Страница 144 из 145
- Не говори так! Твой дар восстановится, просто нужно время. Время и покой. Мой главный долг – обеспечить тебе это.
В дверь постучали. Вошел посыльный:
- Его высочество призывает вас во дворец. Он желает, чтобы вы сопроводили его в королевскую усыпальницу после второго завтрака.
- Хорошо. Передайте, что я буду к условленному времени, - кивнул Гэвин. Что ж, совместный траур – хороший повод сблизиться.
Посыльный ушел, а Дэвид так и остался смотреть на него волком.
- Я тоже хочу навестить могилу брата перед отъездом!
- Лучше не стоит, твои нервы слишком расшатаны. Быть может, в следующий раз… - Гэвин протянул к нему руку, но Дэвид резко отшатнулся.
- Ты мне не отец!
- Когда у тебя будут свои дети, может, ты поймешь меня лучше.
- Когда у меня будут свои дети, я никогда не стану вести себя с ними так, как ты! – выкрикнул он и выбежал из комнаты, нарочито громко хлопнув дверью.
Гэвин наблюдал из окна, как несут сундуки с вещами, как толкается суетливо прислуга, и как Дэвид спускается с крыльца и шагает к распахнутой лакеем двери экипажа. Спина ровная, голова высоко, шаг широкий и чеканный. Маленький лорд, ни одним движением, ни одним жестом не выдает истинных чувств. Сел в экипаж, дверь затворилась, и шестерка быстрых серых рысаков понесла экипаж прочь из города. Когда еще увидятся?
Время все бежало, а белый лист продолжал быть белым. И хотелось уже накричать на самого себя: «Да сделай ты уже это, скажи все, что думаешь, что не мог сказать собственному сыну, когда была возможность». И сел писать так лихорадочно, что строчки скакали вкривь и вкось.
«Тому, кто будет после меня,
Я знаю, ты получишь это послание не в самый светлый момент своей жизни. Дар и проклятие нашей семьи – своеобразное предвидение будущего, способность просчитывать варианты во всем их необозримом множестве. И в этом возможном будущем я вижу тебя, мой друг, почти как своих современников. Ты вылитое совершенство, сильный, решительный, смелый, с независимым живым умом, способностью сострадать и при этом принимать тяжелые решения. Ты куда лучше, чем был я, чем были мы все в переломную эпоху.
Я знаю, тебе приходится очень непросто. Ты один, и все стремятся перетянуть тебя на свою сторону. Они упирают на твою ответственность, на самопожертвование, и я знаю, что это есть в тебе в полной мере. Но нету знаний, потому что я вряд ли успею тебе их передать. Это письмо – не место для них. Некоторые вещи нужно обсуждать, глядя глаза, иначе они останутся лишенными смысла словами. Да и не нужны тебе эти знания, ведь тебя ведет воля куда более мудрая, чем может объять человеческий разум.
Я напишу тебе всего две вещи, две вещи я завещаю тебе – единственное, что от меня останется. Первое – не верь никому. В этом мире надеяться можно только на себя, на свой светлый ум и чутье, только они помогут отличить правду от лжи, истину от заблуждений. Только свободная воля может вывести из тьмы к свету. Неторный путь тернист и полон опасностей, но я верю, что ты его одолеешь и найдешь то, что ищешь на другом конце дороги.
И второе: прости нас, не держи зла. Знай, мы не были плохими, но не были и хорошими. Мы были просто людьми, ошибались, как и все люди, хотели жить в достатке и счастливо, обеспечивать своей семье уверенность в завтрашнем дне, когда нас не станет, чтобы о них забоится. Эта человечность нас сгубила, размягчила, сделала слабыми. А за слабость в нашем мире убивают – ты знаешь это лучше, чем кто. Поэтому прости и не уподобляйся. Тебе все по плечу, как бы сильно не била жизнь. Выстой, выживи, дойди до конца своей тропы – это твой единственный подлинный долг перед мирозданием.
На прощание оставляю тебе письменное соглашение о том, чтобы род Комри породнился с родом Веломри через брак. Надеюсь, оно тебе поможет.
С безмерной любовь,
Твой предок, Гэвин Комри».
Едва поставил последнюю точку, как в дверь постучали. Заглянул камердинер.
- Скоро полдень, вам пора во дворец, - смиренно напомнил он.
Гэвин кивнул, посыпал письмо песком и положил сушиться на окно, пока сам переодевался в черный траурный костюм. Перед уходом запечатал послание гербовой печатью и спрятал в тайник в стене. Тот, кому адресовано, обязательно найдет, а другим знать не следует.
До дворца решил добираться пешком, побрезговав и свитой, и каретой, полагавшейся по статусу. Идти недалеко, нападений он никогда не боялся, а вот насладиться последними мгновениями свободы хотелось очень сильно. Вдоль широких улиц, через парадные ворота и по широкой центральной алле между удивительно ярких и сочных лужаек дворцового парка, который, впрочем, плохо сочетался с мрачной старинной цитаделью, сложенной из грубого серого камня. Сам дворец, конечно, перестроили, придав ему более помпезный роскошный вид с ажуром лепнины, фигурными арками, стройными колоннами, резными перилами. Безликий бы не оценил. От этой мысли почему-то хотелось улыбаться.
Придворные прогуливались по прибранным дорожкам, хохлясь и кутаясь в плащи, выкрав несколько солнечных часов у стремительно сгущавшегося тучами неба. Гэвина провожали любопытными взглядами, перешептываниями, но заступать дорогу не решались – слишком грозной была слава маршала Стража. Только она и спасала, когда не хотелось ни с кем говорить.
Во дворце встретил канцлер с многочисленными лакеями. Все шептал на ухо о расстановке сил на политической арене, с кем заключить союз, кого стоит опасаться, о том, что многие министры и придворные плохо восприняли пожелание почившего короля назначить регентом бывшего Стража. Хотели оспорить право опеки над юным принцем. Гэвина это волновало мало, как-то расправлялся с хищными акулами Большого Совета и заносчивыми высокими лордами. Вряд ли авалорский королевский двор окажется коварней на интриги и козни.
«Если кто и сможет меня победить, то только я сам», - старинной витиеватой рунницей было выбито над королевскими покоями. Точная копия камня из старого дворца Безликого. А и правда. Гэвин снова усмехнулся. Дома, он дома! Впервые после стольких лет. И эти легенды, эти запахи, эти реликвии будто полнили его жизнью, утоляли нестерпимую боль, потому что она еще была жива – Родина, земля Безликого, ее дух густ и как никогда крепок.
Шире распахнули золоченые створки, Гэвина пригласили внутрь, но не успел он ступить и шага, как навстречу ему рванулся убранный в оборочки и рюши мальчуган.
- Дядя Гэвин!
Под недовольными взглядами придворных он подхватил наследного принца на руки и чмокнул в щеку. На несколько лет младше Дэвида, юный Лесли, обличенный все этой властью и вниманием, выглядел совсем ребенком. Измученным от того, что никто не давал ему ни малейшего шанса насладиться детством. Чернявый и синеглазый, как и все в его породе, он был изумительно красив и хрупок, особенно в той далеко не мужественной одежде, которую его принуждали носить. Ну ничего, Гэвин еще наведет здесь порядок, оградит от этих ахающих и охающих нянек, разодетых женоподобных щеголей и прочего дурного влияния, научит, как быть мужчиной. Сильным мужчиной, который сможет противостоять пагубного влиянию политической элиты.
- Скучал по мне?
- Очень!
Церемониально раскланявшись со всеми, они, как и собирались, направились в усыпальницу. По пятам следовала охрана, по мысли Гэвина, совершенно бесполезная, раз уж они даже не смогли защитить своего короля от случайной стрелы. Ну пусть с ними, пускай создают видимость, не оружие, не латы и щиты защищают короля, а правильная стратегия поведения и руководства. Придется изучить ее, как прежде изучал тактику военных сражений. Пока еще есть время.
Они остановились у спуска в подземелье цитадели. Стражникам внутрь заходить не дозволялось, в усыпальницу допускались только члены рода. Старший жрец Храма всех богов только в день похорон мог спускаться сюда, чтобы поставить освященных прах в нишу и выбить на ней имя усопшего. Гэвин вел маленького принца за руку по крутым ступеням, разгоняя сумрак огнем и поджигая факелы на стенах. Затхлый воздух напоминал о том, как редко мертвую тишину склепа нарушали шаги живых.