Страница 23 из 30
– Прежде чем сделать такое со своей шеей, она порезала лицо. Два раза, крест-накрест. И ее глаза… вы же сами видите, что с ними.
– Да уж, она не хотела лежать в гробу красивой.
– Не надо так говорить, она просто несчастная запутавшаяся девочка.
– Девочки – слишком эмоциональные создания, тем более в столь нежном возрасте. Вам бы следовало держать ножи подальше от них.
– Это был не нож. После обстрела у нас пострадало множество стекол, не везде успели быстро убрать осколки. Она использовала один из них.
– Человек – на редкость изобретательное существо. А уж в способах лишить жизни себя или другого ему точно нет равных.
– Значит, поправить это не получится?
– Боюсь, такое лицо красивым уже никто не сделает. Разве что какую-нибудь хитрую маску придумать, нарисовать все заново на гриме, в общем – что-то в этом роде. Но это просто рассуждения несведущего человека, такое не по моей части. Ищите гримера или людей, занимавшихся ритуальными услугами.
– Понимаю, вы работаете только с живыми…
– Вот именно.
– В таком случае не будем тянуть время, приступайте.
– Лучше прямо сейчас установить капельницу, нет разницы, под какими веществами она будет находиться при старте работы.
– Я вам помогу.
– Вы знакомы с медицинским делом?
– Мы тут все много с чем знакомы.
– Интересная у вас здесь работа.
– Обычно она куда скучнее.
– Сейчас укольчик подкожно, а потом парочку в вену. Одновременно вводить нежелательно, нужно выдержать паузу. Должен предупредить, что состав, который я разработал, так просто не выводится. То есть даже в случае успеха у вашей девочки могут наблюдаться разнообразные проблемы и завтра, и послезавтра, и даже спустя день-другой. А может, и больше, я никогда не работал с такими необычными пациентками, не могу даже дозу рассчитать поточнее.
– Она не свалится с дорожки под вашей наркотой?
– Я же говорю, это никакая не нар…
– Я знаю, что это, хватит уже ваших увиливаний. Так свалится она или нет?
– Не могу ничего сказать. Понимаете, в моей практике не было случая, чтобы я колол этот состав рожденной в Улье шестнадцатилетней девочке, которую вырастили в закрытой оранжерее, дабы она ублажала почитателей свеженького мясца.
– Уж поверьте, Элли точно не оранжерейное растение.
– Если так, то вам лучше знать, упадет она или нет. Я всего лишь не хватавший звезд с небес врач, получивший полезный для моей профессии дар. К тому же вам известно, что у меня есть некоторые проблемы, связанные с зависимостью от сильнодействующих препаратов. Так что не ждите от меня ответа на все вопросы мироздания, могу наговорить лишнего и странного. Ну вот, по-моему, пошла реакция, девочка готова к ускорению. Теперь возьмем последний шприц и займемся капельницей.
Укол очередной пустотелой иглы, проткнувшей вену, я не почувствовала. Слишком много боли обрушилось на меня в этот миг, чтобы обращать внимание на такой пустяк.
Глава 7
Западная Конфедерация выбирает
Хотелось спать. Уснуть прямо вот так, забившись в угол душевой кабинки, сидеть, обхватив колени руками и трясясь от холода под обжигающе горячими струями, бьющими с двух сторон и сверху.
Я все еще жива, и у меня даже ничего не болит. То есть – почти не болит. Но при этом мне ужасно плохо. И еще как-то не по себе. Я временами не понимаю, кто я такая и что здесь делаю. А иногда начинаю понимать абсолютно все, и это еще хуже, потому что первым делом вспоминаю тот момент, когда в последний раз увидела Саманту.
Впрочем, это уже была не она. Спасибо хоть за то, что похоронили ее без меня. Я бы такое вряд ли перенесла, это уже слишком, не могу представить, как при этом не потерять контроль над собой.
В запотевшее стекло настойчиво стучат, и это уже не первый раз. Ворона вот-вот начнет ломиться, надо что-то предпринимать, надо собраться с силами, надо обязательно попытаться подняться.
Но как же хочется просто сидеть и смотреть в одну точку…
Третьего стука не дожидаюсь, все же нахожу в себе капельку силы. Это плохо на меня влияет, опять выпадаю из нормальной реальности и начинаю слышать голоса, причем не все они принадлежат знакомым людям, а некоторые вообще не похожи на человеческие. Иногда голоса произносят что-то безобидное, иногда омерзительно гадкое, иногда жутко страшное. Но вообще-то они не отличаются изобретательностью и обычно со всех сторон наперебой советуют одно – как можно быстрее найти узкий кусок оконного стекла и сделать с собой кое-что нехорошее. Самое странное, что иногда, слушая это, я стараюсь не улыбнуться, мне почему-то становится радостно и тепло.
Невыносимая боль проникла в тело через иглу, свела меня с ума и куда-то ушла. Жизнь прекрасна на сорок процентов. Снаружи не горячо, внутри нет света. Хочется встать на одну ногу и царапать ногтями пластик до тех пор, пока он не скажет спасибо, но где взять на это силы?
Со мной что-то не так. Я думаю как-то неправильно. Но откуда взять нормальные мысли?
– Элли! Да очнись же!
Селедка лупит меня по щекам, а я только и могу, что глупо улыбаться в ответ. Не удержалась, губы сами собой растянулись, вернуть лицу отстраненную строгость не получается, да и сложности у меня с серьезной мимикой. Как там про меня Тина когда-то сказала? Что даже когда мне снятся кошмары, я остаюсь оптимистически-миловидной. Да, я именно такая, и потому улыбка мне очень идет, не пойму, почему директриса и старшая воспитательница так недовольны демонстрацией привлекательного элемента моих внешних данных.
– Аля, да этот маньяк-наркоман влил в нее такую дозу своей гадости, что этого хватит для выведения из строя пяти казарм гвардии. О боже, да она ведь в таком состоянии подиум от потолка не отличит, это полная катастрофа, это провал! Я убью этого шарлатана! Не знаю как, но убью! Он ведь специально все подстроил! Просто издевательство какое-то!
– Я думаю, что все предельно плохо, ты только посмотри на ее зрачки.
– Вижу, Альбина, прекрасно вижу. Ее глаза обращают на себя внимание в первую очередь, так что это непременно заметят, и могут пойти слухи, что мы пичкаем своих девочек разной гадостью.
– В ее случае так оно и есть.
– Ее случай особый.
– Знахарь говорил, что это средство может ей помочь, хотя и снимет не все эффекты.
– Что именно он сюда намешал?
– То, что всегда мешает, ты ведь сама знаешь, что о нем люди говорят.
– Опять колоть ей какую-то дурь, сваренную конченым наркоманом?!
– А что нам еще остается?
– Я много чего повидала за эти годы, но чтобы одну из лучших орхидей день за днем пичкали тяжелыми наркотиками… Такое здесь наблюдаю впервые. Ну так что, колем, пока ее, такую всю из себя интересную и улыбающуюся, кто-нибудь, кроме нас, не увидел?
– Давай. Постой!
– Аля, что-то не так?
– У нее платье без рукавов, след от укола останется, до смотрин не успеет исчезнуть.
– Это всего лишь крошечная точка.
– Уверена? А вдруг синяк останется?
– У нее завышенная регенерация, не должен. Что ты делаешь?
– Разве не видишь? Вот сюда давай коли – в бедро. Платье короткое, но не настолько же, никто ничего не заметит.
– А разве можно в ноги колоть?
– Здесь такие же вены, как везде. Давай уже, Флора, время теряем, его и так почти нет.
– Ну, как скажешь, я уже на все согласна, даже на полный провал. Слов нет, как все надоело.
Мне уже не плохо, но и не хорошо. Настроения нет, все мрачно до отвращения, щебечущие вокруг воспитанницы кажутся нежеланными отпрысками уродливых чудовищ.
Ну как можно быть такими шумными? На нервы ведь действуют.
Мною занимается лично Ворона, чему я, разумеется, не сказать, что очень рада. Сижу с угрюмейшим видом, наблюдая, как сушит она под ультрафиолетовой лампой наращенные ногти моей правой руки, и пытаюсь размышлять над значимым для всех нас вопросом.