Степные волки

– Милорд. – Голос жреца был спокоен. – Вы в полном здравии. И с чего решили, что умираете?

– За мной приходил посланец богов, и время моё на исходе. Ты знаешь, что это значит, и ошибки нет. Поэтому слушайте мою последнюю волю. Ибо именно вы должны уберечь наш народ от беды, а она неминуема. И сейчас, находясь при смерти, я вижу это очень отчётливо. Вся золотая казна, которая осталась от дромов, хранится в подвале моего замка, в тайнике под статуей Белгора – в старом святилище. Но это не важно. Главнее иное – дети дромов. Не смейте вмешиваться в их судьбу, никак. А только внимательно следите за ними. Они пойдут по жизни разными путями, а вы следуйте за ними, и кто-то из них пойдёт дорогой сопротивления рахам. Этим будет нужна помощь, и вы её окажете. И возможно, тогда данным поступком будет искуплено моё позорное предательство и клятвопреступление, а проклятие спадёт с нашего народа.

– Мы всё сделаем, отец! – запальчиво вскрикнул наследник герцога.

– Да будет так, – согласился с великим герцогом жрец.

Конрад Третий встал, медленно подошёл к окну и увидел, как над Штангордом занимается рассвет. Это был его последний рассвет, и он хотел сказать об этом сыну. Однако, набрав в лёгкие воздуха, герцог не смог выдохнуть. Сначала он побледнел, потом его лицо налилось кровью, и он рванул ворот ночной рубашки. А затем Конрад Третий замертво рухнул на пол.

– Врача сюда, быстрей! – закричал его сын, но отец этого уже не слышал.

Верховный жрец Белгора встал над правителем, произнёс короткую молитву и удалился. Герцог умер, но есть его смена, и жизнь продолжалась. А заботы духовного проводника целого народа в мрачном царстве земного бытия с Хайнтли Дортраса никто не снимал. Он сделал, что положено, и в храме попросит Белгора простить покойного герцога. А более он ничего не мог. С погребением герцога справятся без него, а он должен озаботиться последней волей умершего, попытаться сделать хоть что-то для спасения Штангорда и его жителей от неведомой угрозы. Боги большие шутники, любят поиграть людьми, и если сказано их посланцем, что спасение герцогства возможно, руки опускать нельзя, и надо делами искупить вину покойного правителя.

4. Пламен

– Вот одного я никак не пойму. – Звенислав толкнул меня в бок.

– Чего? – Я покосился на него.

– Почему ты не согласился принять помощь Кривого Руга? Сейчас не пришлось бы торчать здесь на холоде и ждать этих скотов, Матео и Гильома. Что, если у нас ничего не получится?

– Справимся, – коротко ответил я.

Звенислав шмыгнул носом и слегка дрожащим голосом сказал:

– У головорезов Кривого Руга получилось бы лучше.

– Звенислав, свои проблемы решим сами. Я этого гада Матео, сколько себя помню, всегда ненавидел. Подумай о Сияне. Вспомни, как Матео тебя кнутом бил. А ещё о могилках наших приютских, которые вдоль забора похоронены. Или забудешь, словно не было ничего?

– Не дави на меня, Пламен, я ничего не забыл, – пробурчал друг. – И гада этого не меньше твоего ненавижу, но сомневаюсь.

– Говорят, в первый раз всегда так…

– Кто говорит?

– Люди, кто же ещё, собаки пока разговаривать не умеют.

Такой беспредметный разговор мы вели третий час подряд. Как обычно, Матео и Гильом, у которых сегодня выходной, отправились в кабак. Кстати, для заведения, где они обычно проводили время, даже это название слишком громкое. Правильней называть его шалманом или притоном для мелких воришек.

В общем, куда они ходят и как проведут ночь, мы знали. Несколько раз во время своих ночных вылазок в город видели наших воспитателей. А случалось, что по приказу Матео приходилось забирать Гильома из того заведения и тащить в приют. Поэтому мы, как обычно, легли спать и пару часов спокойно вздремнули. А проснувшись, покинули территорию приюта.

Неподалеку у нас был схрон, в котором мы прятали еду или что-то ценное на обмен. И в нём лежали два острых разделочных мясницких ножа. Эти свинорезы мы украли на рынке три недели назад у зазевавшегося мясника и расставаться с ними не собирались. Как бы нам голодно ни было, но на воспитателей зуб давно имели. Поэтому предполагали, что ножи нам вскоре понадобятся.

Раскопав тайник, мы вооружились и двинулись к месту, которое определили для засады. Затаились в небольшом тупичке между двумя домами и, прислонившись к стене, стали ждать. Прошёл час, за ним другой. А наших воспитателей, которых мы надеялись перехватить, всё не было. То ли они крепко гуляли, то ли мы их упустили, то ли приятели решили отдыхать в другом месте. Последние варианты плохие, так как за ними не заржавеет. Сказали, что силой девчонку к себе потянут, так и сделают. При этом возмутиться не получится, и вдвоем с парой здоровенных откормленных бугаев в открытой драке мы не справимся. Нет в нас ещё настоящей силы, тут Сияна права. И всё, что у нас есть, – ярость, злоба, обострённое чувство справедливости и желание выжить. Нас ведь всего трое таких на весь приют, которые сами что-то решить могут. Мы и Курбат-горбун, который сам по себе и держится в стороне. А остальные как все. Куда их поведут, туда они и двинутся. Хоть насмерть их режь, на ремни распускай, а они только плакать будут и защищать себя не станут.

– Светает уже, – шепнул друг. – Может, они другой дорогой пошли?

– Нет, всегда по этой улочке возвращались. Так ближе.

Звенислав прислушался и сказал:

– Кто-то идёт.

Мы приготовились и, присев на корточки, высунули из тупичка голову. В моей руке широкий стальной нож, и я готов убивать. Сомнений не было. Но почему так бешено стучит сердце, а рукоять скользит от пота? Это страх. Он есть, сидит глубоко внутри, и нужно научиться справляться с ним. Иначе не выжить.

Шаги приближались. В тумане мелькнула одинокая тень. Однако это не Матео и не Гильом. Потому что идущий по улице человек слишком невысок.

Нервы напряжены до предела. Меня немного колотило, и от волнения я уронил нож на брусчатку. Сталь ударилась о камни. Звонкий звук разнёсся в тумане далеко, и человек замер. Видимо, он хотел убежать, но не решился. Кто этот человек?

– Парни, – неожиданно окликнул нас незнакомец. – Пламен, Звенислав? Это вы?

– Курбат, – облегчённо выдохнул Звенислав.

Точно, Курбат-горбун. Как же я его не угадал? Хотя немудрено. Туман всё искажает, и если не присматриваться, кажется, что никакого горба у Курбата нет.

– Да, – ответил я. – Это мы. Иди сюда.

Он подошёл, и я спросил:

– Что здесь делаешь?

Его лицо в полутьме не разглядеть, но мне показалось, что он улыбнулся.

– Я понял, куда вы пошли. Зачем, тоже догадался. Вы что же, думаете, у вас одних к этим ублюдкам счёты? Нет, я с вами.

– А ты готов? – изображая бывалого, ухмыльнулся Звенислав.

– Я точно готов, а вы, по-моему, нет. – Он ногой пододвинул ко мне упавший нож.

Сказать нечего, Курбат прав. Ещё до дела не дошло, а руки уже затряслись. Поэтому возражать не стал. Поднял свинорез, обтёр его об дерюгу, которую накинул как защиту от утренней сырости, и уточнил:

– Так ты с нами?

– Да, – подтвердил он.

– А где раньше был?

– Ходил к шалману и через щели в крыше видел, что Гильом уже валяется под столом, а Матео просил хозяина налить в долг.

– Значит, скоро домой пойдут.

– Угу, – кивнул Курбат и прикоснулся к накинутой на мои плечи дерюге. – Это вы правильно придумали поверх одежды что-то накинуть. Кровушкой точно запачкаетесь, а стираться негде. После дела сразу в приют придётся бежать, чтобы на подъём успеть.

– А у тебя как, есть что-то из оружия?

Он молча вытащил из-за пояса толстый остро заточенный вертел для жарки поросят.

– Нормально. – Я удовлетворенно кивнул, и мы вновь замолчали, ждём.

Курбат в помощь – это хорошо. Даже странно, что мы не додумались его сами позвать. Он хоть и горбун, но сильный и жилистый. А о его ненависти к воспитателям и говорить ничего не надо. Всё понятно без лишних слов.