Мальчишка с бастиона

- Поднимайся, Николка, - сказал Тимофей, - их превосходительство поглядишь.

В это время подвезли французскую мортиру, захваченную во время вылазки. Матросы с любопытством рассматривали литые вензеля на бронзовом теле орудия. Евтихий Лоик заглянул в ствол, провёл шершавыми пальцами по глади канала.

- Новёхонькая, шельма. Николка, поди-ка сюда!

Колька подошёл к матросу.

- Ты вот всё хотел поглазеть, - сказал Лоик, - какие у хранцуза пушки. Такие же!

Только блеску побольше. Вот, гляди, затравка старомодняя. У нас, поди, лучше. Но ничего, - заключил старый бомбардир, - мы к ней лафет приспособим, и послужит ещё!

Неожиданно раздался голос унтер-офицера Белого:

- Смирно! Их превосходительство вице-адмирал Павел Степанович Нахимов!

Со стороны командирского блиндажа появилась группа офицеров во главе с Нахимовым. Вице-адмирал приблизился к вытянувшимся во фронт матросам и недовольно посмотрел на Белого.

- Отставить церемонию.

- Есть отставить церемонию! - гаркнул унтер-офицер.

Нахимов подошёл к трофейной мортирке.

- Так это она-с? - повернулся он к Дельсалю.

- Так точно, - ответил сапёрный офицер.

- Из нового подкрепления, - задумчиво произнёс вице-адмирал: - Подтягивают резервы, - и, обернувшись к стоящему у мортирки Пищенко-старшему, сказал: - Что, бомбардир, неплохо отлита?

Матрос растерялся на мгновенье:

- Блеску/конечно, многовато… А как она в деле… Тут ещё поглядеть надобно.

Неожиданно вмешался Колька:

- Затравка старомодняя, ваше превосходительство!

Нахимов удивлённо повернулся:

- Так-так, юнга… Дальше.

Колька осмелел.

- Наши лучше, Павел Степаныч!

Адмирал улыбнулся:

- Ну, брат, да ты настоящий артиллерийский бог, - и спросил у Забудского: - Откуда воин?

- В вестовых, ваше превосходительство. Только всё к мортирам рвётся. Но ставить не решаюсь… Согласно вашему приказу.

Несколько дней тому назад по городу вновь было объявлено об обязательной эвакуации женщин и детей. Но севастопольцы всеми правдами и неправдами продолжали идти на бастионы, помогая своим мужьям, отцам, братьям.

- Да, мортирка, пожалуй, уступит нашим, - вернулся Нахимов к прерванному разговору.

- Испробовать бы надо, - робко сказал Нода.

- Испробовать? - адмирал, прищурившись, посмотрел в ствол и что-то прикинул в уме, - шестидюймовка найдётся?

- Павел Степаныч, - сказал Тимофей, - великовата будет, чуть поменьше «лохматку» отыщем и горазд!

Нахимов кивнул. Решено было немедленно приладить французскую мортиру. Несколько матросов уже тащили лафет из-под разбитой пушки. Евтихий Лоик тотчас же стал пришабривать цапфы. Кто-то забивал прибойником пыж и заряд. Тимофей послал сына разыскать ядро: «Эдак дюймов пять с половиной…

Уразумел?» И Колька носился по бастиону, приглядываясь к валявшимся снарядам…

Наконец, мортира была установлена. Всё было готово к выстрелу.

- Что ж, запали, бомбардир, - обратился Нахимов к Тимофею Пищенко.

Нода вытащил из горна пальник - раскалённый железный прут - и передал его матросу.

- Дозвольте мне! - неожиданно закричал Колька. Все посмотрели на адмирала. А тот очень серьёзно, обращаясь ко всем, сказал:

- Ну, что ж… Дозволим нашему сыну ударить по французу?

- Дозволим! - раздалось несколько голосов. Тимофей передал пальник и, слегка волнуясь, сказал:

- Поджигай, Николка.

Раздался выстрел. Все бросились к брустверу.

- Красиво полетела, - заметил Нода.

- Ну, братец, с крещением тебя, - улыбаясь, Лоик протянул Кольке руку.

Нахимов подозвал мальчишку.

- Понравилась французская мортирка?

- Так точно, ваше превосходительство, понравилась. - И, чуть ли не заикаясь, закончил: - Дозвольте при орудиях насовсем остаться?

- Это, братец, как твоё начальство порешит, - ответил адмирал и повернулся к Забудскому.

- Что ж, кажется, я опять остаюсь без вестового, - проговорил офицер и, поймав выжидательный взгляд Кольки, добавил: - Видно судьба твоя быть у пушек.

ГЛАВА ВТОРАЯ

За «языком». В стане врага. Золотая пятирублёвка. Зуав. Флотский барабанщик. «Ты знал мою Катерину…» Воздушный змей. Апенка. Песенка графа Толстого. Вторая бомбардировка. Жив барабанщик! Гибель Тимофея Пищенко.

Позади, сквозь сетку обложного дождя, едва просматривался насторожённый силуэт Малахова кургана. Разлапистые хлопья снега таяли, едва прикоснувшись к земле.

Порывистый ветер рябил иоду в угрюмых лужах.

Матрос Пётр Кошка, кутаясь в брезентовую накидку, прибавил шагу и стал быстро спускаться в балку. Там было намного тише. Ветер бесновался над головой, но сюда долетал уже ослабленный борьбой с холмами. Кошка шёл, не пригибаясь: всё равно, даже в двух шагах, ничего не видно.

Он плотнее укутался в брезент, но колючие капли дождя ухитрялись проникать под мундир. Матрос вздрагивал от их ледяного прикосновения и прибавлял шагу.

Кошка шёл добывать «языка». В последние дни союзники подозрительно молчали. Не готовятся ли они к внезапному нападению?

Матрос изредка останавливался и прислушивался, но сквозь монотонный шум дождя доносилось только завывание ветра. Разведчик стал подниматься по склону, и вдруг его чуткий слух уловил хриплое покашливание. Он мгновенно прильнул к земле и замер. Звук не повторялся, но вскоре послышалось чавканье грязи под осторожными шагами. Кошка пополз на шум и в нескольких метрах от себя увидел человека.

«Значит, где-то поблизости вражеский секрет. Надо проследить!» - подумал он.

Пригибаясь, короткими перебежками Кошка последовал за человеком. Тот вёл себя странно: часто останавливался, неожиданно сворачивал то вправо, то влево. «Фу, чёрт! Словно насмехается, - выругался про себя матрос, - ещё раз выкинет такой фортель - возьму! А про секрет он и сам расскажет».

Матрос поднялся по склону и стал обходить человека. Когда тот остался позади, Кошка спустился на несколько шагов ниже и притаился за валуном.

Напряглись мышцы. Каждая клеточка тела в ожидании броска. Зоркие глаза будто высверливают темень.

Человек шёл прямо в руки. Ещё шаг - и он рядом. В то же мгновение матрос бросился на него. Ловким движением заломил руки за спину, сбил с ног и, сев верхом, ткнул лицом в грязь. Привычным, почти механическим движением отстегнул от ремня верёвку и стал связывать «языку» руки.

Тот не сопротивлялся, даже не двигался.

«Не задохся ли случаем?» - испугался Кошка и за волосы вытащил голову пленного из грязи. Он зашевелился.

«Жидкий какой!» - удивился матрос. Он повернул «языка» лицом к себе и чуть не присвистнул от неожиданности. На Кошку было обращено детское лицо, покрытое слоем грязи., «Наверно, юнга с английских кораблей», - подумал матрос. Он брезентом вытер физиономию пленного. - Теперь видишь?

Мальчишка хотел что-то ответить и открыл было рот, но Кошка его опередил.

- Прошу пардону, - извинился он перед «языком» на смешанном франко-русском языке. - Пардону прошу, - повторил матрос и сунул в рот пленному клок промасленной ветоши. - Топай, браток, - Кошка указал направление.

Маленький англичанин пришёл в себя. Он вскочил на ноги и согласно закивал головой, дескать, понял, куда надо идти, и повинуется.

«Догадливый!» - усмехнулся про себя Кошка. Подхватив штуцер, он направился за «языком».

Пленный шагал медленно, с трудом вытягивая ноги из непролазной грязи. Его маленькая головка на тонкой шее ворочалась то туда, то сюда, делая робкие попытки спастись от проникающих за ворот холодных струй. Он слегка пошевеливал пальцами, видимо, затекли руки, перевязанные верёвкой. Кошка его не подгонял. Он тоже порядком устал - день простоял в карауле, а в ночь пошёл на вылазку.