Страница 102 из 126
В СССР народ потерял человеческий облик. До САМОГО ДНА БЕЗДНЫ — до массового трупоедства — пал только один человеческий тип — советский человек.
Ниже я привожу несколько писем того времени, которых много в 1990 году опубликовал журнал «Родина». Прочитайте. Об этом
нужно знать. Нужно помнить о том, как выглядела Голодная Смерть в антинародном СССР. А она имела свое лицо.
* * *
«Милый дядя. К Таниным безотрадным словам я еще хотела бы добавить много безотрадного... А самое главное, у нас голод, люди мрут как мухи; хоронят их не единицами, а возами, в 50 - 60 - 70 человек сразу в одну яму. Где были ямы, мельница, лесопильные овраги — там новые могилы, зарытые на две четверти. Собаки разрывают и на этой почве бесятся. На этой неделе бешеные собаки искусали 13 человек. Лечить нечем. Ужас, ужас, ужас (...). Даже жить не хочется. (...) Ваша Нина».
* * *
«Область сильно голодает, особенно северные округа. Сеять почти никто не собирался, так как семян нет: все было отобрано по продналогу. Весной власти из одной станицы посылали казаков в другую, иной раз верст за сто за получением семян, но, обыкновенно, прибывавшие туда не только никаких семян не находили,
но встречали жителей, едущих за семенами чуть ли не в их станицу...
Людоедство факт, установленный даже в Новочеркасске, где продавали котлеты из человеческого мяса. Наблюдаются кошмарные сцены убийства матерями своих детей, «чтобы не видеть их мучений», а затем
самоубийства. Сообщающий знает два факта, когда в одном случае мать отравила всю семью, а в другом — задушила двенадцатилетнего сына.
Смертность приняла громадные размеры, особенно это заметно на железнодорожных станциях, где в день умирают десятками. Покойники на кладбищах лежат в очередях, ожидая похорон, а привозимых из больниц, без гробов, сваливают в кучи, где они лежат по несколько суток.
... Плохо, жрать нечего, абсолютно нечего. У кого есть кое-что, проживает, отдает за крошки хлеба. Так, например, мы за зиму
прожили
* * *
«Дорогой Сергей Владимирович! Здесь голод. Из наших в селе все умерли. Конюховы — все 11 человек. Включая Вашу любимую Свету. Морочко — все 8. Антонюки — все 8. С Николаем и Сергеем Сергеевичем. Все Черноусы, Макарьевы, Бобко, Слепневы. Из Токаревых остались только Мария Ивановна и Софья. У Толмачевых — один Василий Петрович. У Стефанских — остались две дочери, вчера умерла мать. У меня тоже все умерли, остался из 9 только я один. Поэтому Вам и отвечаю за отца. Он умер 19 августа. А мама с Лизой и Машей умерли втроем 16 августа, в один день. Я их сам хоронил, потому что отец не смог подняться.
Все умерли, жизнь кончилась. Умерли здесь почти все, а кто еще не умер, тот все равно умрет. Я пишу Вам и плачу. Извините за смазанные строки. Я не знаю, что мне делать.
Есть нечего. Три дня назад нашел в лесу гриб — это вся моя пища за неделю. Съедены все кошки и собаки. А крысы куда-то исчезли. Я съел ремни и ботинки, пытаюсь есть одежду из льна и кору деревьев. Больше ничего нет. Меня тошнит плохой зеленой рвотой со вчерашнего дня, а потому я наверно тоже умру, хотя не хочу в это верить. Родных перед смертью тоже тошнило зеленым. Мы все умрем. Такова воля Божья. Молитесь за нас».
* * *
«Дорогой Всеволод Львович! Я знал, конечно, что голод обрел невиданный размах, но когда я приехал с продуктами к своим родителям в станицу Нечаевскую, то вообще никого там не нашел. Не только родителей и родственников, а вообще ни одного человека. Все или почти все вымерли и в соседних станицах. Пустые хаты, как будто Мамай прошел со своими татарами.
Мне рассказали люди, еще живые (я отдал им все продукты), что здесь было много случаев трупоедства. Часто родители съедали трупы детей, которые быстрее всего умирали от голода. На них доносили и их расстреливали. Про мою станицу сказали, что там многие были трупоедами. Не хочу страшного думать о родных.
Это мерзко, но и то, что тут происходило, выше всякого понимания. Съели все, что только походит на еду. На деревьях нет коры, ее содрали и съели. Я до сих пор не могу понять, как могла умереть с голоду вся моя родня, живя в таком богатейшем крае и без войны, без всяких природных катаклизмов. Мне казалось такое невозможным, когда я сюда ехал, а когда увидел все своими глазами, то стал думать по-другому.
Вы спрашивали, как поживает моя станица. Так вот ее больше нет. Все умерли с голоду. Около 2000 человек. Все, кого я знал еще ребенком. Никого не осталось. Ни одного.
Я не знаю, как жить. Все исчезло, ничего нет из того, что было мне Родиной. Пустые хаты, ни одного человека. Умерли все. Остался только я один».
* * *
Отрывок из повести «Бабий яр» Анатолия Кузнецова:
«Нам, коммунистам, выдавали по талонам, чтоб не сдохли, немножко, деревенским активистам тоже, а вот что ОНИ жрут — это уму непостижимо. Лягушек, мышей уже нет, кошки уже ни одной не осталось, траву, солому секут, кору сосновую обдирают, растирают в пыль и пекут из нее лепешки. Людоедство на каждом шагу...
... Сидим мы в сельсовете, вдруг бежит деревенский активист, доносит, в такой-то хате девку едят. Собираемся, берем оружие, идем в ту хату. Семья вся дома в сборе, только дочки нет. Сонные сидят, сытые. В хате вкусно пахнет вареным. Печка жарко натоплена, горшки в ней стоят. Начинаю допрашивать:
— Где ваша дочка?
— В город поихала...
— Зачем поехала?
— Материала на платье купить.
— А в печи в горшках что?
— Та кулиш...
Выворачиваю этот «кулиш» в миску — мясо, мясо, рука с ногтями плавает в жире.
— Собирайтесь, пошли.
Послушно собираются, как сонные мухи, совсем уже невменяемые. Идут. Что с ними дальше делать? Теоретически — надо судить. Но в советских законах нет такой статьи — о людоедстве — нет! Можно — за убийство, так это ж сколько возни по судам, и потом голод — это смягчающее обстоятельство или нет? В общем, нам инструкцию спустили: решать на местах. Выведем их из села, свернем куда-нибудь в поле, в балочку, пошлепали из пистолета в затылок, землей слегка присыпали — потом волки съедят».
Голодомор
Американская газета «The Wall Street Journal» 26 ноября 2007 года опубликовала статью президента Украины Виктора Ющенко под названием «Голодомор»:
«Семьдесят пять лет назад украинский народ стал жертвой невообразимо-ужасающего преступления. На Западе это событие обычно называют Great Famine или Terror Famine. Украинцам оно известно под именем «Голодомор». Это была организованная государством программа массового голодания, в результате которой в 1932 - 1933 годах погибли, как считается, 7 - 10 млн. украинцев, в том числе до трети детей нации. Власти СССР с гротесковым спокойствием назвали произошедшее «неурожаем». Их намерения состояли в том, чтобы снять с себя ответственность и скрыть информацию о том, что эта трагедия была порождена человеческим фактором и имела последствия для людей (...).
В течение долгих десятилетий советского правления украинцам было опасно обсуждать эту величайшую травму, нанесенную их нации. Говорить о Голодоморе ― значило совершать преступление против государства, а мемуары очевидцев и работы таких историков, как Роберт Конквест и покойный Джеймс Мейс, были запрещены как антисоветская пропаганда. Однако каждая украинская семья знала по горьким личным воспоминаниям, какие грандиозные масштабы имело произошедшее. Украинцы также знали, что все это было причинено им намеренно, дабы наказать Украину и разрушить основу ее национальной цельности. Чтобы воздать долг памяти жертвам и послужить делу восстановления исторической истины, независимая Украина сегодня предпринимает усилия для распространения более глубокого понимания и признания Голодомора как в собственных пределах, так и за рубежом.