Страница 14 из 30
Точнее – знахарок, ведь мужчинам в Цветнике доступны лишь часть смотрового зала и пристройка к нему. Пустить их сюда, в место, где содержат полуголую воспитанницу, неспособную в данный момент даже позвать на помощь…
Это совершенно исключено.
Две знахарки, которые время от времени здесь появляются, только делают круглые глаза. Похоже, ни одна, ни вторая не понимает, с чем они столкнулись. Зря их приводят, я лишь раздражаюсь от их бесполезной суеты.
Зато когда они уходят, я остаюсь одна. Даже в моем состоянии это почти блаженство, ведь мы не знаем, что такое одиночество, рядом с нами всегда кто-нибудь есть. Иногда меня это напрягает до желания с кем-нибудь поскандалить без причины, так что даже в столь плачевном положении можно найти плюс.
К тому же прямо сейчас мое состояние улучшилось настолько, что я могу не только шевелиться, а и решиться на большее. Куда большее. Например – сесть. Только не понимаю, зачем мне это нужно.
Лучше и дальше буду лежать и мечтать, чтобы невыносимая дурнота отступила далеко-далеко, а потом и вовсе ушла, распрощавшись со мной навсегда.
Да, мне заметно лучше, веки поднялись без труда. Может быть, и впрямь выздоравливаю?
А что это за шелест непонятный? И почему так странно открывается дверь медицинского блока, почти без скрипа, который я уже запомнила до последней нотки? Такое впечатление, что кто-то пытается проникнуть сюда украдкой.
Ширма резко ушла в сторону, и я с удивлением уставилась на необычно серьезно одетую Тину, – такое в повседневной жизни мы не носим, да и косметика парадная. Подруга, настороженно таращась, подчеркнуто радостно воскликнула:
– Ли, мы думали, что ты тут при смерти лежишь, а ты вся такая розовая и красивая. Выздоровела?
– Кто бы меня тут держал здоровую?..
«Ух ты, я, оказывается, умею говорить! Голос, конечно, так себе, но он все же не пропал».
– Тебе плохо?
– Нет, уже лучше, в обмороки почти не падаю. А кто тебя сюда впустил? И почему ты так необычно одета?
– А ты разве не знаешь?
– Что?
– Боже! Да ты же и на самом деле ничего не знаешь!
– Что я не знаю?
– Ли, ты пропустила смотрины! Фантастика!
– Какие смотрины? До смотрин еще целый месяц. Только не надо говорить, что я здесь провалялась тридцать дней.
– Внеочередные смотрины, мы сами в шоке.
– Это как?
В дверь трижды стукнули. Тина, побледнев, затравленно заметалась взглядом по сторонам, затем заскочила в крохотный санитарный блок и, уже закрываясь, умоляюще произнесла:
– Не выдавай и даже не смотри в мою сторону.
Три стука – наш традиционный сигнал, что воспитательницы рядом. Ну да, на высоких каблуках убежать отсюда она не успеет, медицина у нас располагается в неудобном тупичке длинного, хорошо просматриваемого коридора. Могла бы разуться ради такого дела, тоже мне еще, прятаться вздумала. А вдруг кто-нибудь туда заглянет?
Дверь открылась, и благодаря тому, что Тина не вернула ширму на место, я успела заметить, как заходят Ворона и директриса, причем знахарок с ними нет.
Что им вообще здесь понадобилось? И что я буду им отвечать, если спросят о потревоженной ширме? Ведь считается, что самостоятельно неспособна и пару шагов пройти.
От греха подальше прикрыла глаза, сделав вид, что в очередной раз провалилась в черноту забытья. Видеть теперь ничего не видела, зато слышала прекрасно. Даже тогда, при первых приступах, мне часто изменяло зрение, но слух если и отключался, то лишь на непродолжительные периоды.
Судя по шагам, обе приблизились к моему закутку, остановились рядом и молчат.
Первой заговорила Ворона:
– Элли спит.
– Она не спит, сном такое состояние называть нельзя, – возразила Селедка. – Так Харита говорила.
Харита – одна из знахарок. Та, которая считается более опытной и сильной.
Только мне она абсолютно ничем не помогла, если не считать тех таблеток, после которых боль отступает, а дурнота становится терпимой.
– Я не верю этой шарлатанке, – возразила Ворона. – Элли в таком состоянии уже третьи сутки, а она так и не сказала ничего определенного, только словами играет и все время пичкает ее разной химией.
– Она лучшая из всех наших знахарок.
– Это не значит, что она хорошая.
– Очевидно, этот случай не для нее. Но если состояние Элли не улучшится, мы найдем другой вариант.
– Какой?
– Не знаю, надо с Эсмеральдой обговорить. Портос будет недоволен, если мы потеряем его девочку.
– Портосу она нужна так же сильно, как мертвяку пуля в голову.
– Ты права, – согласилась директриса, тем самым вслух признав, что жених у меня проблемный. – Но Элли, по сути, уже его собственность, пусть и неформально, но часть статуса. Только представь, что будет, если все вокруг начнут ему соболезновать по поводу гибели невесты, которая жила не в его доме, а оставалась в Цветнике? Двусмысленная ситуация, мы не имеем права такие допускать.
– Я бы на его месте хорошенечко подумала, прежде чем настолько затягивать церемонию бракосочетания. Такое уже ни в какие рамки не укладывается, и это целиком его вина.
– Альбина, мы сейчас не о том говорим.
– Я лучше поговорю об Элли, чем о нашем позоре. Мы опозорились, как… Мы сильно опозорились, мы как последние дуры себя повели.
– Не груби мне.
– Простите, госпожа Флора, больше такое не повторится.
– Аля, брось такой тон, лучше уж груби – пусть тебе и не идет, но воспринимается предпочтительнее подобных извинений. Не надо так остро реагировать, в истории Цветника бывали и более вопиющие случаи. Уж тебе ли не знать.
– Но я реагирую остро и не понимаю твоего спокойствия. Насчет Саманты уже почти договорено, что она в ближайшее время уходит к господину Резкому. Если бы не нападение Братства, он бы уже провел церемонию развода, это из-за них ему пришлось уехать на восточные позиции, причем срочно. Его прежняя жена – легкомысленная женщина с плохой репутацией, в его нынешнем положении ему нужна статусная супруга, слишком высоко поднялся. И как же он отреагирует на то, что его девушку отдали западникам? Ты же его прекрасно знаешь и прекрасно понимаешь, какой может оказаться реакция. Он ведь просто бешеный.
– Аля, начнем с того, что восточные позиции у нас теперь не настолько далеко, как раньше. До них рукой подать.
– Я это знаю. Сейчас это знает каждый, у кого есть уши. Ты не поверишь, но за эти дни я даже научилась различать орудия по звуку. Война теперь у нас под боком, господин Резкий мог бы выкроить чуточку своего времени ради такого пустяка, как церемония развода, ему бы не пришлось для этого далеко ехать. Только после развода он может рассчитывать на Саманту официально. Ну почему у них всегда какая-нибудь ерунда? Почему нельзя придерживаться простых правил?
– Аля, ты прекрасно знаешь, что у нас тут зачастую все решается мимо официальных путей. К тому же ты меня перебила. Есть предварительный договор с Резким, это негласно одобрено наверху, все знают, что жен он меняет часто, такая у него привычка, и ему постарались вбить в голову, что орхидеями мы не разбрасываемся, придется довольствоваться одной, мы не намерены обеспечивать его все новыми и новыми игрушками. Но с того же верха нам было приказано вывести на смотр всех воспитанниц, которым еще не подобраны мужья. Так что господин Резкий со своей тягой к светловолосым нимфеткам может катиться до самого края востока – приказ есть приказ. Думать надо было головой, а не тем, чем он обычно думает. Ты слышала, что они пытались прижать муров к перезагружающемуся кластеру?
– Я слышала, что муры на это не согласились.
– Альбина, это животное, вместо того чтобы лично организовать и возглавить преследование, приказало своим псам поймать на ближайшем свежем кластере несколько маленьких девочек. Сама догадайся, что потом с ними произошло.
– Этот боров начал ловить новеньких?!
– Не надо обижать животных такими сравнениями. Но ты права – да: боров, козел и похотливая извращенная тварь. Он скоро начнет ловить зараженных, лишь бы они не выглядели старше пятнадцати и были достаточно свежими на вид. Хотя насчет последнего не уверена, он явно не из тех, кто слишком придирчив к таким мелочам.