Страница 2 из 22
— Hände hoch! (Руки вверх!)
Немец нагло улыбался и что-то быстро говорил. Бойцы спросили Сашу:
— Чего он говорит, ты понимаешь?
— Понимаю немного. Говорит, что не он, а все мы скоро будем в плену у немецкой армии.
Фисатов наставил на немца дуло винтовки и предложил:
— Пустить его в расход — вот всего и делов.
— Нет, Сашка, пусть его допрашивают в штабе, может узнают что важное.
Подбежал командир дивизиона:
— Молодец, Липовский. Командир полка представляет тебя к медали «За боевые заслуги».
— Служу Советскому Союзу! — так Саша стал едва ли не первым героем войны.
Всех удивляло, почему не летят навстречу немецким штурмовикам советские истребители — «сталинские соколы», как их называли. Оказалось, что немцы в первую же ночь разбомбили аэродром и уничтожили всех «соколов».
А вслед за самолетами пришли десятки танков и пехотинцы, вооруженные автоматами. Но зенитные пушки полка были приспособлены стрелять по воздушным целям, а не по танкам, и не было в наличии осколочных противопехотных снарядов. А советские трехлинейные винтовки старого образца оказались бессильны перед немецкими автоматами: в Сашином дивизионе был только один автомат.
Пришел приказ: дивизии отступать. И, «неся потери в живой силе», то есть теряя сотни бойцов убитыми, ранеными и взятыми в плен, дивизия под напором немецких войск стала колоннами отступать на восток — вглубь страны. Их торопили, по обочинам дороги шли пехотинцы из других отступающих частей. Иногда тягач артиллерии наезжал на зазевавшегося бойца и давил насмерть. Его тут же оттаскивали в сторону и бросали в канаву, продолжая быстро двигаться вперед. Однажды к вечеру колонну обстрелял из леса пулемет, но Саше было ясно, что это не немцы, а скорее предатели-бандеровцы. Чтобы спастись от обстрела, Саша приказал развернуть свое орудие и дал два выстрела в сторону леса. Пулемет умолк. Но тут же верхом на плохонькой деревенской лошадке к ним подъехал сам командир полка:
— С кем воюете? Немцы рядом с нами, на подходе. Приказываю — сворачивайте орудие и отступайте дальше!
Отступление становилось похожим на паническое бегство.
В три часа ночи 22 июня в Кремле узнали, что немецкие войска перешли границу и начали быстрое продвижение вглубь Украины и Белоруссии. В четыре часа стали бомбить Киев и еще несколько городов. Дежурный в Министерстве госбезопасности позвонил министру Меркурьеву, тот сразу отзвонился дежурному на даче Сталина. Самого Сталина к телефону не подозвали. Меркурьев сообщил: немецкие войска вторглись в пределы Советского Союза, бомбили несколько городов. Никакого ответа. Среди членов Политбюро началась паника: они ждали указаний от Сталина, а их не было. Кто должен сообщить людям, что началась война? Сообщить надо, но кто, как и когда это сделает? Все-таки решили, что на всякий случай надо объявить предупреждение по центральному радио. В шесть часов утра по радио уже пропели традиционную утреннюю песню:
В это время по телефону вызвали диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана:
— Срочно приезжайте в студию Центрального радиовещания. За вами выслана машина.
Мужчина маленького роста и неказистой внешности, Юрий Левитан обладал красивым баритоном. Он вырос во Владимире, в еврейской семье, но благодаря русскому окружению чисто говорил по-русски. Он мечтал стать актером, но кроме голоса у него не было для этого никаких данных. Его приняли стажером на радио, и он по ночам медленно и внятно читал для провинции статьи из завтрашних московских газет, чтобы их утром напечатали, — такая была технология в 1930-е годы. Однажды ночью его случайно услышал по радио Сталин, голос так ему понравился, что он тут же поручил Левитану прочитать по радио его доклад на XVII съезде партии, а потом велел сделать его основным диктором.
Пока Левитан приехал в студию, пока ждал, что ему прикажут объявлять, пробило уже восемь часов утра и Москва стала мирно просыпаться. Ему дали прочитать короткий текст:
— Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза. В двенадцать часов по московскому времени будет передано важное сообщение.
Ему сказали:
— Будете повторять этот текст каждые полчаса.
Члены Политбюро так и не дождались никаких указаний от Сталина[2], но дальше тянуть было нельзя, и к полудню в студию приехал его заместитель Молотов. Он был очень взволнован не только из-за самой войны: это ведь именно он подписывал договор о ненападении, который называли пактом Молотова — Риббентропа, и секретные протоколы к пакту. Делал он это по указанию Сталина, но теперь тот мог взвалить всю вину на него — именно он ездил в Берлин и встречался с Гитлером. Молотов хорошо знал, как Сталин умел сочинять обвинения, потому что сам подписывал смертные приговоры людям, на которых Сталин взваливал вину за свои ошибки.
Главной заботой Молотова в день начала войны было не навлечь на себя гнев Сталина неправильным выступлением. А как узнать, что правильно, если Сталин молчит? Поэтому его речь по радио звучала довольно бесцветно и кратко, каждое слово было взвешено — не в целях осторожного оповещения народа, а из боязни сказать что-либо, что могло бы не понравиться Хозяину:
«Граждане и гражданки Советского Союза!.. Сегодня в четыре часа ночи, без предъявления каких-либо требований и без объявления войны немецкие войска атаковали нашу границу во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие… Граждане и гражданки Советского Союза! Правительство призывает вас сплотиться еще тесней вокруг нашей славной большевистской партии, нашего советского правительства и нашего вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
Междугородная телефонная связь в те годы работала плохо, мало кому из западной части страны удалось позвонить и сообщить близким о бомбежках городов. Посылать телеграммы люди боялись: текст о том, что началась война, могли посчитать провокационным, сеющим панику. Поэтому по всей стране люди, взбудораженные шестью предупреждениями о важном сообщении, прильнули к репродукторам. Когда услышали Молотова, всем показалось странным, что о таком важном событии объявлял не сам великий Сталин. Объяснить себе такую «странность» никто не мог.
Разброс упомянутых в речи городов показывал, что немцы наступали широким фронтом. В газетах на другой день написали, что война была «неожиданной», а нападение — «вероломным». Но для многих думающих людей в этом не было никакой неожиданности и даже непредвиденного вероломства. В растерянности и недоумении люди говорили между собой:
— Просрали войну. Руководить — значит предвидеть. А они что?..
2. Отступление Красной армии
По плану «Барбаросса» Гитлер намечал нападение на Советский Союз на 15 мая 1941 года. Но из-за неудач немецких войск при оккупации Югославии и Греции нападение задержалось на пять недель — до 22 июня 1941 года. К этому дню на границах были сосредоточены: 181 германская стрелковая дивизия с артиллерией, 19 танковых, 14 моторизованных и 18 бригад, поддерживаемых тремя воздушными флотами. В резерве немецкой армии находились еще 24 дивизии. Всего для нападения на Советский Союз было выделено 5,5 миллионов вооруженных автоматами человек, 3712 мощных быстроходных танков, 47 260 полевых орудий и минометов, 4950 легких маневренных боевых самолетов. Сверх этого германский вермахт пополнили 1,8 миллиона солдат из других государств — Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии, Словакии и Хорватии. Из них было сформировано 59 дивизий и 23 бригады.
2
Только много лет спустя выяснилось, что в это время сам «великий» впал в панику от страха и нерешительности, грозился отказаться от руководства и еще две недели не знал, что и как говорить народу.