Страница 19 из 30
При втором приступе удержалась благодаря тому, что успела добраться до угла и надежно уперлась руками в две сходящиеся стены.
Да я просто супер, ни разу не брякнулась, а ведь уже половину пути прошла. Ну теперь я точно смогу, мне все под силу.
Каждый шаг давался с такими муками и напряжением, что даже подзабыла – ради чего именно затеяла этот тяжелейший поход. В голове лишь одно засело – надо обязательно добраться до двери и открыть ее.
Всего лишь добраться и открыть – смешной пустяк для здорового человека, и тот еще подвиг для меня.
Я сделаю это. Я смогу. Я само воплощение упрямства, если я что-то решила, рано или поздно так и будет.
Так и есть – у меня все получилось. Держась одной рукой за ручку, другой упираясь в дверной косяк, уставилась на квадратную комнатку, где не было ничего, кроме тесной душевой кабинки, раковины и унитаза.
А еще там была Саманта, и, глядя на нее, я вспомнила – зачем меня сюда понесло. Все связные мысли вылетели, пока с муками пробиралась вдоль стен. Мне ведь надо было с ней поговорить, не оставлять наедине с размышлениями о не самом веселом будущем. Я наконец пришла, вот только говорить уже ничего не надо.
– Ли, что ты делаешь?! – ударил по ушам недоуменный крик Тины.
Я уже долгое время не реагировала на вопли сцепившихся орхидей, но этот врезался в сознание, он сильно выбивался из ритма грандиозной ссоры. Наконец-то хоть кто-то заметил, что лежачая больная нарушает строгий постельный режим.
– Заткнитесь, пожалуйста, все заткнитесь.
Я произнесла это усталым негромким голосом смертельно вымотавшегося человека, но все присутствующие, должно быть, что-то в нем уловили. Что-то такое, после чего даже самая грандиозная ссора теряет всякий смысл. Затихли, как по команде, развернулись в мою сторону, глаза у всех стали необычными, будто на меня уставились пойманные с поличным нашкодившие котята.
Нет, не у всех – есть одно исключение, – Миа все еще не сказала свое последнее слово. А тут подвернулась такая уникальная удача – я стою в трех шагах, вся из себя беспомощная и потерянная. Ну просто идеальная мишень для словоизвержения, упустить такое – зря жизнь прожить. Не понимая, что всяким ссорам теперь здесь не место, она, развернувшись, стремительно приблизилась, агрессивно скалясь, чуть ли не в лоб ткнула пальцем.
– Ты! Лиса драная! Ты кем себя возомнила?! Да кто ты вообще такая, чтобы приказывать мне заткнуться?! Ты же дешевка, ты дрянь, ничего не стоящая, да тебе место на помойке с дикими рейдерами, ты ведь не зря так к ним рвалась! Ты такая никчемная, что тебя твой Портос даже не стал забирать из Цветника! Тебе, дешевке, дали шанс, не выперли под зад коленом, так что сиди тихо и рот не разевай! Ты все поняла?! Лучше бы тебя сделали подстилкой кваза, а не Саманту! Хотя что я говорю, ты ведь даже квазам не нужна! Ты так и будешь тут торчать вечной засохшей орхидеей, ты провоняешь здесь все собой! Никчемность ты ходячая, идиотка уродливая, у которой нет ничего, кроме дурацкой мордашки с глазами тупой куклы! Молчишь?! Вот и молчи, а то моду взяла, рты другим затыкать! Да ты грязи под моими ногами не стоишь, дура никчемная!..
Ну и так далее, в том же духе…
А я просто стояла под нескончаемым словесным водопадом, собирая в один комок последние силы. Спокойно стояла, мне сейчас ни говорить лишнего нельзя, ни напрягаться даже чуть-чуть. Недолго мне осталось, накатывает очередной приступ, и я почему-то твердо уверена, что удержаться на ногах не смогу, несмотря на любые усилия, – невеликие запасы моей устойчивости исчерпаны.
Я слишком много себе позволила, и вот-вот буду за это наказана.
И лишь когда поняла, что выжала из себя все силы до последней капли, уставилась в глаза Мии и спокойно произнесла:
– Ты случайно не забыла наш последний разговор?
Та осеклась на полуслове, сбитая с толку как моим ледяным голосом, так и словами, никак не вписывающимися в рамки ссоры. Я ведь далеко не в том состоянии, чтобы напоминать о взбучке, которую исхитрилась ей тогда устроить втайне от всех. И в ее темных глазах что-то промелькнуло. Она ничего не забыла, боится меня даже такую беспомощную, но все же придется ей напомнить, обязательно придется.
Очень может быть – это будет последнее, что я успею сделать в своей жизни. Это плохо, это неженственно, но это нужно как мне, так и ей.
Это всем нам нужно.
Одно время меня на совесть учили калечить и даже убивать людей, да и потом этому уделяли внимание, мы ведь должны уметь защищать своих избранников (ну и себя заодно). Вот только на все эти ухищрения меня сейчас не хватит. И потому, продолжая придерживаться за дверной косяк, до упора выгнула ладонь второй руки и хлестко врезала Мие в нос. Сил у меня, конечно, осталось всего ничего, мускулатура несерьезная, но и эта мерзавка по телосложению ушла недалеко от трубочки для коктейлей и к тому же стоит на туфлях с высоченными каблуками, а это самая коварная в мире штука.
Что-то тихо хрустнуло, Миа, издав непередаваемый писк, завалилась назад так стремительно, что в задравшемся подоле короткого красного платья я успела разглядеть такого же цвета трусы. Должно быть, ноги ее при этом взлетели кверху, нацелив громадные каблуки на потолок, но это я уже не осознала, потому что тоже не удержалась, ввалилась спиной вперед в дверной проем, рухнула на пол с жутким звуком, стукнувшись головой о кафель, и успела подумать, что мне повезло, ведь могла приложиться затылком о край унитаза.
Потом уже смутно увидела склонившуюся надо мной Тину и почти сразу услышала ее истошный крик, и даже догадалась о том, по какой причине она орет.
Тина разглядела Саманту.
Под этот крик я и закрыла глаза, позволив накатывающей тьме унести меня туда, где всегда тихо.
Глава 6
Мужчины, наркотики и прочие немыслимые вещи
Так вот она какая – смерть. Это когда тебе невыносимо плохо, ты почти не осознаешь, что именно вокруг тебя происходит, но иногда вдруг становишься свидетельницей того, что совершенно невозможно при жизни.
При жизни мужчинам в Цветник путь заказан уже давно. Именно из-за этого нас покинули многие преподаватели, одного из которых, пусть и с большой натяжкой, можно было назвать моей детской любовью. Я даже плакала однажды, когда осознала, что больше никогда его не увижу.
С тех пор поумнела, конечно, но все равно вспоминаю о нем с теплотой.
Этот человек научил меня очень полезным вещам и оказал колоссальное влияние на формирование характера. Не будь его, я бы, возможно, стала почти такой, как все.
То есть цветущей на одном месте орхидеей, а не такой непоседливой Ли, Лиской, Лисой-лисичкой, которой слишком тесно в вольере за стеной. Той, которая может всю дорогу таращиться в смотровую щель Цветомобиля на далекий горизонт.
Ну и в сторону стены постоянно посматриваю.
Правило изменили, преподавателям и прочим с тех пор вход запрещен. Исключение лишь одно – избранные мужчины. Но это исключение работает не на всей территории и не все время. Лишь в редкие дни смотрин им дозволяется находиться в нескольких местах, предназначенных для избранников, – это часть смотрового зала и примыкающая к ней пристройка. Остальное – вечное табу, там даже ремонт делается женскими руками, как все прочее, включая замену лампочек и уборку.
Я еще не забыла, сколько хлопот свалилось на Цветник из-за банальной засорившейся трубы. Женщин-сантехников найти не смогли, и мы едва не оказались посреди очень нехорошего озера.
В медицинском блоке мужчина находиться не может ни при каких обстоятельствах, кем бы он ни был. Такое разве что Герцогу позволено, но зачем ему это надо?
Однако сейчас здесь находится мужчина, причем не Герцог, и это прямо свидетельствовало о том, что я умерла. На том свете не стоит удивляться самым невообразимым вещам, так что все нормально.
Я не видела нарушителя устоев Цветника, зато слышала его голос – суховатый, с дребезжащими нотками, всем недовольный.