Страница 81 из 89
— Вы выступаете против водки?
— Да.
— А водкой кто торгует?
— Государство.
— А государством кто руководит?
— Партия.
— Ну значит вы антисоветчики, антикоммунисты. Вам надо башку оторвать.
И «отрывали башку» очень и очень сильно. Я на следующий день, после того как меня уволили из Академии наук, совершенно случайно поступил работать на кафедру физики в пединститут. Я утром приехал, вечером меня выгнали, а утром я приехал. Я говорю:
— Вам нужны преподаватели?
— Нужны.
— Вот мои бумаги.
— Да ты что! С медалью физмат школу закончил, университет, академия. Берём тебя!
— Так вот трудовая, берите.
И меня приняли. А через три дня обнаружили, кого они приняли — приняли человека, которого за антисоветизм из Академии наук изгнали. И мне в течение следующей недели не за что абсолютно объявили выговор, строгий выговор, и сказали:
— Лучше по-хорошему напиши заявление, сам уволься. Или ты вот сейчас на минуту куда-нибудь опоздаешь, мы тебя по 33-й статье с волчьим билетом уволим и отсюда.
Ну, 84-й год уже был. Нашему движению, как говорится, Христа распятого не хватало, я говорю:
— Ну, если ещё и вы меня выгоните, да ради Бога, выгоняйте. Хуже не будет.
Они долго-долго думали, советовались и решили меня не трогать, опасно было из меня мученика делать. Вот.
А тут как раз 85-й год, постановление. И оказалось, что я-то политику партии правильно понимал, но я просто впереди паровоза бежал, а они-то, сволочи, неправильно. Ну и тут я конечно над ними отыгрался на все сто процентов. Я вот эти вот все свои лекции прочитал на всех курсах всем студентам пединститута. Мы там такую работу развернули!
Но в 87-м году были последние выборы без выбора. Помните, за одного голосовать ходили? Звонят из райкома партии в пединститут в комитет комсомола и говорят:
— От пединститута в областном совете был всегда один депутат, представитель. Сейчас выборы, выдвигайте.
Те говорят:
— Кого?
— Сейчас демократия, самого достойного, но только не трезвенника. Чтоб был не трезвенник (с нами продолжали бороться, с трезвыми людьми).
А комитет комсомола, 33 человека, все до единого, были уже трезвенники. Ни один не употреблял ни алкоголь, ни табак (я с ними, с комитетом комсомола, в первую очередь и поработал). Они целую неделю искали достойного пьяницу, найти не смогли. Опять им звонят:
— Нашли?
— Нет.
— Тогда девочка, второй курс исторического факультета, незамужем, комсомолка, племянница секретаря обкома — её выдвигайте.
Ну, тут они вообще возмутились.
А в этот момент областная газета опубликовала очередную статью против нашего движения трезвенного и против меня лично. Так вот студенты собрали комитет комсомола внеочередной, обсудили статью, признали клеветнической, написали письмо в ЦК КПСС, что травят их преподавателя. А вторым вопросом единогласно выдвинули меня кандидатом в депутаты в областной совет. Что после этого началось, вам представить невозможно!
Меня четыре раза по четыре часа разбирали на парткоме. Мне выворачивали руки, чтоб я отказался, чтоб написал заявление, что я отказываюсь от этого выдвижения. А я 16 часов вот так вот стоял и «ваньку валял», я говорил:
— Ну что вы, ну как же, да вы что? Да студенты. Да единогласно. Да как мы в душу им наплюём? Да какие ж мы-то коммунисты после того, если вы будете так с людьми, и прочее.
И в конце концов я не отказался. Меня отказалась регистрировать областная комиссия, а после выборов начались репрессии. Сняли с работы ректора института, сняли с работы секретаря парткома, сняли с работы декана моего факультета. А новое начальство мне такую (!) жизнь устроило, что через полгода я сам взвыл. Взвыл и когда меня в очередной раз вызвали на партком, я захожу, они на меня с любопытством смотрят, я говорю:
— Ребята, давайте я от вас уволюсь!
— О! Пиши заявление!
И пока я писал заявление, принесли трудовую книжку, расчёт, без всяких обходных листов меня за 15 минут уволили с работы. Меня уволили после обеда, я домой приехал, а у меня была договорённость в Электротехническом институте, что меня туда возьмут на кафедру работать. Там соратник декан наш. Я на следующее утро еду в город, в Электротехнический институт, захожу к этому декану, он голову поднимает, говорит:
— О! Вчера после обеда ко мне заходит ректор института Лыщинский и говорит: «Жданова на работу не брать».
Я во второй, третий, четвёртый, пятый, пятнадцать ВУЗов в Новосибирске, меня никуда на работу не берут. Я иду в школу устраиваться учителем физики, меня в школу учителем физики не берут. Я тыркался, тыркался и я в 87-м году полгода был безработным. Сейчас безработных очень много, и как-то им тут пособия… ну вроде это не очень. И вы себе представить не можете, что значит было в 87-м году человеку быть безработным. Вот что такое было быть безработным. И в конечном счёте… у меня ж семья, двое детей, жена врач, ну кормить-то надо. И я в конце концов вынужден был через полгода устроиться простым рабочим в совхоз работать. То есть меня «довоспитывали», место мне моё показали — вот тебе там твоё это место.
Но что меня, соратники, потрясло за эти полгода. Моё имя уже было довольно известно и в нашей стране и за рубежом. И, кстати, знали, что все мои права нарушаются, то есть мне, специалисту высокой квалификации, не дают работать по специальности по моим убеждениям. Так вот за эти полгода, соратники, ни одна правозащитная сволочь на Западе даже мне открыточки не прислала. Ну, думаю, хоть бы открыточку прислали что ли: «Владимир Георгиевич, держись! Твои права нарушаются. Мы там за тебя поставим вопрос, где-то там скажем…» Как вот за Гусинского бросились орать — весь мир, 360 000 протестов со всего мира за то, что его на три дня где-то там задержали. Ну хоть бы одну открыточку прислали. Я уж не говорю, копейку какую прислали.
И тут я, соратники, понял, совершенно точно: вот всё, что нас здесь спасает и сохраняет, они аж зубами там скрипят, что вот мы ещё живы, что мы ещё на Земле живём. Не всех ещё упоили и купили. А вот всё, что нас здесь разрушает и уничтожает, они миллиарда на это не пожалеют.
И когда меня спрашивают «Кто вас финансирует?», я всегда говорю: «Нас финансирует народ». И вот у меня, соратники, есть три ведомости вон там, называется «Ведомость сбора добровольных взносов и пожертвований Союза борьбы за народную трезвость». Если у вас есть возможность, ну у кого 10 рублей, у кого 15, 20, 30, во время перерыва подойдите, напишите свою фамилию-инициалы, напишите сумму, распишитесь. Если есть возможность нам помочь, то мы будем очень и очень рады.
И когда меня спрашивают «Кто вас финансирует?», я этим корреспондентам всегда показываю:
— Нас финансирует народ.
— Как это народ?
— А вот, говорю, вот нас финансирует Новокузнецк. Вот финансирует Красноярск. Вот Петропавловск-Камчатск. Вот нас финансирует Могилёв, Душанбе.
А вот у меня есть одна ведомость, нас финансирует деревня Углы Алтайского края. У меня там соратники живут, они меня пригласили как-то на недельку отдохнуть. Ну, я приехал, они, естественно, группу собрали: «Проведи вечерами для односельчан». И я начал выступать. В этой деревне, соратники, людям 6 лет не платят зарплату вообще! Шесть лет им там не платят вообще ни копейки. Они живут только на пенсию, что получают пенсионеры, на это хлеб покупают. И когда зашёл разговор, я был действительно поражён. Соратник выступил, сказал, вот у нас Союз, мы вот боремся и т. д. и т. п. Я был просто потрясён: люди, у которых денег нет, последние рубли понесли:
— Ребята, возьмите.
Я говорю:
— Да ну что вы? У вас же денег нет!
— Возьмите, ребята. Возьмите. На вас, наверное, последняя надежда, потому что если уж вам шею свернут, уж нам-то здесь уже надеяться просто не на кого.
Поэтому, соратники, если даже и 5 рублей, то мы будем рады, если это от души и для доброго дела. Во время перерыва можно будет подойти и это дело оформить.