На балу удачи

- Ну и странное шествие! Один говорит мне: "Как видишь, старина, тебе понадобилось немало времени, чтобы добиться успеха!" Другие замечают: "Быстро же вы добились успеха!" Обратите внимание, "ты" мне говорят первые! Только эти люди, моя всегдашняя опора, знают, что жизнь не подносила мне подарков...

Это наблюдение очень справедливо. Зрители обыкновенно думают, что наша борьба началась в тот день, когда о нас заговорили впервые. Им даже не приходит в голову, что она велась на протяжении многих лет, когда они и не подозревали о нашем существовании. И наше имя могло бы остаться вовсе неизвестным для них, если бы нам не повезло в жизни.

Лично я могу сказать, как часто, потеряв всякую надежду, я хотела все бросить. Сколько раз мне приходилось часами просиживать около кабинетов импресарио, так и не добившись приема. Сколько пришлось совершать далеких переездов (в третьем классе) в глубь Бретани или Дофине ради нищенского заработка. Я начала с того, что "выходила" первым номером, затем вторым, третьим, четвертым, перед тем как была признана "американской звездой", и, наконец, заняла всю афишу. То были трудные годы, но они были годами учебы, годами овладения мастерством.

В мюзик-холле, может быть, и в большей степени, чем где-либо, ремеслом, этим необходимым подспорьем для таланта, нельзя овладеть сразу.

Аксиома? - скажете вы. Вероятно. Но ее надо напомнить, ибо многие молодые артисты сегодня забывают ее. Они хотят поскорее добраться до финиша, даже не выйдя на старт. С помощью радио и грампластинок ловкий агент по рекламе, если он только располагает достаточными средствами, может "сделать" "звезду" эстрады за два сезона. И такой артист, слыша со всех сторон, что у него талант, начинает верить в это, хотя ему надо если не все, то, по крайней мере, многое открыть для себя в искусстве, азбуке которого он не соблаговолил еще научиться.

Вот отчего иные "звезды" становятся лишь метеорами на небосклоне мюзик-холла и исчезают так же быстро, как они и появились на нем.

По счастью, среди молодежи есть немало и других. Они много работают, ищут и благодаря терпению, которое помогло и их старшим товарищам, находят свою индивидуальность и добиваются признания. Никогда еще царство песни не было так богато самобытными молодыми талантами.

"Пробиться" некоторым из них помогла я.

Надеюсь, что еще сумею что-то сделать в этом отношении в будущем. Ведь так приятно сознавать, что ты кому-то принес счастье!

IX

Разносится звон колокольный,

Плывет далеко и легко,

Говорит удивленному миру, что умер

Жан-Франсуа Нико.

Небеса возьмут его душу,

Что робко ждала любви.

Неси свою песню, звон колокольный,

Легко, далеко плыви.

Чтобы немного оживить свой рассказ, я хочу вспомнить о моих друзьях из "Компаньон де ля Шансон".

Их девять человек. "Девять парней и одно сердце", как говорится в названии одного из снятых ими фильмов. А я добавлю: "А таланта как у сотни".

Я познакомилась с ними во время войны на гала-концерте в зале "Комеди Фрапсэз". Услышав этих молодых певцов, исполняющих народные песни, Мари Белл и Луи Сенье решили познакомить с ними парижан. Вечер был прерван воздушной тревогой, и большинство зрителей отправилось домой. Концерт возобновился после отбоя в полупустом зале, и я не пожалела, что осталась.

Уже тогда исполнительская манера "Компаньонов" отличалась большим своеобразием. Однако в их усилиях работать под "синеблузников" не хватало опыта. Впрочем, молодость - это очаровательный недостаток, и если их исполнение было неполноценным, то даже ошибки "Компаньонов" вызывали чувство симпатии. Не нужно было обладать великим умом, чтобы угадать в них артистов с большим будущим.

Мы поболтали после концерта прямо на сцене. Они пришли ко мне домой. Мы провели несколько чудесных вечеров. Пели песни из нашего репертуара. А затем потеряли друг друга из виду. Снова мы встретились уже в 1945 году, на гастролях в Германии. Весь концерт держался на нас. В первом отделении выступали они, во втором - я. Мы стали друзьями.

А поскольку друзьям нужно всегда говорить правду, я решилась высказать им то, что уже давно было у меня на сердце.

- Вы выбрали для исполнения,- сказала я им,- старинные французские песни, что свидетельствует о вашем вкусе. Эти песни не потеряли своей прелести, вы их отлично отработали, хорошо поставили, и голоса ваши сливаются в прекрасном ансамбле. Однако мне кажется, что вы идете не тем путем. Я не выступаю в защиту так называемых коммерческих песен, они не вызывают у меня никакой симпатии. Но если вы хотите заинтересовать массовую аудиторию и любителей грампластинок, вам следует подумать о другом репертуаре. Мне очень нравится песенка "Перрина была служанкой", но ее никогда не будут распевать на улицах. Вам нужны мелодии, которые могут легко стать популярными, куплеты, которые останутся в памяти ваших слушателей, и, разумеется, песни о любви.

Они выслушали мою проповедь очень вежливо, как воспитанные мальчики. Но было совершенно очевидно, что я их не переубедила. Я не настаивала. Они были достаточно взрослыми людьми и могли свободно сами решать, что им надо делать; всем вместе им было тогда около двухсот лет. Двести десять - для точного счета.

Только - как вы, вероятно, уже заметили - я не из тех людей, которые легко отказываются от достижения своей цели.

Немного позднее я опять вернулась к нашему разговору. В связи с "Тремя колоколами". Слова и музыку этой превосходной песни написал Жиль и, как я убеждена, подписал ее своим настоящим именем - Жан Вилар - отнюдь не случайно. Я слышала, как он ее исполнял в своем лозанском кабаре "Ку дю солей" заведении, которое, кстати сказать, занимает определенное место в истории последней войны. Восхищенная, я еще тогда сказала себе: "Я буду петь эту песню!"

Жиль дал мне песенку, и я ее разучила. Но что-то помешало мне включить ее сразу в репертуар. Я, как говорится, чувствовала ее "нутром", но никак не могла даже самой себе объяснить, отчего мне не хотелось исполнять ее одной. Я была уверена, что она требует чего-то "другого". Но чего?

Я вернулась в Париж после гастролей в Германии с "Тремя колоколами" по-прежнему в своем багаже; песенка постепенно становилась наваждением. Я считала несправедливым и обидным, что этот маленький шедевр оставался никому не известным, тогда как явный вздор приносил его авторам славу и богатство. Однажды меня осенила мысль, которая должна была бы, вероятно, прийти мне в голову раньше,- "Три колокола" петь следует не одной, а хору! Теперь оставалось подать знак "Компаньонам". Я позвонила им тотчас.

Отказ последовал немедленно, и в самой категорической форме. "Три колокола"? - Ни в коем случае!

Я была глубоко огорчена. И все-таки не соглашалась признать свое поражение.

- А если я буду петь вместе с вами?

Я рискнула сделать это предложение, не очень убежденная в их согласии, даже почти уверенная в отказе. К моему удивлению, этого не случилось.

Мы стали вместе работать над "Тремя колоколами". Песня была исполнена в своеобразной звуковой декорации, с оркестром и большим органом. Это добавило к ее естественной красоте нечто новое - необыкновенную объемность. Однако поначалу слушатели приняли такое исполнение несколько сдержанно. Неужели инстинкт подсказывал им, что "Компаньоны" исполняют песню без обычного темперамента, что они поют ее без всякой радости, только для того, чтобы доставить мне удовольствие? Я была не столь уж далека от истины. Успех, во всяком случае, оказался отнюдь не тем, на который я рассчитывала.

Однажды по моей просьбе нас пришел послушать Жан Кокто. Я проявила бы нескромность, если бы повторила те комплименты, которыми он наградил нас после прослушивания. Скажу только, что, по его мнению, голоса молодых людей и мой чудесно переплетались, составляя поразительный по своей гармонии хор, и что наше исполнение вызвало в его душе чистое и глубокое волнение. Он добавил, что мы растрогали его до слез.