Страница 9 из 22
— Глупости! Нонсенс! Никуда меня не сошлют! В молодой России формируется самое прогрессивное общество, и я хочу быть там и работать с ними.
В 1925 году, плохо говоря по-русски, она не только переехала в Москву, но и вступила в партию. И оказалась экзотической птицей среди одинаковых серых ворон — говорила с французским акцентом, не преклонялась перед признанными авторитетами, даже перед учением физиолога Павлова, перед которым все русские ученые благоговели. У многих она вызывала этим скептическое отношение к себе. Но ей создали небольшой институт для работы и предоставили заведование кафедрой физиологии Второго медицинского института. В России она совершила очень большое и важное открытие — описала механизм и устройство барьера между общим и мозговым кровообращением, так называемый «кровемозговой барьер». Он еще не был известен, а значение его очень велико — предохранять мозг от общих и тяжелых инфекций организма. Ее выбрали в Академию наук и могли бы дать Нобелевскую премию, но эмиграция в Советскую Россию и то, что она вступила в коммунистическую партию, помешало награждению.
Участие в Еврейском комитете ее увлекало, но она чувствовала себя больше космополиткой, чем еврейкой. Когда однажды зашел разговор о том, что Советский Союз — это Родина, она удивленно спросила:
— Что такое Родина? Моя родина, например, — это город Рига.
Михоэлс заметил, что Фефер немедленно записал ее фразу. Чтобы сгладить сказанное, он вставил свою формулировку:
— Лина Соломоновна, мы дорожим понятием Родины не только как местом рождения. Родина для нас — это символ бесценной страны, России, которая сделала нас, евреев, свободными людьми.
Она отмахнулась:
— Тогда при чем тут Советский Союз со всеми его республиками — Казахстаном, Узбекистаном, Арменией, Бессарабией? Они тоже — Родина?
Михоэлс не сразу нашелся, задумался, неуверенно сказал:
— Раз они вместе с Россией, значит, они тоже наша Родина.
— Нонсенс! Ничего Бессарабия с Казахстаном и другими не делали для евреев России.
Еще в Швейцарии у нее были контакты со многими богатыми евреями и еврейскими организациями. Теперь, как член комитета, она стремилась возобновить эти контакты, в том числе с «Джойнтом», международной сионистской организацией. Это было опасно, потому что Сталин считал «Джойнт» шпионской организацией. На собраниях комитета Штерн говорила:
— Нам надо пригласить представителя «Джойнта». Он все увидит и даст средства.
Михоэлс пытался внушить ей необходимость быть сдержаннее и осторожнее:
— Почему, что в этом плохого? Я не понимаю вас.
— Ну как вам сказать? Мы должны руководствоваться инструкциями правительства (он не хотел сказать прямо — генерала госбезопасности).
Но Штерн, с ее европейскими представлениями о свободе и прямолинейностью ученого, не хотела признавать никакой зависимости и насмешливо отвечала:
— Какая глупость! Задача комитета — получать помощь от еврейских организаций. «Джойнт» может нам помочь, у него много денег.
— Но мы не знаем этих евреев. Может быть, они, как бы вам сказать, не очень лояльны к Советскому Союзу.
— Нонсенс! Они хорошие люди, если им все объяснить, они захотят помогать евреям у нас.
Михоэлс мог только театрально развести руками — возможно, они и были хорошие люди, но не «наши» люди.
5. Искателей счастья высылают в Среднюю Азию
Семью американских эмигрантов Лампертов вызвали в районное отделение милиции. Усталый от бессонных ночей начальник мутно посмотрел на них:
— Вы Ламперты?
— Да.
— Дайте ваши паспорта. Так, — он поставил в них большой красный штамп с указанием, что владелец паспорта может проживать только в Кзыл-Ординской области. — Вам предписание: завтра вас отправляют на восток, в город Кзыл-Орда.
— Где эта Кзыл-Орда, это далеко?
— Порядочно.
— Но если мы не хотим ехать?
— Вы не имеете права оставаться в Москве — это строгое предписание для всех иностранных эмигрантов. Мы эвакуируем из Москвы всех иностранцев. После войны вы сможете вернуться. Вот ваши билеты, номер вагона указан, но места не пронумерованы. В шесть часов вечера за вами заедет грузовик. Можете брать с собой мебель и вещи, но не больше тысячи килограммов веса. На вокзале вам помогут разгрузиться и посадят в вагон. Все должно быть сделано не позже чем в семь часов вечера, поезд отходит в половине восьмого. Чем раньше приедете, тем лучше вам достанутся места в вагоне.
Ламперты жили в Москве уже девять лет, но все не могли привыкнуть к особенностям советской жизни. Иностранных специалистов стали привлекать к работе в Советском Союзе с 1928 года. В начале 1930-х годов из Америки приехало около десяти тысяч специалистов с семьями. Почти все они были евреями, недовольными проявлениями антисемитизма в их стране. Они считали, что в России, где создается новое общество, они скорее найду счастье для себя и своих детей. И они ринулись туда, как мотыльки летят на свет. Около сорока процентов из них были инженеры и техники, остальные — рабочие. С их участием были построены Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, Горьковский и Московский автомобильные заводы, Кузнецкстрой, Магнитострой, Уралмашзавод, Запорожсталь и многие другие предприятия. Без помощи иностранных специалистов времени на индустриализацию страны ушло бы намного больше.
Израиль Ламперт был высококвалифицированным инженером-проектировщиком, участвовал в создании нескольких промышленных гигантов. Ему хорошо платили. Но все эти годы он был свидетелем кампаний массовой истерии — судов над «врагами народа». Какие враги, почему их так много? Сначала он удивлялся, но верил этому. Но когда в число «врагов» попал его покровитель и друг знаменитый инженер Виленский, он потерял веру в правдивость всех процессов. Для него и его жены Рахили тот арест был шоком, к которому добавился шок от ареста Баси Марковны, жены Виленского. Они ничего не могли понять и постоянно боялись, что их тоже могут арестовать за связь с Виленским, как это происходило вокруг. Они знали, что чуть ли не половина иностранных специалистов, чаще всего немецкие евреи, да и американские тоже, были объявлены шпионами и сосланы в лагеря.
Так в Израиле Ламперте и в Рахили пробудилось понимание, что пропаганда о построении нового общества в Советском Союзе была только приманкой, что это было совсем не то, на что они рассчитывали и о чем мечтали. Даже наоборот — их приезд сюда был роковой ошибкой. Но уехать обратно они уже не могли: они стали гражданами Советского Союза, а эмиграции из него не было. Так они попали в западню. Только их сын Борис, умный мальчик одиннадцати лет, носивший толстые очки, был, казалось, доволен жизнью — он прекрасно говорил по-русски, отлично учился в школе, был пионером, школьные приятели прозвали его «Борька-Америка», и за ним укрепилась эта кличка. Он любил читать патриотические советские рассказы и повести и загорался от всего прочитанного.
Теперь шла война, и они видели, что Советский Союз проигрывает ее. Что тогда будет с ними? Надо подчиняться приказу уезжать, иначе их наверняка арестуют. Целые сутки они в спешке упаковывали самое необходимое из одежды и белья, приготовили несколько стульев, кровати и стол. На следующий день за ними приехали, чтобы погрузить их в машину. Увидев приготовленную мебель, сказали:
— Никакой мебели, только чемоданы.
— Но как же? Нам сказали, что мебель можно брать с собой, тысячу килограммов.
— Какая там тысяча, какая мебель?! Вот приедете на вокзал — увидите, что там творится.
Их привезли не на пассажирский вокзал, а в предместье города, где на путях стоял готовый к отправке состав из восьмидесяти товарных вагонов. Все вокруг было обнесено забором и охранялось вооруженными часовыми. Везде стояли и сидели сотни растерянных эмигрантов с чемоданами и мешками. Каждые десять — пятнадцать минут подъезжали еще новые грузовики, в них опять эмигранты, почти все — немцы. Ламперты, с билетами в руках, стали искать свой вагон. К их удивлению, пассажирских вагонов не было — только товарные.