ко мне и сказала, не отрывая головы от моей груди:

— Ты не писал, и я подумала…

— Ты подумала, что я не приеду. — Я не писал из-за того, что узнал кое-что от Слейда, но не мог сказать ей об этом. — Я был очень занят, Элин.

Она откинула голову назад и внимательно посмотрела на меня.

— Да, твое лицо осунулось, ты выглядишь усталым.

Я улыбнулся.

— И чувствую себя голодным.

Она поцеловала меня.

— Я приготовлю что-нибудь, — сказала она, вырвавшись из моих объятий. — Можешь не распаковывать свой чемодан, я сделаю это после ужина.

Я подумал о запачканном кровью костюме.

— Не беспокойся, я справлюсь с ним сам, — произнес я небрежным тоном и, взяв в руки чемодан и удочку, отнес их в свою комнату. Я называл ее своей комнатой потому, что в ней хранились мои вещи. На самом деле мне принадлежала вся квартира, поскольку, хотя она и была оформлена на имя Элин, я платил ренту. Я проводил в Исландии третью часть каждого года, и мне казалось удобным иметь здесь собственное пристанище.

Я поставил удочку в угол, туда, где хранились остальные, и опустил на пол чемодан, размышляя над тем, что делать с костюмом. До этого момента у меня не было никаких секретов от Элин — за одним важным исключением — и здесь не имелось тумбочки или ящика, запираемого на ключ. Я открыл гардероб и окинул взглядом ряд костюмов и курток, висящих на отдельных вешалках и аккуратно спрятанных от пыли в пластиковые мешки на молнии. Было бы очень рискованно оставить костюм в этом месте; Элин весьма педантично следит за моей одеждой и несомненно быстро обнаружит его здесь.

В конце концов я достал из чемодана все, кроме костюма и оружия, запер его и положил на гардероб, где он обычно и хранился. Вряд ли Элин захочет стащить его вниз, и даже если это придет ей в голову, то он все равно заперт, хотя такого раньше никогда не случалось.

Я снял рубашку, внимательно осмотрел ее и, обнаружив пятнышко крови на груди, прошел в ванную и смыл его под струей воды из крана. Затем я умылся холодной водой, после чего почувствовал себя значительно лучше. К тому времени, когда Элин прокричала, что ужин готов, я стоял в гостиной и смотрел в окно.

Я уже было отвернулся, когда мое внимание привлекло какое-то резкое движение. На другой стороне улицы в переулке между двумя зданиями кто-то, как мне показалось, быстро скрылся из виду, когда я дернул занавеску. Как я ни всматривался в сгущающийся сумрак, больше мне ничего не удалось разглядеть, но когда Элин позвала меня снова, я отошел от окна в глубокой задумчивости.