Страница 25 из 145
Воцарилась тишина. Звенела. Давила на уши. Казалось, весь мир замер. Даже сердце в груди и то колотится перестало. Сонливая апатия забирала боль, тушила пожары страха и гнева, вызванных стремительной схваткой.
— Раненые… помощь?.. — то настырно жужжал над самым ухом, то отдалялся скрипучий голос Збиденя.
Микаш не запоминал слов, но понял, что все закончилось и все живы. Отделались царапинами и легким испугом. И хорошо…
— К целителям?.. — Збидень гаркнул почти над самым ухом.
Келман подлез под руку и попытался куда-то тащить. Как в холодную воду опустил. Микаш вырвался, мотнул головой, силясь вернуть мыслям ясность.
— Не надо. Все в порядке. Мне надо… по нужде…
Не дожидаясь разрешения, он заковылял прочь из лагеря. Быстрее, чтобы не видели, как его согнет пополам и кишки полезут изо рта вместе с кровью. Нет, ничего такого, хвала Безликому, не приключилось. Просто от слабости мутило, но кровь лилась только из носа. Надорвался. Интересно, как быстро удастся восстановить внутренний резерв силы. А если не удастся? Лучше бы он сдох в бою. Микаш нашел в рощице ручеек, стянул с себя рваную одежду, смыл запекшуюся кровь и достал из ран когти. Хоть бы не ядовитые… У гарпий вроде яда нет. Они только рвут на части и выедают печень. Царапины смазал заживляющей мазью на пчелином воске. Вроде, не глубокие, не смертельные. Только тело все будто закаменело. И в ушах разбушевался прибой. Микаш с трудом натянул одежду и, не в силах терпеть, привалился к полому стволу старого бука и закрыл глаза. Как там говорила Лайсве? Брат мой Ветер, помоги!
Микаш дышал тяжело, полной грудью жадно глотал холодный, пахнущий кровью воздух. Впитывал его кожей, каждым мускулом, каждой косточкой. Где-то внутри теплилось желание выжить, побороться, выкарабкаться. Говорило, нет, еще не все, терпи. Тебе есть ради чего жить!
Это ощущение. Чужая аура. Тяжелая, густая, будто напоенная высокогорным воздухом, резким, морозным, чистым. Она бодрила страхом, шевелила волоски на спине. Слух обострился, улавливая каждый треск сучков под сапогами. И сказанные слова доходили необычайно ясно.
— Какие потери? — знакомый баритон с едва заметной хрипотцой. Голос, который так привык повелевать, что подавлял и заставлял подчиняться, даже когда не хотелось вовсе.
— Десяток. Еще две дюжины ранены. Основной удар пришелся на тыл, где были самые слабые воины. Если бы не вы не подоспели вовремя, потерь было бы намного больше, — отвечал незнакомый, чуть торопящийся голос.
Микаш принудил себя открыть глаза. Нескоро удалось разглядеть медленно движущиеся фигуры среди силуэтов деревьев и ночной тьмы.
— Да-а-а, — досадливо тянул маршал Гэвин. — Не рассчитал, что они рискнут напасть сами. За беспечность всегда приходится платить.
— Да кто ж знал, что они настолько страх потеряли? Лазутчики докладывают, что собралось здесь великое множество. Такого, должно быть, с тролльих войн не было. Словно почуяли, что мы ослаблены и повыползали со всех закутков, со всех подземных сховищ, объединились даже те, кто раньше ни с кем не сходился. Жарко будет. Много народу поляжет. Может, стоит отступить? Собрать подмогу, — второй голос был более тихий и вкрадчивый, немного даже заискивающий, а потом бессильный.
— А у твоего страха, выходит, глаза велики, а Вальехиз? — усмехнулся в ответ Гэвин. — Нет, подмоги не будет. Я и так собрал людей больше, чем можно было рассчитывать в данных обстоятельствах. Больше никого не дадут. Религиозная междоусобица почему-то стала важнее священного долга ордена. А ждать — только на руку противнику сыграть, позволяя ему перегруппироваться. Кто может, выступят маршем на рассвете, как и планировали. Остальные пускай остаются с целителями и ищут укрытие на ночь, где на лагерь не смогли бы напасть с воздуха.
— Быть может, все же не воевать на два фронта и повернуть назад? А когда заваруха на юге закончится, добить тварей большими силами? — последние слова было сказаны совсем безнадежно, словно собеседник уже знал ответ.
— Нет, когда заваруха закончится, добивать будет уже некому. Хватит болтовни. Идем, пора готовить наступление, — отмахнулся от его слов Гэвин.
Они проходили совсем рядом. Микаш хотел скрыться в глубине чащи, но не смог даже пошевелиться, настолько одолела слабость. Затаил дыхание, сидел, не шелохнувшись. Авось, не заметят в темноте. Прошли мимо, повернулась голова одного из силуэтов. Таинственное мерцание синих глаз заворожило. И тут же потухло, как только маршал отвернул голову.
— Идем быстрее. Выдвигаемся с первыми лучами, — сказал он нарочито громко, как будто специально. — Ослабшие останутся искать укрытие.
Микаш закрыл глаза и приказал себе спать. Он не ослаб. Без него парни не выживут.
Перезрелый дурной сон налип паутиной. Снова свет. Снова липкая темная кровь капает с рук. А там вдалеке она. Он спешит, но не успевает. Рядом с ней появляется другой. Статная фигура, красивое породистое лицо маршала. Они уходят рука об руку к серому туманному берегу на той стороне темной реки. И даже ни разу не оглянулись на него…
Микаш тряхнул головой, отгоняя дурное видение. Нет, сейчас надо думать о хорошем, о той сказке, что он себе придумал перед отъездом. Лайсве. Ее нежные прикосновения, поцелуи, откровенные ласки. Без страха и отвращения, искренние, подлинные, добровольные. Без насмешек и попыток уколоть. И чувствовалась в ее голосе забота. Будто бы и вправду она будет ждать и тосковать по нему, молиться и ставить свечку матушке Умай. И так хорошо, так умиротворенно тогда было, как никогда в жизни. Представить хоть на мгновение, что он достоин любви принцессы…
Томные видения убаюкивали. Он медленно покачивался на волнах сладострастной неги, пока и вовсе не утонул в темном омуте, где не было места снам.
Проснулся, как и хотел, на рассвете. Микаш это умел еще сызмальства, когда приходилось работать от зари до зари. Вот и сейчас поднялся, хотя чувствовал недосып, и тело наливалось свинцовой тяжестью после затяжного боя. Нет, не время ныть и жалеть себя. Надо двигаться, двигаться до следующей ночи, когда снова можно будет раствориться в сладких грезах.
Сквозь стволы деревьев было видно, как разгорается ржавым полоса на темном горизонте. Багрянец словно проклевывался из чернозема, рыжели тонкие стволы сосенок. Седая дымка бежала от огненного света, искала убежище в тенистых оврагах.
Микаш добрел до лагеря и спешно переоделся в боевую одежду. Ночью во время нападения не успел… Но хотя бы стеганка осталась целой. Царапины саднили, но хотя бы не воспалились. Мазь должна помочь. Вокруг суетились остальные рыцари, тоже собирались в дорогу. Поглядывали на него и перешептывались — Микаш замечал, но не думал, о чем они могут говорить. Да и как-то без разницы было. Подошел неунывающий Келман:
— Ты как? Вчера знатно потрепало. Мы-то думали, ты просто хвалился, когда про демонов рассказывал. А оказывается…
Он положил руку на раненное плечо Микаша, и тот зашипел от боли.
— Ты не ранен? Может, и вправду к целителям? — беспокоился Келман.
Микаш не отвечал. Сил не было. Резерв заполнился только на четверть. Микаш боялся не дотянуть до вечера, просто рухнуть посреди боя, но и отказаться не мог.
— Не пойдешь? — послышался скрипучий голос Збиденя. Микаш тут же обернулся и с негодованием уставился в выцветшие стариковские глаза. — Упрямая зараза, да? Но обузы там не нужны, — он покачал головой и метнул в Келмана повелительный взгляд. Рыцарь тут же убрался подальше, к остальным. Збидень подошел к Микашу и вручил ему флягу. — Выпей — полегчает, раз уж всенепременно решил идти. И это… парни должны научиться убивать демонов сами. Иначе когда ты в конце концов подохнешь по собственной глупости, защищать их будет некому. Они все полягут.
Ругаться не было никаких сил. Он хотел туда, на поле брани, всю жизнь туда стремился. Погибнет в первом бою? Ну и пусть. Лишь бы он был, хотя бы один! Збидень ушел собирать строй, не дождавшись ответа. К Микашу подвели уже поседланного Беркута.